Би-боп (повести)

22

Симон сказал мне, что перед тем, как выехать в больницу, он подумал обо мне, глядя в большое окно. Разумеется, он был поглощен участью Сюзи, и все же у него возникла эта мысль. Он был подавлен смертью Сюзи, пьян от свободы, и все же у него возникла эта мысль. Потрясен новостью, которая свалилась перед ним, у его ног, как дар или бомба, образовавшая кратер, который он все-таки надеялся обойти, чтобы продолжить.

Жить, сказал он, и вот я смотрел в окно в ожидании Дебби, которая готовилась, ей надо было переодеться и сделать несколько звонков. И в какой-то момент посмотрел налево и увидел на последнем, мансардном, этаже дома закрытое зеленой шторой окно, которое вписывалось в серую плоскость оцинкованной крыши, а над крышей полоску синего неба с белым облаком. И, несмотря на свое счастье, омраченное скорбью, или скорбь, освещенную счастьем, что было как луч солнца в свинцовом небе, я подумал о тебе, я сказал себе: Хм, если бы я был художником.

Я готова, сказала Дебби. Можно ехать прямо сейчас, если хочешь, когда захочешь, как ты? Держишься?

Да, держался. Будет держаться. Пока держусь, подумал он. Он боялся увидеть свою Сюзи мертвой. Как будто я уже там, подумал он. Ты знаешь, где это? спросил он у Дебби. Да, она знала. Тем лучше, сказал он, потому что я. Она предложила ему повести машину. Я предпочел бы не, сказал он.

Симон уже проехался на этом «порше», когда возвращался с пляжа. Когда-то он об этом мечтал. Ну вот, теперь это свершилось. А если всерьез, когда-то он мечтал в своей жизни встретить большую любовь. Ну вот, теперь она здесь, она смотрит на него, говорит с ним, говорит ему: Поехали?

А еще вот уже лет пятнадцать, он мечтал вновь насладиться игрой на фортепиано. Ну вот, теперь это возможно. А Сюзи во всем этом? За все надо платить, сказал он мне. Его теория расплаты за все. Он часто рассказывал мне о ней.

Дебби переоделась. Оделась по-мальчишески. В штанах ее ноги казались еще длиннее. Симону стало стыдно, что он любовался ею. Вот такие дела, сказал он себе, я расплачиваюсь, я уже плачу, я буду платить, сколько потребуется, и когда-нибудь, может быть, обрету покой, может быть.

Дебби повернула ключ зажигания. Вы слушаете «Франс Интер», в студии двадцать часов, сказали по радио. Дебби его заглушила. Как глупо. Из страха, что расскажут о Сюзи. По радио, конечно, ничего бы не рассказали. О Сюзи не знал никто.

Ее никчемная авария, происшедшая в никчемном лесу — об этом не знал никто, кроме Симона и Дебби, Анны и Жами, родителей Анны и инженера, да, он позвонил, чтобы вновь поблагодарить Симона за то, что тот спас его, его выходные, его жену и его дочурку.

Он попал на Нардиса-сына. Отца нет, сказал ему Жами, он уехал к моей матери, своей жене, в больницу, она попала в аварию, она умерла.

Его жена разбилась насмерть, сказал инженер своей, ты представляешь; может быть, я виноват, как ты думаешь, может, послать ему цветы?

Было 19:45. Затем Анна и Жами уехали с котом. Да, я сказал «с котом». Произошла невероятная вещь. На самом деле произошли две невероятные вещи. Пока рассмотрим первую.

Собираясь уже выезжать, Анна и Жами увидели, как Чок вылез из-под дивана и запрыгнул в корзину. Да, он будто понял, что никогда больше не сможет увидеть Сюзи. Что единственный шанс ее увидеть предоставляется ему только через эту корзину.

Свернувшись внутри корзины, он смотрел на Анну и Жами, как бы говоря: Только без сцен, я еду с вами. От этого они опять заплакали, после чего закрыли корзину.

В двадцать часов все втроем они уже катили по кольцевому бульвару по направлению к автостраде, ведущей к морю.

Кабриолет Дебби катил вдоль моря. Пока она еще не могла удалиться от моря. Дорога шла вдоль моря. Существовал другой путь, более прямой, ведущий к территории в глубине материка и пересекающий ее, но Дебби, заботясь еще и об эстетике, подумала, пока наступал вечер и закатные цвета становились болезненно пронзительными, что прибрежная дорога подействует на Симона умиротворяюще.

И действительно, это умиротворяло. Удобно устроившись на пассажирском месте, Симон сквозь расплывчатую сетку диких растений по обочине смотрел на океан, который медленно шевелился, вынужденный все еще поблескивать под огненным диском, наверное солнцем.

Впервые Симон уезжал с моря без досады, зная, что он вернется, не на следующий год, как всякий раз под конец отпуска, а скоро, сразу же, через несколько дней, только туда и обратно.

Он вздохнул, затем, когда они отъехали от побережья, взялся всерьез оплакивать Сюзанну. Он подумал, что, возможно, у нее не было времени вспомнить обо всей своей жизни. Он вспомнил о ней за нее. Сделал это для нее и для себя. И пока Дебби ехала теперь уже в глубь материка, он открыл свое хранилище фотографий, извлек целый ворох, всевозможных размеров, и принялся их классифицировать.

Я, должно быть, в какой-то момент заснул, сказал он Дебби. Проснувшись, обеспокоился из-за кота. Спросил себя, что станет с Чоком. Согласится ли Жами взять его к себе. Будет ли согласна Анна. Иначе, подумал он.

Ты любишь кошек? Нет, ответила Дебби, терпеть их не могу, а что? Нет, ничего, сказал Симон, еще долго? Говоря это, он вспомнил, как его Жами, еще совсем маленький, в дороге все время повторял: Ну, когда же приедем?

Он был невыносимым, сказал Симон. Кто? спросила Дебби. Твой кот? Нет, ответил Симон, наш мальчишка; едва мы отъезжали, как он принимался за свое, сначала это смешило Сюзи, я вел, поглядывал на нее, как бы говоря: Он вообще когда-нибудь замолчит?

Подъезжаем, сказала Дебби. Было 21:30. Больница спала. Смелости это не придает, кажется, что беспокоишь. И потом эта духота, когда входишь. И потом этот запах, запах парника, вивария.

Дебби предложила оставить Симона одного. Ни за что, сказал Симон, нет, пожалуйста, останься со мной, если, конечно, тебе не в тягость. Да нет, сказала Дебби. Она поцеловала его.

Тетка, дежурившая в приемной, должно быть, видела, как они поцеловались. Вы родственники? спросила она.

Я ее муж, ответил Симон. Тетка кивнула, затем посмотрела на Дебби. Муж не этой дамы, сказал Симон, а мадам Сюзанны Нардис, которую вы поместили куда-то в ожидании, когда я приеду.

Войдя в пустую комнату, Симон чуть не потерял сознание. Было темно. Зажглись неоновые лампы. Симон, повернувшись к тетке, спросил у нее, почему она до этого выключала свет. Вы думали, я не приеду? Вы оставили ее в темноте? Тетка не ответила и удалилась.

Какая тишина. Неоновые лампы потрескивали. Симон чуть не осел во второй раз. Дебби сильно сжала его ладонь. Горе заставило его выпрямиться. Моя милая Сюзи, сказал он. И приложился губами к холодному лбу, после чего, ужаснувшись, отпрянул.