На игле

— Я знаю, девочки, где вы наркоту прячете…

— Лоример! У меня ничего нет, честное слово. Лоример! Лориме-е-ер!

Почувствовав, типа, панику в её голосе, он отпускает девушку. Все смеются и делают вид, что просто, типа, баловались, затем обе кошечки уходят.

— Куколки, может, увидимся позже вечером? — кричит им вслед Кайфолом.

— Ладно… в «Саутерне», — отзывается Джилл.

Кайфолом хлопает себя по ляжкам:

— Эх, отвести бы этих блядушек к себе в нору и выебать их там до полного бесчувствия. Сучки на это прямо так и напрашивались.

Прозвучало это так, словно он говорил это больше себе, чем мне и Ренте.

Тут Рента стал тыкать куда-то пальцем и кричать:

— Ломми! Смотри, у тебя белка возле ног! Убей сучку!

Кайфолом ближе всех к белке, он пытается приманить её, но та отпрыгивает в сторону каким-то диковинным образом, выгнув дугой всё тело. Такая маленькая чудная фигня, серебристо-серая и живая… прикинь?

Рента подбирает камень и швыряет его в белку. Я чувствую, что у меня замирает, типа, сердце в груди, когда камень со свистом проносится мимо маленькой дряни. Рента наклоняется, чтобы подобрать другой камень, хохоча при этом, как псих, но я останавливаю его:

— Перестань, чувак. Белка же, она, типа, нас не достает!

Мне не нравится в Марке то, что он любит мучить зверушек… это неправильно, чуваки. Ты себя не любишь, если хочешь мучить всяких безобидных тварей… я хочу сказать… на хуя это, типа, делать? Белка — охуительно красивое создание. Живёт как вольная птица, что хочет, то и делает. Возможно, Ренте именно это в белках и не нравится. То, что они такие свободные.

Рента всё ещё ржёт, пока я держу его за руки. Мимо проходят две шикарные тётки и смотрят на нас с нескрываемым, типа, отвращением. У Ренты в глазах появляется блеск.

— Держи эту пизду за хвост! — кричит он Кайфолому так громко, чтобы тётки тоже все слышали. — ЗАВЕРНИ ЕЁ В ЦЕЛЛОФАН, ЧТОБЫ ОНА НЕ ЛОПНУЛА, КОГДА Я ЕЙ ВСУНУ В ЖОПУ!

Белка увёртывается от Кайфолома, но тётки бросают нам взгляды, полные такого отвращения, словно мы не люди, а три кучи дерьма, прикиньте? Теперь и я начинаю покатываться со смеху, но по-прежнему не выпускаю Ренту из рук.

— Чего на нас эта тупая блядь пялится? Старая перечница! — говорит Рента достаточно громко для того, чтобы тётки его услышали.

Тётки стремительно отворачиваются и прибавляют шаг. Кайфолом кричит им вслед:

— ВАЛИТЕ НА ХУЙ, ДЫРКИ ВЫСОХШИЕ!

Затем он поворачивается к нам и говорит:

— Уж не знаю, чего здесь эти старые подстилки ищут. Никто не собирается их трахать даже здесь и даже в такое время. Я скорее выебу точильный круг, чем эту старую перхоть.

— Уж не пиздел бы, — сказал Рента, — ты бы и луну выеб, если б на ней волосы росли.

Думаю, он сразу же пожалел о своих словах, потому что, типа, Луной звали маленькую девочку, которая умерла, дочку Лесли. Она умерла непонятно, типа, от чего, и все вроде бы как знали, что этот ребенок у неё был от Кайфолома.

Но Кайфолом на это всего лишь говорит:

— Заткнись, спермотоксикоз ходячий. Каждая курочка, которую я ёб, того стоила.

И тут я вспомнил одну тёлку из Стенхауса, которую Кайфолом как-то привёл к себе домой по пьяни. Я бы не сказал, чтобы она была особенно зашибись. Видимо, у каждого чувака в жизни порой случаются проколы.

— Эй, а ту курочку из Стенхауса ты помнишь? Кстати, звали-то её как?

— А ты бы вообще молчал. Тебе ни одна дырка в борделе не даст, даже если ты завернешь свой болт в кредитные карточки.

Мы какое-то время ругаемся, потом продолжаем прогулку, но я начинаю думать об этой маленькой девочке, о Луне, и о белках, которые свободны и никому не мешают… они ведь её запросто, типа, убить могли и зачем?.. От всего этого на душе у меня становится паршиво.

И тогда я решаю не идти дальше вместе с этими людьми. Я поворачиваюсь и ухожу. Рента догоняет меня:

— Что с тобой, Кочерыжка… мать твою, чувак, что с тобой?

— Вы хотели убить белку.

— Но это же всего лишь белка, Кочерыжка. Вредное, блядь, животное… — говорит он и кладет мне руки на плечи.

— Не более вредное, чем я или, типа, ты… кто знает, кто вредное животное, а кто нет?.. эти вон тётки расфуфыренные нас тоже держат, типа, за вредных животных, что, значит, они теперь имеют право нас убить, если захотят? — продолжаю я.

— Извини, Дэнни… всего лишь белка, извини, приятель. Я забыл, как ты зверушек любишь. Просто, типа… ты же всё понимаешь, Дэнни, просто… блядь, я круто обломался, Дэнни. Ничего не понимаю. Бегби и всё такое… героин. Не знаю, что я такое творю со своей жизнью… это не жизнь, а говно, Дэнни. Вообще ни хера не понимаю. Извини, чувак.

Рента не называл меня Дэнни уже целую вечность, а теперь всё Дэнни да Дэнни. Надо сказать, что вид у него и на самом деле кислый.

— Да ладно… расслабься, котик… ну просто, типа, животные и всё такое… да ты не парься насчёт всего этого дерьма… я просто тут думал о невинных маленьких созданиях типа Луны, ну, девочки, прикинь… не надо делать им больно, типа…

А затем он, типа, прижимает меня к себе и обнимает изо всех сил:

— Ты — один из самых лучших людей в мире, чувак. Запомни это. Это не наркотики и не бухло говорят, это я тебе говорю. Просто если начнёшь говорить такое при всех, то тебя поднимут на смех да ещё пидором назовут…

Я хлопаю его по плечу, и мне очень хочется сказать ему, типа, то же самое в ответ, но я боюсь, что это прозвучит так, словно я говорю ему это только потому, что он мне так сказал. И всё же я говорю.

И тут у нас за спиной раздаётся голос Кайфолома:

— Ну вы, два пидора паршивых, или идите в кусты и там трахайтесь, или помогите мне найти Бегби и Мэтти.

Мы тут же выпускаем друг друга из объятий и смеёмся. Мы ведь оба знаем, что Кайфолом, несмотря на постоянную готовность засунуть в любую щель, какая только попадется по дороге, тоже один из самых лучших людей в мире и всё такое.

СОРВАЛСЯ