Элнет

3

Прошел год, как Григорий Петрович оказался в Вологодском централе. Тюремные дни текут медленно, они, как две капли воды, похожи один на другой.

Недавно Григорий Петрович получил весточку от Чачи. Она прислала ответ на письмо, которое он послал ей два «месяца назад.

Из письма Чачи Григорий Петрович узнал, что Ивана Максимовича забрали в солдаты и что вместо него в школе занимается с учениками Зинаида Васильевна. Чачи — работает сторожем при школе. В деревне почти не осталось мужчин, вся работа легла на плечи женщин.

О себе Чачи писала немного. «Зинаида Васильевна учит меня, и я уже могу читать по-русски, но письма написать еще не могу. По-марийски я бы сама написала, да Зинаида Васильевна говорит, что написанное по-марийски письмо тебе не дадут, поэтому от моего имени пишет тебе она сама. Как накоплю денег, приеду к тебе повидаться».

Подписала Чачи письмо сама, своей рукой.

В приписке, которую сделала Зинаида Васильевна в конце письма от себя, она передавала привет Григорию Петровичу и хвалила Чачи: писала, что та учится очень старательно и года через три сможет сдагь экзамен на учительницу.

Это письмо порадовало Григория Петровича, как будто он побывал дома. А больше всего он радовался тому, что Чачи учится.

Снова наступил рождественский пост. Арестанты опять начали протестовать против постной пищи. Однажды вся тюрьма — пятьсот человек — отказалась от обеда. Начальник тюрьмы поехал к губернатору.

— Если они не желают есть, пусть не едят, — ответил губернатор. — На их требования не обращайте внимания, как будто вы их не слышали и ничего о них не знаете. Будут бунтовать, усмирим.

На следующий день арестанты опять не притронулись к пище. Мастеровые не вышли на работу.

А на другое утро, во время проверки, по камерам прошел Меркушев. Отказывающихся от еды он заносил в список, грозил наказанием тем, кто не выйдет на работу. Многие мастеровые в тот день пошли работать.

Пошел в мастерскую и анархист Кузьмин. Но он что-то замешкался в камере и вышел в коридор с чайником, ложкой и пайкой хлеба, когда там уже не было ни одного человека. Кузьмин повернул назад в камеру. Стоявший в конце коридора Меркушев, подумав, что Кузьмин не хочет выходить на работу, приказал силой отвести его в мастерскую. Надзиратели схватили Кузьмина и потащили по коридору.

— Товарищи!.. Убивают!.. Товарищи!.. — закричал Кузьмин.

Услышав его крик, в седьмой камере застучали в дверь. Потом поднялся шум в других камерах, и вскоре по всей тюрьме слышались возмущенные голоса, под ударами кулаков дрожали двери. Кто-то ударил в дверь скамейкой, в одной камере дверь отошла на несколько вершков, оторвался косяк.

Меркушев с револьвером в руках бегал по коридору из конца в конец.

Начальник тюрьмы, вместо того чтобы объяснить арестантам, что никто не думал убивать Кузьмина, поспешил позвонить губернатору.

Вскоре в тюрьму прибыли вице-губернатор и тюремный инспектор.

Громче всех протестовала третья камера. Вице-губернатор с инспектором зашли было в нее с увещаниями, но никто не захотел их слушать, и они быстро ретировались в коридор.

Вице-губернатор сказал инспектору:

— Поступайте, как сочтете необходимым.

Инспектор счел необходимым применить розги.

Надзирателям выдали винтовки. В тюрьму привели стражников и полроты солдат. В баню принесли две охапки розог. Пришли доктор и фельдшер.

Старший надзиратель вошел в первую камеру и приказал:

— Выходи по пять человек!

Вышла первая пятерка. Их окружили солдаты и повели в баню: Там их наскоро кое-как осмотрел доктор, потом с них содрали рубахи, полуголых повалили на козлы и принялись полосовать розгами по спинам.

После первой пятерки привели вторую, третью… В первый день высекли шестьдесят человек, на следующий — еще двадцать или тридцать. Некоторых доктор признавал больными, таких не пороли, а сажали в карцер.

Григорий Петрович оказался в карцере.

Секли всех подряд, не особенно разбирая, виновен или невиновен человек. В одиннадцатой камере лишь двое стучали в дверь, а наказаны были все — восемнадцать заключенных. Пороли молодых и старых, уголовных и политических, рабочих и интеллигентов. Среди наказанных был. один слабоумный. Ростом с карлика, с огромной головой и маленькими, как у ребенка, ногами, он всегда сидел, забившись в угол, и только иногда на него вдруг находило, и он начинал буйствовать.

Тюремное начальство не пощадило и этого несчастного.

Один высеченный старик, вернувшись в камеру, пустился в пляс, звеня кандалами. На него страшно было смотреть!

Другой арестант, бывший учитель, никак не хотел ложиться на козлы. Он отбивался от надзирателей, но его смяли, связали. После семидесяти пяти ударов он потерял сознание, а его все продолжали сечь.

После этого случая многих арестантов из Вологодского централа отправили в другие места. Григорий Петрович был в числе заключенных, назначенных для отправки в Орловский централ.