Взятие Вудстока

10. Каждый хочет урвать свой кусок пирога

Площадь небольшого водного пространства, именуемого Белым озером, составляет примерно половину квадратной мили. Однако при всей скромности его размеров озеро имеет любопытную историю, к которой я собираюсь сейчас кое-что добавить.

После заседания городского совета враждебность к Вудстокскому фестивалю возросла, поднявшись на новый уровень. Стало ясно, что ключевые фигуры бетелской общины требуют определенного, скажем так, подбадривания, которое заставит их проникнуться приязнью к фестивалю. Вскоре было сделано несколько телефонных звонков и проведено некоторое количество тайных встреч. А затем со мной связался некий человек, который попросил меня отправиться после полуночи на озеро и передать там кое-что нескольким людям.

Белое озеро окружают деревья и дома с лодочными причалами и стапелями. В обычный летний день воду его бороздят многочисленные лодки, а время от времени на нем можно было увидеть даже человека, несущегося на водных лыжах. Однако по ночам все лодки стоят у берега, и озеро становится местом тихим и мирным. В некоторые же ночи его застилает туман.

Заседание городского совета состоялось в понедельник, а во вторник, вернее, уже в среду, сразу после полуночи, я сидел в стоявшей у одного из причалов гребной шлюпке, ожидая первого из череды курьеров, которым предстояло появляться здесь с пятнадцатиминутными интервалами. Сидел и дрожал, скорее от страха, чем от холода, слушая, как плещет о борт шлюпки вода. Время от времени по шоссе проносились огни машины, но по большей части ночное бдение мое совершалось в мертвой тишине, нарушаемой разве что сверчками, да уханьем бодрствующих, как и я, сов.

Наконец, подъездную дорожку причала осветили фары. Открылась и захлопнулась дверца. Из темноты до меня донесся звук приближавшихся шагов и вскоре надо мной появилась на причале устрашающая фигура. Ни до того, ни после я этого человека никогда не видел. Я покивал, давая понять, что он нашел ту лодку, которая ему требуется. Он вступил в мою маленькую шлюпку и уселся на корме, лицом ко мне. Друг на друга мы старались не смотреть. И ни он, ни я не произнесли ни слова.

В состав учебного курса иешивы уроки гребли не входили (к теме судовождения ученики ее подбирались ближе всего, когда изучали историю Ноя) так что плавание по озеру для меня веселым праздником вовсе не было. Вытянув из стойки на причале весло, я первым делом едва не уронил его в воду. Но, в конце концов, мне удалось установить весла в уключины и направить шлюпку к середине озера. Достигнув ее, я перестал грести, позволив лодчонке дрейфовать по темной воде. Луна отсутствовала, поднимавшийся от воды туман кишел призраками тех, кто не поладил когда-то с мафией и теперь покоился на дне озера. Не присоединюсь ли к ним в самом скором времени и я? Из тьмы окружавшего озеро леса сюда доносились негромкие звуки — казалось, что кто-то бродит там по палой листве. Я представил, как за мной неотступно следует прицел снайперской винтовки. А что если в ближайшую секунду голова моя словно взорвется от удара пули? Это у вас пистолет в кармане, сэр, или вы просто рады меня видеть? Мне хотелось броситься на дно шлюпки или выпрыгнуть в воду и поплыть, спасая мою жизнь, к берегу. Однако я сумел удержать мои страхи в узде, во всяком случае, на время.

Туман здесь был плотен настолько, что берега я не видел, а стало быть, повторял я себе, и нас никто увидеть не сможет. Сказать по правде, я и собственную-то руку различал с трудом, даже поднося к лицу. Я сунул ее в стоявший у моей ноги пластиковый пакет, нащупал пухлый конверт и передал его моему гостю. Он ничего не сказал. И я ничего не сказал. Ни «Большое спасибо, приятно было иметь с вами дело». Ни «Передайте мои наилучшие пожелания городскому совету». Дружеских расспросов о благополучии наших семей также не последовало.

Я молча направил шлюпку к причалу. И едва мы достигли его, как мой гость выбрался из шлюпки и торопливо пошел прочь.

Из подмышек моих, да и по спине, струился пот. «Как мне удастся справиться с четырьмя повторениями этого безумия?» — спрашивал я себя. И, словно он только этого вопроса и ждал, явился и опасливо забрался в шлюпку второй из призраков Вудстока. На сей раз она ушла в воду намного глубже, и я понял, что второй мой гость будет потяжелее первого. Этот расположился на носу шлюпки. Я воровато оглянулся на него, тут же отвел глаза и повел шлюпку к густой мгле, клубившейся в середине озера. Отплыв от берега на достаточно большое расстояние, я снова сунул в пакет, вручил моему гостю второй конверт и поспешил вернуться к причалу.

Когда шлюпка приблизилась к берегу, пассажир мой встал и попытался взобраться на причал, при этом едва нас не опрокинув. Я вцепился обеими руками в борта, стараясь выровнять шлюпку. Однако пассажира мои заботы не интересовали, он произвел вторую попытку и на этот раз ухитрился оттолкнуть шлюпку от причала.

