Зови меня своим именем

— Baciami ancora37.

Я поцеловал ее снова, но мои мысли устремились к берме. Стоит ли предложить ее? Нам придется ехать на велосипедах минут пять, даже если мы срежем и поедем прямо через оливковую рощу. Я знал, что мы наткнемся на другие парочки в округе. Еще был пляж. Я использовал его раньше. Все использовали. Я бы мог предложить свою комнату, никто бы в доме не узнал или не придал значения.

В сознании вспыхнули возможные картины будущего: она и я сидим в саду каждый день после завтрака, на ней бикини, которое всегда подстегивает меня пригласить ее поплавать.

— Ma tu mi uuoi veramente bene?38 — спросила она. Пришло ли это из ниоткуда или это было проявление все той же уязвленной потребности получить ответы и успокоиться? Это преследовало каждый наш шаг после книжного.

Я не мог понять, как дерзость и грусть, как «такой твердый» и «я тебе действительно не безразлична» могут быть так тесно связаны друг с другом. Я не мог никак вникнуть: как она, казалось бы, настолько ранимая, полная сомнений в себе и страхов, при этом готова вверить их в чужие руки; как она находит храбрость забраться ко мне в плавки с невозмутимым безрассудством и сжать мой член.

Пока я целовал ее, все больше распаляясь, а наши руки блуждали по телам друг друга, я вдруг придумал записку для него. Я собирался подсунуть ее под дверь той же ночью: «Я не могу выдержать это молчание. Мне надо с тобой поговорить».