Чужие

Мне хочется увидеть, как он возьмет его в руку и введет в меня, но и сделать это самой тоже хочется. Сама не успеваю и когда он проникает в меня, наслаждаюсь вдвойне — и видом, и ощущениями.

Сегодня я оделась неудобно — чтобы долезть до моих сисек, ему нужно задрать на мне платье. Он это понимает и с сожалением смотрит и на платье, и на них под платьем. Затем просто утыкается носом в платье и делает вид, будто нюхает меня сквозь ткань. Не знаю, чем от меня пахнет — духами, многогранной, нахмурившейся свежестью дождливого полуденного проспекта и, может, еще немножко — пόтом, ведь наши игрища — это ж как спортивная дисциплина.

Он тыкается в них, с каждым толчком во мне вминая нос в тяжело-мягкую упругость груди.

Он трахает меня с минуту… меньше… — черт, почему я уже чувствую, что на меня накатывает оргазм?

Мне не хочется кончать, настолько этот кайф от того, что он во мне, сейчас суть всех-всех моих желаний. Мне хочется всего этого ровно постольку, не больше и не меньше.

Все это время откуда-то в районе лифта, благополучно далеко от нас, доносятся голоса, то и дело жужжит вибрация на телефоне — игнорю всё и продолжаю отдаваться ему.

Сую пальцы в его взмокшие, взъерошенные волосы, легонько царапаю голову ногтями — и провоцирую новые хищные звуки. Даже приглушаемый моими сиськами под платьем, его рык звучит отчетливо, с угрожающим наслаждением. Да что же это? От его звуков у меня мурашки по коже, и я лечу еще стремительней. Если б можно было задержаться по максимуму, продлить этот дикий полет, если бы мог он без устали, до бесконечности ударяться в меня своим членом. Родной чужак. Неиссякающий источник целебной влаги. Но как же близко…

— Не хочу… — стону я, — не надо…

— А?!.. — ошалело выдавливает из себя он и даже замедляется. — Чё?..

Я подавляю, сдерживаю в себе оргазм, сколько еще могу.

— Нет… не хочу…

О, Боже, он, конечно, принял это на свой счет… На его лице недоверчивое удивление. Он поражен не моей типа-сменой настроения — он не знает, что ему-то теперь делать, раз я больше «не хочу». Это так похоже на его бессловную «мольбу» ранее, чтобы была с ним сейчас.

Надо как-то ему объяснить, а у меня мозги совершенно уже не варят…

Это я не тебе. Продолжай — хочу сказать я, но не могу. Понимаю вдруг: абсурд, но я еще не переходила с ним на «ты», хоть он мне «тыкал» фактически с самого начала. А у меня язык не поворачивается обратиться к нему так.

— Я не об этом… — задыхаюсь я и вместо дальнейших пояснений глажу его по голове, за что мне с бурным облегчением целуют руку. Теперь все снова «ништяк» и на лице его благодарное блаженство.

Мне почему-то приятно было от того, как он расстроился при мысли, что я могу перехотеть, а видеть его облегчение было еще приятнее.

Я загасила волну, не дав ей разбиться о скалы, но следующая уже идет накатом. Что поделаешь, думаю, все хорошее когда-нибудь кончается. Зато как…

И я с болючим наслаждением даю второму заходу осуществиться. Он наблюдает за мной так, будто происходящее ему знакомо, и ждал он его нового прихода с отчаянным нетерпением. На этот раз ревет прибой, крушит все по полной, волны накатывают одна на одну, разбиваются, а я только приглушенным стоном встречаю их безудержный плеск. Понимаю, что громко нельзя и мучительно-сладко подавляю в себе потребность покричать.

Он это уже видел, он ждал? А мне это ново. Я новая. Такого у меня еще не было, и сама я такой не была.

Вспоминаю теперь о том, кто принес мне эту мучительную сладость — он все еще здесь, он переждал и теперь возобновляет свои старания во мне.

Должно быть, он заметил и почувствовал мою матовую опустошенность и смекнул, что на большее меня не хватит. Да и он кажется более помятым, чем в прошлый раз.