— Проклятье, ближе подгреби, ближе! — завопил он, уже задыхаясь от своих усилий.

Я попробовал сделать это, но каким-то образом ухитрился отогнать лодку чуть дальше, так что тело пассажира, вцепившегося в край причала, оказалось растянутым между ним и шлюпкой.

— Я же в воду свалюсь, жопа ты этакая! Назад, назад!

Я сцапал его за штаны и ремень, попытался втянуть в шлюпку. Однако, от моего рывка она скакнула еще дальше от берега, и пассажир рухнул лицом в воду.

Половина его тела осталась в шлюпке, другая ушла под воду, опасно накренив нашу посудину. Я опустил руку в воду и ухватился за первое, что под нее подвернулось — за ворот пассажира. В отчаянии я изо всех сил потянул его на себя. Увы, ворот перехватил ему горло, едва не удушив беднягу. Голова его вынырнула из воды, он давился и издавал жуткие звуки, — такие, наверное, издает человек, когда его вешают. И тут от рубашки моего гостя оторвались пуговицы и он снова повалился головой вперед, на сей раз выпав из шлюпки полностью и мгновенно уйдя под воду.

Секунду-другую видно его не было. А затем он вдруг встал, по грудь в темной воде, и разразился руганью.

— Идиот гребаный! — орал он, направляясь к берегу и на ходу отгребаясь руками. — Богом проклятый гребаный идиот! Все деньги вымочил, мать твою!

Впрочем, добравшись до суши, он немного успокоился. Возможно, я ошибся, но мне показалось, что выбравшись из воды и направившись к машине, он пробормотал:

— Уф, староват я для таких номеров.

— Мир и любовь, брат, — прошептал я.

Вот теперь нервы у меня расходились по-настоящему. Я готов был оставить пакет на причале, приложив к нему записку: «Возьмите себе один конверт и живите в свое удовольствие». Однако Вудстокская Мечта удержала меня в шлюпке.

Подъехала третья машина. Отворилась и захлопнулась дверца, я услышал торопливые шаги.

— Ладно, это ты? — шепотом осведомился мой новый визитер.

— Кому же здесь еще быть в такой час? — спросил я.

— Ладно, умник, — тем же сценическим шепотом, — вези меня, только держись поближе к берегу.

Я немного отгреб от берега, потом направил шлюпку вдоль него. И когда решил, что от причала нас отделяет достаточно большое расстояние, перестал грести и поднял весла над водой.

— Что ты делаешь? — зашипел мой пассажир. — Разве я велел тебе останавливаться? Греби, греби.

Перепуган он был до смерти и, чем сильнее нервничал, тем более истеричным становилось его шипение. Вообще говоря, увидеть нас с берега здесь было легче, чем в окутанной туманом середине озера.

Я поплыл дальше.

— Куда ты приплыть-то хочешь? По-моему, мы уже далеко от причала.

— Говори потише, — прошипел он. — Услышит кто-нибудь. Нет, мне это место не нравится. Греби, греби.

Он здорово походил на крысу — маленькую, тощую и нервную. И чем дальше мы уплывали, тем пуще он нервничал.

— Вон туда, — прошептал он. Я поплыл «туда».

— Ладно, — вдруг сказал он. — Остановись здесь. Остановись!

Мы оказались в бухточке, накрытой пологом повисших над водой ветвей. Шлюпку понемногу сносило к низкой, поросшей травой отмели, поднимавшейся из воды совсем рядом с берегом. Я поднял весла, достал из пакета конверт, протянул его моему гостю.

— Не отдавай его мне в руки, придурок, — сказал он. — Спятил что ли? А если кто увидит?

— А чего бы ты хотел? — спросил я. — Чтобы я передал его через какую-нибудь рыбку? И кто нас тут увидит? На десять миль в округе мы единственные, кто не спит без задних ног.

В ответ он медленно, с театральной осторожностью произнес:

— Положи… конверт… на… дно… лодки. — Губами он при этом старался не шевелить, отчего сильно смахивал на неумелого чревовещателя. А затем быстро и нервно сказал: — Только не намочи его. Теперь пододвинь ко мне ногой.

Я проделал все это, он наклонился, чтобы взять конверт, и мне вдруг страшно захотелось двинуть ему кулаком в глаз. Просто из принципа.

— Ладно, теперь медленно плыви к причалу, как будто мы с тобой двое друзей, решивших прокатиться на лодке в прекрасную ночь.

— Ой-вэй, — прошептал я. Этому малому не помешало бы провести недельку в бунгало номер два — в обществе злющих, затянутых в кожу садистов из Бронкса.

Следующие два плавания к середине озера обошлись, слава Богу, без приключений. Последний из моих гостей покинул лодку, я подождал, когда отъедет его машина. А затем поспешил к моему «бьюику» и поехал прямиком в бар мотеля, где скрутил себе ну очень большой косяк, каковой и курил, пока он не заставил меня напрочь забыть о шлюпках, конвертах и ненавидящих рок-н-ролл психопатах.