Кисмет

— Привет, — произносит мужчина, подойдя к ее столику.

— Привет.

— Меня зовут Томас.

— А я Анна.

Мгновение они смотрят друг на друга. Он в самом деле довольно привлекателен. Смуглой кожей, длинными волосами и носом с небольшой горбинкой он напоминает пирата, но это придает ему шарма. И у него совершенно поразительные зеленые глаза, такие большие, что Анна почти физически ощущает его взгляд.

— Можно? — спрашивает он, и Анна улавливает акцент.

— Конечно, — она указывает на стул напротив. Затем, вспомнив про влиятельных женщин, добавляет: — Мне только надо отправить имейл.

Пират медлит и хмурится:

— Мне подойти попозже?

— Нет-нет, садитесь! Буквально одну минуту. Как будто мы с вами ненадолго прервали беседу. В самом начале, — Анна нервно хихикает. — Начнем с перерыва.

Томас медленно кивает, садится и машет официанту, сообщая, что поменял столик. Анна чертыхается про себя, наспех импровизирует письмо Стелле и Карлу в «Брайтлинг», добавляет в соответствующую строку адреса Стюарта и Полы, прикрепляет файл «Влиятельные женщины» и жмет на кнопку «Отправить». На экране появляется изображение листка бумаги, который складывается в самолетик и улетает. Это повторяется три раза, а затем выплывает сообщение: письмо не может быть отправлено, потому что компьютер не подключен к Интернету.

— Проклятый рабочий ноутбук, — ругается Анна, и Томас осведомляется, в чем проблема.

Девушка рассказывает, что компьютер целый день вылетает из Сети, а ей надо отправить письмо к пяти часам. Новый знакомый предлагает помощь. Анна разворачивает машину к нему, так чтобы они оба могли видеть экран. Томас открывает окно настройки сетевых параметров и говорит: «А-а». Он объясняет Анне: что-то не так с конфигурацией, но он может ее наладить. Теперь совершенно ясно, что акцент у него французский.

— Да, пожалуйста.

— Только надо перезагрузить ноутбук.

— Хорошо. Давайте.

Томас снимает галочку в одной ячейке, ставит в другой, и оба они молча смотрят, как экран становится черным, а потом постепенно загружается снова. Когда компьютер опять активизируется, не только появляются обновленные интернет-страницы, но письмо, которое Анна пыталась отправить, уже лежит в ящике «Исходящие». Всего одно нажатие клавиши — и бумажный самолетик уплывает с экрана, а вместо него появляется сообщение «Письмо отправлено».

— Огромное спасибо, — говорит Анна, захлопывая ноутбук. — Я уже у вас в большом долгу.

— Я ничего не сделал, только снял галочку. Вообще-то я не очень дружу с компьютерами.

— Ну тогда примите мои извинения за то, что сразу поставила вас в неловкое положение.

На это Томас возражает, что люди часто чувствуют себя не в своей тарелке в подобной ситуации и что могло быть куда хуже — хорошо, что они не на пробежке, не в спортзале, не у стоматолога, не в самолете и не в толпе на концерте.

— Похоже, вы попадали в забавные ситуации, — предполагает Анна.

— Mais non.[1] Это я так, для примера! У меня не очень большой опыт. Это мое… пятое свидание.

— За какое время?

— Полгода.

— Полгода? — это признание так неожиданно, что Анна не может скрыть своего недоверия и громко смеется, но берет себя в руки и с раскаянием прикусывает губу. Но Томаса ничуть не смущает ее реакция, и он еще раз подтверждает, что за полгода программа показала ему совпадение лишь с четырьмя девушками. Анна отмечает, что его глаза всегда широко распахнуты, даже когда он спокоен; зеленые круги радужной оболочки ярко выделяются на белом фоне.

— Полагаю, совпадений вообще не так уж много, — Томас пожимает плечами.

— Так и есть.

— Что ж… приму это как комплимент.

— И правильно.