Мой кайф больше не идет по нарастающей, но мне хорошо и так. Мне определенно нравится наблюдать, как хорошо ему во мне. Когда он кончает с глухим ворчанием, я встречаю его оргазм вместе с ним. Даже не сразу соображаю, что мне следует спохватиться, чтобы затем так же скоро успокоиться — в начале нашей встречи он надел презерватив. Вот и хорошо.

Сейчас его нет больше во мне, но вот: полулежим, отходим, дышим, как после тренировки. Фантомные движения его во мне — лишь отголоски недавней беснующейся реальности. За неимением лучшего они успешно заменяют приятное.

Под мерную амплитуду вздымающейся груди — вверх-вниз, вверх-вниз — я «остываю», и до меня опять доходит случившееся: я вновь раздвинула перед ним ноги, опять дала себя использовать и им попользовалась тоже.

Взъерошенный незнакомец вновь был во мне и в этот раз был мне немного ближе, чем в прошлый. Пусть так — я тут же отгоняю это. Желание отдалиться от него во мне все сильнее по мере того, как остывает от его прикосновений моя кожа.

Почему?.. Не знаю и знать не хочу. И не испытываю желания разобраться.

До него доходит медленней. Его голова еще покоится на моей ключице. Он, кажется, не вник, что пора бы ему убрать ее оттуда, и я осторожно отодвигаюсь сама.

Вибрации моего телефона звучат теперь как-то особенно настойчиво и долго. Слышу их будто в первый раз.

Когда беру телефон, чтобы, наконец, закончилось это жужжание, меня приветствует голос Михи:

— Выходишь? Давай. Я через пять минут буду у входа.

— Ладно, — отвечаю, прежде чем успеваю сообразить, а надо ли мне это.

А почему бы и нет, говорю себе, украдкой бросая взгляд на незнакомца. Метро не ходит. Не надо будет заказывать такси.

Одеваюсь молча. Он тоже молчит, но в отличии от меня никуда не торопится, разглядывает меня внимательно. Да и одеваться ему — всего-ничего. Заправил, застегнул — готов. К следующему приключению.

В прошлый раз старалась не чувствовать и не показывать стыда или раскаяния. Не хотела, чтобы он думал, будто, переспав со мной, унизил или оскорбил. Вообще, какую бы там ни было слабину перед ним обнажать не хотела.

Теперь… Теперь я просто бегу, потому что… да потому, что мне пора. Меня ждут. В прошлый раз не избегала его взгляда, теперь избегаю.

Не прощаюсь, поскольку и не здоровалась. Спешу покинуть его быстро и без пояснений. Авторизую лифт — на нем не проехать без карточки, которой у него нет теперь. Пусть сам выпутывается, как хочет. Если хочет. Если он вообще запутался. А я свое распутаю сама.

Четко и целенаправленно бегу сейчас к Михе, вернее, к его тачке — это же она там нарисовалась. Таким ли образом собираюсь распутывать? А хоть бы и таким.

Пока я там барахталась в волнах, на Ку‘Дамм спустился красочный вечер, решив после целого дня дождливых забастовок хотя бы напоследок побаловать красивым. И чем тебе не закат на море.

Когда намыливаюсь сесть в Михин подоспевший Лексус, рядом как из-под земли вырастает мой незнакомец. Видно, разобрался с лифтом и нагнал меня.

— Ты забыла, — сует он мне в руки сотку. Мою сотку. Должно быть, выпала у меня из кармана, пока я одевалась.

— Спасибо, — говорю ему на глазах у удивленного Михи, и мы уезжаем.

Миха не лезет уточнять, что «так я же», значит, все-таки «знаю» этого.

Кажется, в этом Лексусе мне можно почти все? Делаю вид, будто проверяю макияж, сама же в откидное зеркало наблюдаю за ним: он закуривает и смотрит нам вслед в облаке сигаретного дыма.

