Дочь полка. Часть 3

Толпа раздалась одобрительными откликами. Катя взялась за первое попавшее под руку письмо:

– Значит «Маркиза?» – прервала возгласы она.

– Давай! – махнул рукой Сорокин и повернулся к музыкантам. – Ну-ка! Игорь, Женька!

– У меня пальцы замёрзли, – сказал Косминов, – я пока не могу.

– А ну быстро пальцы греть, боец! – приказал Иван. – Без тебя не сыграем!

– Есть! – стал искать варежки тот.

Сорокин повернулся к Василенко:

– У тебя тоже пальцы замёрзли?

– Я сыграю, – крепче взялся за гитару тот.

Роль прекрасной маркизы досталась Алёне Маренко. А за подданных взяли несколько бойцов. Первым вышел Антон Шевченко. Василенко подобрал аккорды и стал играть. А герои юмористической сцены – петь:

– Алло, алло, Джеймс, какие вести? – начала Алёна. – Давно я дома не была. Пятнадцать дней, как я в отъезде, ну как идут у нас дела?

Смущённый до красноты ушей Антон, отвечал:

– Всё хорошо, прекрасная Маркиза, дела идут и жизнь легка. Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка. Так ерунда, пустое дело, кобыла ваша околела, а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!

Катя, понимая, что песня «Джеймса» заканчивается, достала ещё один конверт:

– Липтенко! – крикнула она.

Из толпы на смену Шевченко, вытолкнули Матвея, тоже смущённого, как никогда. Зато «маркиза» чувствовала себя просто прекрасно: пританцовывала и улыбалась:

– Алло, алло, Мартен, ужасный случай, – она прислонила руки к щекам и покачала головой, – моя кобыла умерла. Скажите мне, мой верный кучер, как эта смерть произошла?

– Танцуй, Лунатик! – крикнул Макаренко.

Щёки Липтенко налились красным. Он стал неуверенно пританцовывать и отвечать Алёне:

– Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, как никогда. К чему робеть от глупого сюрприза, ведь это, право, ерунда. С кобылой что – пустое дело – она с конюшнею сгорела. А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!

Вот дальше уже выходили бойцы посмелее – Летаев, разумеется, Сорвунов Семён, даже Иван Сорокин попал. Давно в батальоне не было такого веселья. Хорошая идея была – сценку разыграть. Конечно же, после такого представления, девочка отдала бойцам заслуженные письма и главное – Алёне Маренко. Маркиза из неё получилась отличная. Но пришло время для других. На сегодня сценок хватит, пора и потанцевать нормально. Катя вынула письмо и замолчала. На конверте была написана её фамилия.

– Ну что там? – с нетерпением спросил Роман Сонтынков.

Девочка врать не стала:

– Камышева, – тихо проговорила она и опустила голову вниз.

– Ну, Катерина, – подошёл к ней сзади Сорокин. – пляшут все.

– Да знаю я, – скромно сказала та и отдала письмо.

Иван помог снять с неё сумку, пообещав, что ни одно письмо не уйдёт «не оттанцованным», пока она будет занята. Катя вышла в круг и огляделась. Танцевать она умела, но при народе не очень любила. Письма ей стали приходить недавно, поэтому девочка ещё не привыкла к этой традиции в роли получателя. Но ничего.

– Так, что нашей Катюхе сыграем? – снял варежки Косминов.

Тут из толпы кто-то запел:

– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша на высокий берег на крутой.

Музыканты сразу подхватили мелодию, а все остальные слова. Они не знали, но это была любимая песня девочки. Она её обожала ещё задолго до прибытия в батальон. Делать нечего. Катя начала танцевать. Конечно, многому она научилась, наблюдая за тем, как это делают солдаты. Вот потихоньку девочка и отплясывала «Катюшу». Впервые в жизни, ей эта песня не понравилась. Не понравилась тем, что она была слишком для неё длинная. Катя уже уморилась. Бойцы хлопали в такт и подпевали. Тут на середину выбежала Пуля. Она стала радостно прыгать вокруг хозяйки. Если бы были письма для собак – Катя бы точно отдала одно своему четвероногому другу. Танцевала Пуля, порой, даже лучше некоторых бойцов. На последнем припеве, наконец, подошла помощь. Сорокин вышел в круг, взял её за руку и стал кружить. Для Кати кружилась далеко не она, а бойцы вокруг. Вот и стихли голоса и баян с гитарой. Солдаты зааплодировали. Девочка остановилась, вся румяная и мокрая от танца. Перед глазами всё плыло от кружения Сорокина. Она улыбнулась и пошатнулась. Ей опять на помощь пришёл Иван:

– Всё, – придержал её он, – натанцевалась на неделю точно.

