Парящие псы

— Или слепая. Где были её глаза?

— Ага.

Фрай всё никак не унимался:

— Летающий червяк − даже звучит нелепо, хех. Хотя… Если тебя сожрёт какая-нибудь птица…

— Ой, прекрати!

— Ты вполне можешь полетать…

— Да перестань!

— В её желудке А-ХА-ХА!

— Так не считается.

— Ну всё, отныне ты не светлячок, а лётчик!

— Ну и зачем ты спрашивал? Чтобы смеяться надо мной?

— Смех продлевает жизнь, ты знал об этом?

— Ты хочешь долго жить?

— Да, знаешь ли, это МОЯ мечта!

И после этих слов он сделался задумчивым и суетливым.

— Так, лётчик! Мы теряем время! А ну, за дело!

Что-то бормоча себе под нос он деловито зашагал по веткам вниз. Связал очередную стопку стеблей, закинул палку с паутиной на плечо, вздохнул и молча начал подниматься вверх — тянуть развязывать и разбирать, прицеливаться ставить и замазывать. Так, шаг за шагом выстроилась лестница зигзагом вдоль всего ствола. Уставшие, но удовлетворенные, они стояли на вершине дуба, до самой верхней веточки их отделял один последний стебель − последняя ступень.

— Мы на пороге неба, Рой…Мы на пороге неба!

Фрай был охвачен предвкушением. Рой не сводил своего взгляда с его глаз, в них одновременно дрожали волненье, радость, страх и благодарность, и миновав последнюю ступень, он приподнял руками крылья, чтоб не споткнуться, ни за что не зацепиться и словно дама в пышном платье, подпрыгивая побежал по ветке вдоль − к самому краешку. Рой поспешил за ним. Отбросив крылья, мотылёк резким движением отодвинул листья в стороны, как будто ставни распахнул и из окна на них потоком хлынул лунный свет. Они шагнули в него и… Лежащий словно на ладони перед их взором распростёрся спящий лес. Укрытый низкими густыми облаками и окольцованный стальными водами реки, он безмятежно спал на мягком травяном ковре в огромном чёрном бархатном шатре, расшитом тысячей бриллиантовых камней.

— Ты знаешь, иногда мне кажется, что ТАМ, в стеклянной банке наверху сидит лишённая свободы большая стая светлячков. Глядят на нас тоскливыми глазами, и я как будто чувствую эту тоску.

Фрай не ответил ничего. Всё это время он стоял, едва дыша, ошеломленный и растерянный. Впервые в жизни он не слышал чужих мыслей за грохотом своего сердца, а в горле комом встали слёзы. Избыток света вызвал головокружение, и опьянённый мотылёк решил спуститься вниз на несколько пролётов. Присел на корточки спиной к стволу, закрыл глаза. На грани своего сознания, с отдышкой и большим трудом ему дались слова:

— А ты не думал… что на самом деле… в стеклянной банке… сидишь ты?

Рой, очарованный невероятным видом, не сразу понял смысл его слов. Поняв, он сделался испуганно-серьёзным, как будто резко вспомнил то, о чём давно забыл и всё невнятное внезапно стало ясным.

— Готов ли ты к свободе, Рой? Вот в чём вопрос.

С верхушки неба сорвалась звезда. И, прежде чем исчезнуть навсегда во тьме, дугою осветила лес. Рой проводил её глазами и через миг след растворился без следа, словно её и вовсе не было. Но ведь она была! БЫЛА! И стало ясно вдруг — она была не зря!

Он вернулся под утро рассеянный и погружённый в себя. Этой ночью он словно в какой-то момент стал другим. Ему нужно хотя бы немного поспать, чтобы всё в голове и душе улеглось. У норы его встретил раскатистый храп − Генри спал в куче мелкой листвы. Проход в комнату Роя виделся за ним. Оставалось пройти осторожно и тихо "по стеночке" − это он делал уже много раз и всегда удавалось. Он стал пробираться, но вдруг, ни с того ни с сего, Генри перевернулся во сне, положил свою голову сыну на хвост и опять захрапел с новой силой. "Что делать?" − Рой замер в испуге, не двигаясь и не дыша. — "Уберу − разбужу, лягу так − не усну." Через пару минут он решился и медленно начал вытягивать хвост, голова Генри плавно с него опустилась на землю. Он всё ещё спал. "Фух" − казалось бы, всё позади, но уже возле входа, совсем неожиданно, в самом расцвете звучания храп оборвал сонный голос отца:

— С добрым утром, сынок. Ты сегодня так рано?

