Любовь и сон

Глава пятнадцатая

Три вершины вздымались над зеленеющими пологими Дальними горами, образуя фон и давая размах. Гора Мерроу располагалась к северо-востоку от городка, по ту сторону Блэкбери, гора Юла — на западе, долина реки Шедоу отделяла ее от горы Ранда, самой большой и старой из трех, — подчиняясь приятной симметрии, Ранда находилась в центре, подобно замку меж башен.

Роузи Расмуссен родилась в Дальних горах, но в десять лет уехала на Средний Запад, где не то что не было гор, но даже появление слова «холм» в названии было скорее знаком вежливости (торговый центр «Холм», поместье «Зеленые холмы»). Она и сейчас еще не всегда осознавала, что стоит на склоне горы или поднимается на нее, порой же удивлялась, что, повернув на идущую вверх дорогу, оказывалась на изрядной высоте. Но Споффорд всегда знал, где он находится, куда ведет следующая долина и какая дорога ведет через нее.

— Ну, знаешь, когда живешь здесь всю жизнь, — сказал он, держась за руль двумя руками во время крутого поворота вверх.

— Но ты же уезжал, — ответила Роузи. — Столько лет. Какое-то время он жил не здесь: два года службы в армии, два — в Юго-Восточной Азии (другие горы, другие речные долины), два — в Нью-Йорке. Год или около того (в этой части его биографии Роузи так и не разобралась) в неком учреждении, где методы лечения были покруче, нежели в «Чаше», но это был не совсем сумасшедший дом: он редко упоминал о нем и не был настроен отвечать на вопросы.

— Я тогда много что придумывал — время заполнить, — сказал он; Роузи гадала, каким могло быть это время. — Например. Я себе говорил: так, стою на холмике в моем саду, значит, позади меня, на севере, то-то, а на востоке то-то, дорога проходит гам-то и пересекается с другой. И всякое такое. Как будто карта в голове. Но здесь все равно много сюрпризов. Есть места, где я никогда не был.

Они съехали с залитой гудроном дороги и поехали по грунтовке.

— Так где он живет? — спросила Роузи. — В пещере?

— Не то чтобы.

— Я немного нервничаю, — сказала Роузи. — И даже не немного.

— Почему?

— Какой-то парень собирается покопаться в моих мозгах. Тебе самому-то не жутко?

Споффорд засмеялся.

— Да нет, все не так. Эй, взгляни вон туда.

За поворотом леса распахнулись на запад, и в просвете возникла гора Ранда, совсем как пейзаж на открытке: свежая зелень пестреет среди темных елей, обнаженная скала на вершине. Никаких пастбищ, а лишь прекрасная, поросшая лесом земля; старая, старая. Между здесь и там, этим склоном и тем, лежала долина Блэкбери, где жили люди, где жила она с Бони и Сэм. Внезапная нежность встала в горле комком, глаза наполнились слезами. Наполнились. Да что с тобой сегодня.

— Что-то сада не вижу, — улыбаясь сказал Споффорд: на склоне Ранды находился его одичалый яблоневый сад, где он строил новый дом на старом фундаменте.

Он чуть не пропустил поворот к дому Клиффа.

— Он построил этот дом чуть ли не сам, — сказал Споффорд.

Роузи снова почувствовала одиночество. Споффорд рассказывал ей о знакомых ветеранах, которые вышли из игры, перебрались в лес, ходят в обносках военной формы и охотятся на крупную дичь, не расставаясь с тайно привезенной из Вьетнама винтовкой «М -16». Ее ладонь лежала на руке Споффорда, пока они спускались вниз.

Она ни за что не захотела бы жить в лесу. Столько деревьев и так близко, они толпою смотрят на тебя, как люди — на несчастный случай; может быть — обиделись за своих приятелей, спиленных в твоем саду. Древесные пальцы стучатся в окна. Безысходные сырость и гниль, запах клаустрофобии. А впрочем, день выдался ясный, пронизанный солнцем, приветный, и дом довольно милый, словно карабкался по склону в несколько сторон одновременно. Серебрились некрашеные доски и рейки, жестяная крыша сверкала под разными углами, а большие окна были сделаны из — ну надо же, из аккуратно вделанных в стену стеклянных дверей.