– Мне кажется, на год, – поправила съехавшую шапку та.

Сорокин похлопал её по плечу и отпустил. Всё вокруг, как раз успело встать на своё место и Катя смогла спокойно вернуться на своё место и взять заслуженное письмо из Малиновки и почтовую сумку. Как бы девочке не хотелось прочитать то, что ей написали тётя Агафья и Васька, нужно было в первую очередь выполнить своё долг и раздать всем почту. Поэтому девочка бережно спрятала конверт в карман и опять засунула руку в сумку.

* * *

Александр беседовал с Марией Фёдоровной. Этим двоим было далеко не до плясок. Разговор шёл о тяжёлых раненых:

– Они не смогут здесь восстановиться, – говорила женщина. – У одного вообще открытый перелом. Я-то сделала, что было в моих силах, но не факт, что нога останется.

Резанцев поморщился, жалея в душе бедного бойца. Такой перелом никому не пожелаешь:

– И сколько их? – спросил он.

– Человек пять-шесть точно, – говорила Мария. – Нужно точно посчитать. Ну, мы пока машину дождёмся.

– Мы разумеется, отправим ребят лечиться, – успокоил её Резанцев. – Не думайте, мы их не оставим здесь. Лучше скажите мне, что по медикаментам?

– Медикаментов пока хватает.

– Это хорошо, – кивнул тот. – Ладно, Мария Фёдоровна. Я распоряжусь насчёт раненых.

– Спасибо, товарищ командир, – сказала женщина, – я тогда пойду в медпункт.

– Идите.

На этой ноте они разошлись. Александр достал заготовленную папироску из кармана и зажал её зубами. День тяжёлый сегодня. Ночью был бой, толком не удалось никому поспать. А тут ещё и обычная фронтовая суета подоспела. Нужно закурить. Он стал хлопать по остальным карманам. Куда-то Резанцев задевал спички. Только вот куда?

– Товарищ командир, – послышался голос Кати сбоку.

Резанцев повернулся и взял папиросу пальцами:

– Что такое? – спросил он.

Девочка, улыбнувшись, протянула ему треугольный конверт:

– Наконец и вам почта пришла.

Александр взял письмо и с волнением прочитал свою фамилию. Да, точно ему. Пришла весточка от Тани. Катя наблюдала за ним и не могла понять, что тут было не так. Командир не радовался, как обычно. Он застыл в нерешительности, даже не разворачивал конверт. Это было на него не похоже. Девочка тихо спросила:

– Товарищ командир, я сделала что-то не так?

Резанцев встрепенулся и взглянул на ребёнка:

– Нет-нет, – успокоил её он, – я просто задумался. Ты уже закончила?

– Окопы остались, – поправила сумку Катя. – В медпункте уже была.

– Молодец, – похвалил её Резанцев. – В окопах аккуратней будь.

– Есть, – отдала честь Катя и пошла за Пулей, которой в это время чесала шею Зоя Мамонтова. Она ещё раз обернулась на командира, но потом принялась за работу.

Резанцев подождал, пока она отойдёт и ещё раз взглянул на конверт. Он уже знал ответ. На бумаге не было написано жирными чернилами: «Лихвин». Был другой, неизвестный ему адрес. Руки слегка затряслись, папироса упала на землю. Александр развернул письмо. Там было всего лишь несколько коротеньких строчек:

10 декабря 1943 года

Я знаю, ты будешь недоволен, но я не могу иначе.

Чувствую – это мой долг. Я обязана защищать Родину

от фашистов. Не прощу себя, если останусь в тылу.

Жить дальше не смогу!

Прости, Саш. Я ушла на фронт. Как устроюсь – напишу.