— Да… Что-то не спится… И вот… Только встал.

— А-ха-ха, ну бывает, бывает. − сквозь зёв, протирая глаза, сказал Генри:

— Так то даже лучше! Побольше успеем зато, да?

— Угу.

Рой согласно кивнул и печально вздохнул − подремать не получится, но делать нечего, вяло плетясь за отцом и коря себя за неуклюжесть, он в пол уха слушал знакомую песню:

— КОРНИ, они как сосуды, сынок, а по ним, точно кровь, течёт сок. В этом соке − полезные вещи, вода. Понял? Древо корнями впитает что нужно и вверх понесёт по стволу, по ветвям, да к листочкам, вот так и живёт.

— Понял.

Рой вспоминал спящий лес в пелене облаков и звезду озарившую небо в падении, свежий ночной ветерок, лунный свет и слова, что сказал ему Фрай о свободе: "Готов ли ты? Что это значит? Хотел бы я знать…"

— И не только из почвы сосёт, а ещё и дышать может дерево, точно животное — мееедленно дышит, глубооокими вдохами. Но когда мы дышим, то чистый воздух вдыхаем в себя, а назад выдыхаем плохой. Ну а дерево наоборот − эти выдохи наши листвой поглощает, а нам выделяет потом чистый воздух наружу. Вот так и не знай, то ли мы для него дышим, то ли оно для нас.

— Точно.

"Хотел бы я знать, почему мы в тот день повстречали друг друга? То я ему послан судьбой для спасения или же он мне с какой-то неведомой целью был послан? И что будет дальше? Что будет потом?"

— А потооом, уж как семечки вызреют − у кого жёлудем, у кого шишкой, иль косточкой внутри плода, так попАдают в землю, и тут уж как Бог даст − взойдёт не взойдёт — неизвестно. Надейся и жди. Но уж коли взойдёт, да завьются как белые ниточки тоненькие корешки − вот уж радость так радость! Гляжу − родилося! Ой, как сразу благостно и хорошо на душе… РОДИЛОСЯ!

"К чему это всё приведёт? Фрай однажды поправится, вывих его заживёт, и он скажет: " Спасибо за всё и прощай!", улетит и оставит меня с моей жизнью один на один. Ему в небе парить, а мне горечь тоской запивать. Вот чем кончится."

— Дальше гляжу, а от взрослого дерева к маленькому потянулись отростки. Ну как оно чувствует? Глаз нет, а видит куда пустить корни и тяяянется, переплетается вместе с его корешочками, будто бы хочет к нему прикоснуться, обнять своё чадо. А долго дождя нету, то направляет ему по корням своим влагу, питает, заботится. Вон оно как − даже дерево любит дитя своё, да? У себя отнимает − ему отдаёт.

— Да.

"Осталось недолго. Вот вырастет дерево дружбы, что нами посеяна в радости, но соберу с него горькие сердцу плоды я один. И плоды эти — воспоминания."

Генри почувствовал в голосе сына тоску. Обернувшись, он сразу заметил во взгляде его перемену. Куда подевался улыбчивый ласковый и любознательный мальчик? Откуда взялось безразличие и отрешённость в его повзрослевших глазах? Что случилось с ним?

— Солнышко…

Рой усмехнулся.

— Ты выглядишь очень несчастным… Ты не заболел?

Касаясь хвостом его лба, как ладонью, и правой и левой щеки, он смотрел на него озабоченно и бормотал:

— Так и знал, ведь, аукнется нам этот дождь…

Рой убрал его хвост от лица, отступая:

— Да нет, пап… Я просто не выспался.

— Что ж ты не выспался?

Глаз не сводя с него, снова вплотную приблизился Генри.

— Я думал. Я просто задумался.

Рой, пожимая плечами, слегка отклонился назад.

— Это признак ума! − сказал Генри с улыбкой, и будто взглянув на всё со стороны, неожиданно для себя понял, что сын отдаляется, не раскрывает души и его охватила обида.

Пытаясь её подавить, он спросил осторожно, не двигаясь с места:

— О чём же ты думал, сынок?

