Табу. Разбитые судьбы

Глава 9. Маша

Грязная, словно повидавший жизнь бомж, я вошла в наш некогда уютный дом. В нём всё так же пахло сладкими пирожками с повидлом. Всё так же мягкий свет падал на задремавшую у телевизора бабулю, а мамы всё так же не было.

Казалось, что в этом умиротворённом царстве ничего не изменилось. Только я стала другой. Той Машки, которая была всего час назад, больше не было. Розовый туман перед её глазами развеялся, обнажая омерзительный мир, погрязший во лжи.

Скинув грязные сапоги и куртку в прихожей на пол, поплелась в свою комнату. Темнота окутала, словно хотела защитить от щемящих душу воспоминаний. Только вырвать из головы их было невозможно. Я села на пол и прижалась спиной к стене. Обида и непонимание давили, мешая дышать.

Я никак не могла поверить, что всё случившееся было реальным, а не порождением моего воображения. Неужели это мой Димка был таким чужим? Таким жестоким и холодным. Слова, слетавшие с его губ, раньше всегда дарили покой и заставляли верить в хорошее. Сегодня же я поняла, что совсем его не знала. Я так отчаянно нуждалась в надёжном друге, что это затмило мой рассудок.

Входная дверь с грохотом захлопнулась. Я вынырнула из тоскливых мыслей.

— Машка! А ну иди сюда, зараза! — мамин грозный голос с истерическими нотками не предвещал ничего хорошего. А с учётом того, что она почти никогда не позволяла себе повышать тон, я сразу поняла, что что-то случилось.

Я выскочила из комнаты. Мама стояла возле двери. Распахнутая куртка, заляпанные грязью сапоги и растрёпанные каштановые волосы без шапки явно говорили, что с работы она уходила в спешке.

— Ириш, что случилось? — в коридор не твёрдой походкой вышла бабушка.

По коже прошёлся озноб, когда я увидела влажные глаза, нацеленные на меня, словно дробовик. Казалось, что этим взглядом она хотела убить.

— Мам?

— Ты где была, сволочь такая? — прямо в обуви она прошла по ковру, сокращая между нами расстояние. Я попятилась, загнав себя в маленький зал.

— Мам, что случилось то? — я перевела взгляд на бабулю. Та стояла, прижав руки к груди.

— Отвечай, пока я собственными руками не придушила тебя! Где ты была?!

— На улице.

— Где?! В клубе?

— Я только на минуту… — я вжала голову в плечи от её испепеляющего взгляда. Она никогда не запрещала мне гулять вечером, но просила быть осторожнее. Поэтому её странное поведение вызывало недоумение и страх.

— Ах ты тварь такая! — она схватила с кресла брошенное кухонное полотенце. — Так я тебя воспитывала?

— Мама! Да что случилось-то? — я непроизвольно сжала колечко, висящее на шее.

— А сейчас узнаешь! — замахнувшись, она со всего размаху влепила полотенцем. Чуть влажная ткань со свистом больно ударила меня по плечу. — Мало я лупила тебя? Всё жалела. Надо было ремнём всю дурь выбивать!

— Мама! Больно! — я попыталась увернуться от очередного удара, но он пришёлся по голове, взметнул в воздух копну рыжих волос. Отскочив в сторону, оказалась в ловушке между креслом и комодом.

— Ира! Прекрати немедленно! — бабушка попыталась вырвать оружие, но мама оттолкнула её локтем.

— Не таким человеком я тебя растила! Не подзаборной дрянью, таскающейся с мужиками! — попало бы ей под руку что-то тяжелее, мне было бы несдобровать.

— Что ты такое говоришь то? Не трогай ребёнка! — бабушка по мере своих увядающих сил пыталась остановить разбушевавшуюся дочь. В то время, как мне оставалось, повизгивая, прикрывать голову от ударов, сыплющихся один за другим. Я сжалась в комок.

— Ребёнка? — мама повернулась в её сторону, гневно сжав зубы. — Ты спроси, что этот ребёнок со взрослыми мужиками за ДК делал! Я всю себя отдала ей, чтобы она выросла хорошим человеком, а она тварина такая…

Снова повернувшись ко мне, она принялась с новой силой сыпать на меня удары за ударами. Мягкий хлопок в её руках превратился в жёсткую наждачку, сдирающую с моих щёк слёзы, спутывающую волосы в колтуны, оставляющую ссадины на коже.

— Мама! Не правда это! Хватит! — я не знаю, слышала ли она мои отчаянные мольбы или она просто была не в силах остановиться. — Больно!

— В подоле ребёночка мне принести захотела? Взрослых мужиков тебе надо стало?

— Хватит!

— Слава богу твой отец не дожил до этого дня… — она устало опустилась в кресло и прикрыла ладонями влажное лицо. — Слава богу ему не придётся краснеть от пересудов соседей и знакомых. Кто ж вырастет из тебя, Машка?..

Сквозь солому спутанных волос я видела, как она разочарованно посмотрела на меня. Эти слова ударили сильнее, чем кухонное полотенце. Мне казалось, что отец смотрит на меня сверху с осуждением. С таким же разочарованием за то, чего я не делала.

— Мало мне проблем на работе, так тут ты ещё, сволочь такая… — она замахнулась полотенцем, но очередного удара не последовало. После эмоционального всплеска сил у неё не осталось. Плечи опустились. Она словно постарела на десяток лет.

— Ир, мало ли что говорят, — бабушка присела на подлокотник. Погладила шершавой ладонью голову дочери. Другой вытерла морщинки под глазами, в которых остались слёзы. — Машка — егоза, но она хорошая девка. Ты же знаешь, что в сплетнях больше вранья, чем правды.

— Ма, теперь каждая бабка на лавке будет тыкать в нас пальцем, — мама положила голову ей на грудь. — Нам и без того не сладко живётся. Рано ей с мужиками спать.

Я сидела тихо, лишь иногда всхлипывала. В голове не укладывалось, как кто-то мог придумать такую чушь. А быть может, кто-то видел, как Ванька меня поцеловал, и придумал свою версию событий. В посёлке зачастую жилось скучно. Эта история, как вкусная кость для собаки. Пока поселковые не высосут всё из неё до последней капли, не успокоятся. Мама была права. Для большинства не было важно, правда ли это или выдуманная кем-то сплетня. Для них важно было втоптать невинных в грязь, придумывая новые подробности произошедшего.

— А на работе-то что случилось? — бабуля попыталась увести разговор от меня, всё так же поглаживая маму по голове. Я сидела в углу и мечтала, чтобы вот так же меня успокаивала мать и говорила, что всё будет хорошо.

— Кто-то из пациентов нажаловался главврачу, что я за лечение деньги беру мимо кассы. Визгу-то было… — она грустно хмыкнула.

— Ну-ну… Я пойду завтра к нему и скажу, что враньё это всё.

— Не надо, ма. Разберусь, — она встала с кресла. Ослабевшие ноги отказывались слушаться, но она прошаркала в их общую спальню.

— Ох, Машка. Что творится-то, — бабуля озабоченно посмотрела на меня своими бледными глазами и вышла вслед за мамой.

Я так и осталась сидеть одна. Положив голову на колени, думала о том, что хуже точно быть уже не могло.