***

Глоссарик к ГЛАВЕ ЧЕТВЕРТОЙ Мокка-бэйлиз

Späti — читай: шпэти, киоск, открытый до полуночи или круглосуточно, от слова spät, т. е. поздно

фрэгрэнс — по-английски вообще-то «запах», но подразумевает духи, парфюм

ГЛАВА ПЯТАЯ

Монтепульчано или Всех благ

ну и где ты есть

щасcccc

Я обещала Каро, что «приду» к ней на день рождения, вот и «иду».

Она: я думала, ты сегодня дома

Я: не, на работу ездила

Она: на такси?

Каро всегда как нельзя лучше осведомлена о том, что творится в Берлине.

Я: подвезли

Она: кто?

Я: Миха

Она: с какого???..

Я: Тебе от него привет. Поздравляет с днем рожденья

Она: ???????!!!

Я: встречай

Бокал красного уже у меня в руке — ненавижу его, но белого не было. Не было и микс-дринков, а брать какой-то жесткач не хотелось. Настроение не то.

Оправившись от впечатления, что меня с работы провожают мужчины, сажают на «такси» и заботливо следят, чтобы не забыла телефон, Миха по дороге втыкал мне что-то про корону, про работу. Про Линду то ли решил не говорить, то ли я не слушала.

Получив сообщение от Каро на въезде в Панков, ругнулась вслух: «Забы-ы-ыла…» Специально попросила Миху тормознуть за квартал от дома, высадить. Но он настоял, что подождет — наверно, просто интересно было, куда это я пойду. Насколько я понимаю, валить домой к своей ему было сегодня тупо скучно. Ладно, не мои проблемы.

Не посчитала нужным шифроваться — просто у него на глазах зашла в продуктово-выпивошный ларек Vikita’s Späti и попросила у Викиты, моложаво-худенькой тетеньки из Бангладеша бутылочку «недорогого Монтепульчано». Та продала его мне по цене французского шампанского, такого, какого сроду не бывало у нее в ассортименте.

Про Викитин ларек и правда можно по-местному сказать «Späti» — шпэти — потому что открыта она круглосуточно. Своих помято-перегарных завсегдатаев она знает и зовет по имени. Они и меня приветствовали, как свою. Вернее, безобидно «заценивали», словоохотливо, но ненавязчиво предлагая помочь мне раздавить приобретенную мной бутыль. Воображаю, как там на моих «знакомых» лупал глазами Миха. Впрочем, они вслух списали его, как неубедительного, безошибочно определив, что совершенно очевидно «такая, как я», не «про него», а он — всего лишь мой шофер. Я не бежала, а, оплатив покупку, спокойно удалилась, вежливо попрощавшись с тетенькой-ларечницей. Само собой, к ее ответным прощаниям присоединились и завсегдатаи.

А вот торта я не купила.

Каро зажигает свечку на панаттоне, купленном, как видно, в супермаркете у нее через дорогу. Супермаркет у них немецкий, а вот панаттоне, если изображение в скайпе не врет, от того же поставщика, что импортируют и к нам.

Припоминаю, что она никогда не любила печь, как, собственно, и я. Моим извечным оправданием поначалу было «некогда», теперь же — «не для кого». А Каро оправданий даже не искала — не перед кем оправдываться. Вообще, сейчас мне кажется, что что-то вывело ее из равновесия.

Мы чокаемся с веб-камерами, я вместо панаттоне грызу фисташки. Шарю, нет ли у меня еще чего. Надеюсь, Миха не подсунул мне тайком мишек? Воспоминание о них лезет в меня, выдавливая непроизвольно-смущенный смех, попутно меня передергивает до мании преследования. Я судорожно копаюсь в сумке под пристальным взглядом Каро, потягивающей свое — другое, но тоже красное.

Мишек, естественно, в моей сумке нет, как нет людей, выдуманных с горя или вследствие психоза. Вместо мишек нащупываю сотовый и машинально извлекаю его из сумки. И тут же чувствую, что от моего сотового… пахнет.

Запах отнюдь не неприятный, да и — нет, чужим его не назовешь. Я знаю его. Он, запах, был со мной близок, как и его источник. Он просто… новый. Ново то, что мой смарт пахнет этой смесью туалетной воды и сигарет и такой типично-мужской, резковатой свежестью.