Его голос звучал по-другому: всё так же заботливо, только немного печально и Рой, посмотрев на отца вдруг почувствовал, как между сердцем и горлом заерзало необъяснимое чувство вины.

— Да… О дружбе, пап…

Сын говорил неуверенно, робко.

— О дружбе?

Отец же напротив — воодушевился.

— Зачем она? В чем её смысл?

Генри вздохнул с облегчением и с теплотою ответил:

— ПОЗНАНИЕ! Это основа всех смыслов! А дружба даёт нам познание радости! Радости быть кем-то принятым, понятым. Радость, вот в чём смысл дружбы.

— И всё?

— Нет, не всё! Это только основа, познание — это лишь почва, а дальше − развитие, РОСТ! Милосердие, смелость, ответственность, честность и верность − всё самое лучшее вырастить нужно в себе как цветы, будто сердце твоё — это сад! И последнее, самое главное, Рой − БЛАГОДАРНОСТЬ! За всё благодарность, за всё!

— И за встречу, и за расставание?

— Как же! Конечно! Увы, не понять цену радости, коли не будет печали, и если сегодня к тебе пришла радость − скажи Богу просто: "Спасибо, что дал мне познать её". Если же радость однажды покинет тебя, то скажи ему снова: "Спасибо, что дал мне познать её ценность!"

— Но как? Как смириться с потерей?

— С потерей? Всегда нужно помнить о том, что она неизбежна. Всё временно в жизни и нет ничего твоего, Рой. Ошибка − считать будто что бы то ни было принадлежит тебе. Нет, сынок…

Рой опустил глаза.

— Всё появляется и исчезает, а твой − только опыт. И если сумеешь принять это, впредь, потерявши не будешь несчастен, а лишь благодарен. Подумай-ка сам, Рой, ну разве ты можешь лишиться того, что твоим никогда в самом деле-то не было?

Рой покачал головой.

— Знаешь, если ничем не владеешь, ничто не владеет тобой. Ты свободен!

— Свободен? − Рой поднял глаза и в душе его всё оживилось.

— Свобода! Когда ты готов потерять всё в любую минуту, то жизнь обретает свой истинный вкус. Каждый день, каждый миг вдруг становится невероятным, особенным. Ты научаешься чувствовать ярко и всею душою ценить настоящее, то, что на время дано тебе, не сожалея о прошлом и будущего не боясь, а ценить — значит быть благодарным!

— А как стать свободным?

— К свободе есть только один путь, и он пролегает сквозь страх.

— Значит я, побеждая свой страх, обретаю свободу?

— Мгм.

Рой задумался и через миг просиял, улыбнулся, а Генри напротив − поник, понимая, что сам он далёк от своих мудрых слов. Понимая, как быстро растёт его сын и как близок тот день, когда Генри придётся его отпустить. Как же страшно, как несправедливо, как сложно принять: "ОН НЕ МОЙ! Он не мой… Он всего лишь на время доверен мне Богом. Как дар. " Он пытался заставить себя испытать благодарность твердя про себя постоянно: "Ох, Господи-Господи! Благодарю тебя за эту честь и доверие!", но если честно, то это был самообман. Генри страшно боялся того дня, когда Рой покинет его старый дом.

В этот день решено было кончить работу пораньше. Рой полз впереди и, казалось, от грусти его ничего не осталось, он сбросил её со своих плеч, как плащ, потому что в душе потеплело, а Генри, озябший, поднял будто и облачился в него с головой. По дороге домой он нашёл белый маленький камушек и подобрал его, зная, что Рой собирает такие. В норе перед сном он обрадовал сына подарком и тот абсолютно счастливый отправился спать. Генри лёг в свою кучу листвы и упал в океан тишины, погружаясь все глубже, совсем не пытаясь спастись, и достигнув песчаного дна, закрывая глаза, он позволил тоске поглотить его, и задремал с ироничною мыслью: "А как хорошо говорил…"

Рой лежал на спине и смотрел в потолок. В потолок были вдавлены мелкие белые камушки − он находил их нечасто, но всякий раз радовался, нёс домой, создавал себе звёздное небо. Вот так и сейчас, оглядев "небосвод", подобрав подходящее место, он вставил ещё одну звёздочку и улыбнулся.