— Мило, — сказала она так неуверенно, что Споффорд рассмеялся.

Однако было совершенно очевидно, что в доме никто не живет. Как это выходит — так легко сказать, обжит дом или нет. По крайней мере, некоторые дома. Они оба почувствовали это, но не поняли, почему вдруг такая мысль пришла в голову, и не сказали ни слова; Споффорд остановил машину, вышел из нее, позвал:

— Эй. Клифф.

Тишина подтвердила их подозрения. Роузи (руки все еще скрещены на груди, словно для защиты) обошла дом кругом. Полуподвальный гараж пустовал, инструменты — помощники суровой жизни — аккуратно лежали и висели по стенам: зубастые пилы, в их числе циркулярная, топоры и большие лопаты. Мотоцикл под синим брезентом. Гуру с мотоциклом![456]

— Вот так так, — сказал подошедший сзади Споффорд.

— Это из-за Четвертого июля?

— Ой господи, — сказал он. — Даже и не знаю.

Они подождали немного в замшелом дворе (Споффорд сказал, что вполне можно зайти внутрь, сделать чаю, но Роузи покачала головой), бросая камешки в железную бочку, чтобы послушать, как она звенит. И наконец поднялись уходить.

— В общем, я разочарована, — радостно сказала Роузи, забираясь в попахивающую машину и захлопывая дверь. — Теперь я не узнаю, что бы он сделал.

— Мы вернемся, — удрученно ответил Споффорд. — Мне очень жаль, честно.

— Да ладно тебе. Все равно интересно было. Он вывел машину на дорогу.

— Так чем он занимается?

— Ну. Всяким таким. По обстоятельствам.

— А все-таки?

— Большей частью — телесные хвори. Так и не скажешь, что именно он делает, потому что многое только Клифф и видит или, там, чувствует. Он говорит: Вставай на ноги. И вот ты пытаешься, а он смотрит и чувствует это вместе с тобой, даже если поначалу для тебя оно не очень важно.

— Встать на ноги?

— А попробуй. — Споффорд попытался показать пример: он всматривался в себя, размеренно дышал и на мгновение выпустил руль из рук.

Эй.

Он снова взялся за руль, едва касаясь кончиками пальцев.

— Может, нам остановиться, — сказала она.

Споффорд пожал плечами и свернул на вынырнувшую просеку. Мягкий мох заполонил колеи, а трава и дикие цветы, выросшие на центральном бугорке, щекотали оси грузовика. Остановились.

— Хорошо, — сказала Роузи.

— Хорошо, — откликнулся Споффорд.

Он опустил руки на обтянутые джинсами колени. На тыльной стороне руки едва виднелась татуировка рыбки. Его повадка стала осторожной, будто он подбирался к пугливому животному, которое может убежать, а может и замереть на миг, если он проявит достаточно терпения.

— Хорошо. Встанем на ноги. Тишина и лес.

— Ты пойми, я не смогу заменить Клиффа, — сказал Споффорд, помолчав. — Он что делает — направляет тебя. Если ты будешь делать, что тебе говорят, он все объяснит.

— Объясни ты.

— Попробую.

Он внимательно посмотрел на нее и на то, что в этот миг их окружало, — подобно Клиффу. Роузи поняла, что от нее нужно, и не закрыла глаза, не приняла позу для медитации; она просто попробовала почувствовать свои ноги.

— Вот-вот, так, — сказал Споффорд, и только тут Роузи почувствовала, как просыпаются ее конечности; далеко, далеко, по ту сторону захвативших ее тело тишины и пустоты.

— Хм, — сказала она.

— Можешь встать на одну, а потом и на другую?

— Не зна-а-а…

Так, сначала Левая, потом Правая — даже покалывание и зуд возникают по очереди. Жутковато.

— Опусти их на землю.

— Так мы же не на земле.

— Да какая разница. Коснись дна.

Ее ноги, огромные, как у клоуна или медведя, стали корнями. Роузи засмеялась. Споффорд взглянул на нее.