— Зато, — он наклоняется вперед, положив мускулистые руки на стол, — когда наконец появляется совпадение, значит, оно точно не случайное, — он смотрит ей прямо в глаза, откидывается на стуле и отхлебывает кофе, затем будничным тоном добавляет: — К тому же ты экономишь время.

— Конечно, — улыбается ему Анна. Подобной парадоксальной логике она сама следует в различных ситуациях: например, на работе любит в споре прибегнуть к провокации и заявить что-нибудь такое, что Ингрид косится на нее, не понимая, шутит она или нет. Анне словно открывается первое доказательство совместимости с Томасом, и она отмечает, что ей уже нравится этот парень. Однако делать выводы еще рано, и Анна отбрасывает эту мысль и спрашивает, кем были четыре другие девушки: англичанками или француженками.

— Все англичанки. Это и не удивительно. Я предпочитаю говорить по-английски.

— Почему же?

— Говорить по-французски слишком просто. Это как… — он что-то быстро произносит по-французски, размахивая рукой. Хотя Анна целый год проучилась в Гренобле и когда-то практически бегло общалась на этом языке, она не понимает ни слова из этой скороговорки. — Видишь? Речь течет свободно, слово за слово. Все равно что дышишь. А по-английски я должен прочувствовать каждое слово.

Анна задает вопросы. Он приехал в Лондон, чтобы практиковаться в английском? — Нет, по работе. — Кем он работает? — Звукорежиссером. — В Лондоне? — В Сохо. — Где бы он хотел жить, будь у него выбор? — В Нью-Йорке. Тогда она интересуется, что же ему так нравится в Нью-Йорке, но Томас наклоняется вперед и говорит:

— Ты задаешь слишком много вопросов.

Не моргнув глазом, Анна тоже наклоняется вперед и отвечает:

— Я журналистка.

Томас улыбается и осведомляется, для каких изданий она пишет. Она сообщает название вебсайта. Он, кажется, под впечатлением. Она предупреждает его следующий вопрос и объясняет, что пишет очерки об известных женщинах и в пятницу будет брать интервью у Сахины Бхутто, а на следующей неделе у Амаль Клуни.

— Кто это — Сахина Бхутто?

— Архитектор. Ты наверняка ее знаешь. Она построила «Жестяную банку» и то здание в Китае, которое видно из космоса.

— У меня не слишком широкий кругозор.

— Ты что, она такая знаменитая персона. И жутковатая. А мне придется беседовать с ней!

Томас медленно кивает, опустив уголки рта в унылом удивлении.

— Ты настоящая журналистка.

— Полагаю, да. Пишу слово за словом по-английски. Но это не так легко, как дышать. Больше похоже на выдергивание зуба.

Анна хочет развернуть эту тему — сдержанная реакция Томаса позволила ей думать, что она может свободно поговорить на волнующую ее тему, не вымучивая улыбку. Наверно, она даже может признаться, что не уверена, способна ли осилить эту работу и хочет ли вообще этим заниматься. Но Томас мгновенно подхватывает ее слова: ему нравится это сравнение — «выдергивание зуба». Он впервые оживляется и добавляет, что во Франции сказали бы tirer les vers du nez — «тащить червей из носа».[2] Анна выражает сомнение, что эти два высказывания обозначают одно и то же, но Томас оставляет ее замечание без внимания и перечисляет другие французские идиомы: «называть кошку кошкой», «подбросить кролика», «прыгать с петуха на осла».[3] Анна пытается объяснить ему значение выражений «белый слон» и «красная селедка»;[4] эти словосочетания смешат обоих, и после того как смех проходит, они долго смотрят друг другу в глаза. У Анны захватывает дух. Она хотела бы знать, что чувствует Томас. Его лицо снова становится бесстрастным, но, возможно, это маска, скрывающая избыток эмоций. Она слышала о парах с необычайно высоким индексом совпадения, которые на первой же встрече часами сидели и смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Но у нее-то с Томасом совпадение всего 72 балла, и ей не стоит терять голову.

