Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира

Глава 42

Парменион вернулся в Пеллу вместе со своим сыном Филотой к концу осени, отдав все необходимые распоряжения, чтобы войско в Азии могло спокойно перезимовать.

Его принял Антипатр, хранивший в это время царскую печать и исполнявший обязанности регента.

– Мне очень жаль, что я не смог принять участия в похоронах царя, – сказал Парменион. – И я очень сожалею о смерти Аттала, хотя не скажу, что она стала для меня неожиданностью.

– Однако Александр выразил тебе свое полное доверие, послав к тебе Филоту. Он хотел, чтобы ты добровольно принял решение, какое покажется тебе более справедливым.

– Потому я и вернулся. Но меня удивляет царская печать у тебя на пальце: царица-мать всегда не очень-то тебя жаловала. Говорят, она всегда пользовалась большим влиянием на Александра.

– Это правда, но царь прекрасно знает, чего хочет. А хочет он, чтобы его мать держалась подальше от политики. И действует самым решительным образом.

– А в остальном?

– Суди сам. За три месяца он вернул к жизни Фессалийский союз, усмирил фиванцев, вновь сплотил всеэллинский союз и вернул себе Пармениона, то есть ключи от Востока. Для мальчишки, как зовет его Демосфен, это не мало.

– Ты прав, но остается север. Трибаллы заключили союз с гетами, живущими в низовьях Истра, и вместе они постоянно совершают набеги на нашу территорию. Мы потеряли многие города, основанные Филиппом.

– Мне это хорошо известно, потому-то Александр и вызвал тебя в Пеллу. Он собирается пойти на север среди зимы, чтобы застать врага врасплох, и тебе надлежит командовать пехотой. Он поставит своих друзей под твое начало. Хочет, чтобы им дал урок хороший учитель.

– А где он сейчас? – спросил Парменион.

– Судя по последним известиям, движется через Фессалию. Но сначала проехал через Дельфы.

Парменион нахмурился:

– Посоветовался с оракулом?

– Если можно так сказать.

– Почему?

– Жрецы, вероятно, хотели избежать повторения того, что случилось с царем Филиппом, и объяснили, что пифия нездорова и не может ответить на его вопросы. Но Александр силой выволок ее к треножнику, чтобы она все же дала ему пророчество.

Парменион вытаращил глаза, словно слушал невероятную историю.

– И тогда пифия закричала вне себя: «Юноша, тебя не удержишь!» Александр остановился, пораженный этой фразой, и сказал: «Такой ответ меня устраивает». И ушел.

Парменион покачал головой:

– В самом деле прекрасная история – реплика достойна великого драматурга.

– И Александр действительно таков. Или, по крайней мере, он еще и драматург. Увидишь сам.

– Думаешь, он верит в оракулы?

Антипатр погладил свою колючую бороду.

– И да и нет. В нем уживаются рассудительность Филиппа и Аристотеля и таинственная, варварская природа матери. Но он видел, как упал его отец, подобно быку у алтаря, и в это мгновение у него в голове молнией вспыхнули слова пророчества. Он не забудет их до самой смерти.

Сгустился вечер, и двух старых воинов неожиданно охватила глубокая грусть. Они чувствовали, что со смертью Филиппа их собственное время склонилось к закату и их дни словно рассеялись в огненном вихре на погребальном костре убитого царя.

– Возможно, если бы мы были рядом с ним… – вдруг пробормотал Парменион.

– Не говори так, друг мой. Никто не может помешать замыслу судьбы. Нам нужно лишь думать, что наш царь подготовил Александра себе в преемники. Остаток нашей жизни принадлежит ему.

Молодой царь во главе своих войск вернулся в Пеллу и среди ликующей толпы проехал по городу. Люди не помнили другого такого случая, чтобы войско вернулось из победоносного похода, даже не вступив в сражение и не понеся ни малейших потерь. Все видели прекрасного юношу с сияющим лицом, в сверкающих одеждах и доспехах, словно воплощение молодого бога или эпического героя. И на его гарцевавших рядом товарищей словно падал отраженным тот же свет; их глаза сверкали тем же лихорадочным возбуждением.

Антипатр явился к царю, чтобы вернуть печать и сообщить о прибытии Пармениона.

– Немедленно отведите меня к нему, – велел Александр.

Старый полководец сел на коня и вместе с царем отправился в глухую деревню неподалеку от города.

Парменион почувствовал, как сердце подкатило к самому его горлу, когда ему объявили, что царь отправился к нему, ни на минуту не задержавшись в своих палатах в столице. Выйдя за дверь, он увидел стоящего перед ним монарха.

– Старый храбрый солдат! – воскликнул Александр, обняв его. – Спасибо, что вернулся.

– Государь, – сдавленным голосом ответил Парменион, – смерть твоего отца глубоко опечалила меня. Я бы отдал жизнь ради его спасения, будь такое возможно. Я бы заслонил его своим телом, я бы… – Он не смог продолжить, его голос прервался.

– Я знаю, – кивнул Александр. Он положил руки ему на плечи, прямо посмотрел в глаза и проговорил: – Я бы сделал то же.

Парменион потупился.

– Это произошло молниеносно, – продолжал молодой царь. – План был разработан чьим-то гениальным и жестоким умом. Стоял страшный шум; я шел впереди вместе с царем Эпира Александром. Евмен крикнул мне что-то, но я не понял, я даже не услышал, а когда до меня дошло, что что-то случилось, и я обернулся, отец в крови уже упал на колени.

– Я знаю, государь. Но не будем больше говорить об этих печальных вещах. Завтра я отправлюсь в Эги, принесу жертву в его погребальном храме, и надеюсь, он меня услышит. Какова причина твоего визита ко мне?

– Я хотел повидать тебя и пригласить на ужин. Мы соберемся все вместе, и я изложу вам мои планы на зиму. Расскажу о нашей последней кампании в Европе. А потом мы пойдем на восток, на восход солнца.

Он вскочил на коня и галопом ускакал прочь, а Парменион вернулся в дом и позвал слугу.

– Приготовь мне ванну и лучшие одежды, – велел он. – Сегодня вечером я ужинаю с царем.