— Чуешь? — сказал он.

— Вроде. — Она подняла пятки и снова опустила их. Привет, ножки. — И что теперь?

— Попробуй такое упражнение, когда чувствуешь, что ты слишком легкая, — ответил Споффорд. — Когда чувствуешь, что готова покинуть свое тело или что вся твоя сущность сжалась в голове и ты не можешь управлять собой. Понимаешь?

— Угу, — сказала Роузи.

— А потом очередь сердца, — продолжал Споффорд и коснулся ее груди.

— А.

— Или спины, — сказал Споффорд. — Поясницы. Некоторым она трудно дается.

Она прислушалась к себе. Ничего особенного.

— Поясница?

— Ну, — засмеялся он, — немного пониже. Внизу, там, где копчик. Еще ниже. — Он слегка раздвинул колени, как бы давая выход своему духу. — Ниже, — мягко сказал или скомандовал он.

Почему нам кажется, что внутри нас есть какое-то пространство? — с удивлением думала Роузи. Когда там все забито внутренними органами, тканями, жидкостями, чем еще? Такое чувство (такое чувство возникло в ней сию секунду), что тело — система пещер, ветвящихся туннелей, чуть освещенных или темных, неизведанных.

— Хм, — сказал Споффорд.

— Не так-то оно просто, — ответила она.

Роузи вернулась из своего внутреннего космоса, своих Карлсбадских пещер[457] в этот жаркий солнечный день, в окружение белых акаций. Она вдыхала их запах, вдыхала присутствие Споффорда. И тут она ощутила (даже не в себе, а в лесе, в этом огромном мире) сдвиг, пробуждение, шевеление дракона. Привет?

— Так, — произнес Споффорд. Футболка натянулась на его груди и снова примялась. Он почесал покрасневшей комариный укус на загорелой руке. Роузи вспомнила свой сон. — Что, закончили?

Он, улыбаясь, взглянул на нее, не то чтобы растерянно (раньше она видела его смущенным и пристыженным, но полагала, что вряд ли увидит его растерявшимся), а как-то устало — он устал от этой игры.

— Не знаю, — сказала Роузи. — Думаю, я забралась слишком низко.

— Эй, — сказал Споффорд. — Это опасно.

— Ну, — ответила она, — сам и виноват.

Она поерзала на гладком кожаном сиденье машины и сняла с ног (все еще тяжелых и теплых) босоножки. Он, все еще улыбаясь, смотрел на нее, радуясь за нее, и сам был счастлив; внезапно Роузи ощутила приснившуюся ей полноту чувств, такую всепоглощающую радость и триумф, что она рассмеялась.

— Чего?

— Ди сюда. — Она расстегнула верхнюю пуговицу его тугих джинсов, и вместе им удалось вскрыть толстую оболочку, содрать шкуру, защищавшую темную мякоть.

Большой. Не такой большой, как фрукт из ее сна.

— Эй, — нежно произнес он через какое-то время. Теплые руки на ее волосах, на щеках. — Поосторожнее. А то…

— Ой. Ой. Прости, — прошептала она. — Меня немного занесло, хм.

О лето, подумала она; слава богу, хоть немного счастья, и забудь о прочем. Она позволила ему поднять себя и свою блузку. Succor. Она плыла по течению, свободная и наполненная, впервые за целую вечность.

— Я этого не планировала, — сказала Роз Райдер Пирсу. — Правда.

Будь это обвинением, вызовом, Пирс бы не знал, что ответить, но ее слова звучали как извинение, хотя и не перед ним.

— Что ж, — сказал он, пытаясь быть галантным, — я очень рад, что это произошло.

Казалось, она не так уж сожалеет о случившемся; лениво выуживая свою одежду среди подушек и простыней, она подарила ему улыбку.

— Вот, держи, — сказал он.

Он нашел ее скудное белье, это и вот еще. Не спросясь, он поднял ее ногу и вдел в трусики, потом другую, потом натянул их. Она не возражала; ее беспокойные руки лежали неподвижно, прекратив поиски. Потом бюстгальтер. Застегнул крючки на спине. Его руки лишь изредка слегка отвлекались от работы.