— С тобой так интересно, — произносит он. — Пойдем куда-нибудь выпьем?

Неожиданное предложение: сейчас всего полшестого, на улице даже не стемнело. Анна колеблется, но Томас уже натягивает куртку. Анна смотрит, как он застегивает пуговицы до самой шеи, поросшей темными волосами, и мямлит, что ей, к сожалению, нужно идти. Но сама слышит, как слабо и неубедительно звучат ее слова, и, когда Томас встает, она снова любуется его высокой фигурой, мужественным видом, ярко-зелеными глазами. Над его головой вспыхивает число 72.

— А мы недолго, — говорит он, оборачивая шарф вокруг шеи. — Ты сама сказала, что у меня в долгу.

Они выходят на Поуленд-стрит, Томас на полшага впереди, пересекают Оксфорд-стрит и оказываются в Фицровии. Анну раздражают ее потертые ботинки, вместо звонкого стука издающие унылый хлюпающий звук, словно выпуская из каблуков воздух. Оба идут молча, потом Томас говорит, что Анна, если хочет, снова может вести себя как журналистка, и тогда девушка напоминает ему, что он не ответил, почему Нью-Йорк — его любимый город.

— А что в нем может не нравиться? Это же Нью-Йорк. Я люблю в нем все без исключения, — он произносит «ислючення».

— Ну, я, например, не в восторге от планировки, — возражает Анна. — Все эти улицы и авеню под номерами.

— Интересная ты журналистка — отвечаешь на собственные вопросы.

— Никаких названий, только номера, квартал за кварталом. Это так… скучно.

— Я как-то об этом не думал. Но ведь в этом есть смысл.

— Но разве через некоторое время тебя не начнет бесить от бесконечных прямых углов?

— Смысл в этом есть, — повторяет Томас, словно закрывая тему. — Всем нравятся прямые улицы.

Анна чувствует легкое раздражение, но, пожалуй, это даже к лучшему: она словно обретает под ногами твердую почву после приступа головокружения. Ладно, выпьет стаканчик, максимум два, и уйдет.

— А мне не нравятся, значит, уже не всем.

Вместо ответа он поворачивается к входной двери, за которой открывается узкая лестница. Они спускаются в бар с низкими потолками, выложенным шахматной плиткой полом и обитыми зеленой кожей полукабинетами. Официант в бабочке принимает заказ и возвращается с двумя стаканчиками, наполненными в основном льдом и листьями. Анна опустошает свой за четыре глотка, слушая, как Томас рассказывает о своей работе и, удовлетворяя ее интерес, о любимых звуках: поющей пилы, стучащих в окно капель дождя, очищаемого мандарина.

— Мандарин же чистится бесшумно?

— Обожаю этот звук! — Томас снова приходит в возбуждение. — Он похож на треск отлепляемой липучки, но гораздо мягче. Только мандарин должен быть спелым, чтобы между кожурой и мякотью был воздух. Тебе надо попробовать.

Подходит официант, Анна соглашается на еще один стаканчик, справляется с ним так же быстро, как и с первым, и идет в туалет. Должно быть, француз очень ей нравится: увидев в зеркале, что челка ведет себя хорошо, девушка испытывает облегчение. Когда она возвращается к столику, ее ждет третий коктейль вместе с мандарином, который, видимо, принес официант по просьбе Томаса. Девушка чистит его, держа около уха, но ничего не слышит из-за громкой джазовой музыки и гомона бара. Томас забирает у нее фрукт, говоря, что он недостаточно спелый. Он очищает кожуру до конца, и они вместе съедают плод. Томас передает Анне дольки, а она кладет их в рот, и это кажется ей неприличным, почти непристойным занятием, которому не пристало предаваться на публике. Но Томас раскрепощается еще больше, становится болтливым, пока не допускает ошибку: когда телефон в ее сумке звонит и сумка заметно вибрирует, он называет ее «сука» вместо «сумка». Анна хохочет; он, кажется, несколько обижается и предлагает перейти на французский.