Афера Сатаны

Горячее дыхание обдувает мою чувствительную плоть, отчего по ней пробегают мурашки.

— Шакал, — резко шепчу я, теряя терпение. Желтые глаза смотрят на меня, на его красивом лице играет коварная улыбка. Кровь стекает по моей киске, но он не обращает на это внимания. Нам обоим нравится, когда я покрыта кровью.

Мое сердце колотится, и я дрожу под его взглядом.

Я не могу устоять, когда он так смотрит на меня — подобно Богу, вернувшемуся домой после кровавой, жестокой войны и обнаружившему, что жена ждет его в постели. Все мои мужчины красивы, несмотря на гротескный грим и долговязый рост Мортиса и Бейна. Но это одна из причин, по которой ярмарка позволяет им путешествовать. Они притягивают людей так же сильно, как и отталкивают.

Подобно змее, его язык высовывается, облизывая меня, прежде чем восхитительная мышца вновь скрывается в его рту. Я вздрагиваю и едва не подпрыгиваю, когда его язык снова выныривает. В тот самый момент, когда я открываю рот, чтобы обругать его, он смыкает свои губы на моем клиторе.

Я закатываю глаза и открываю рот. Мне потребовалась сила, о которой я даже не подозревала, чтобы сдержать стон, рвущийся наружу. Чувствуя мое напряжение, Шакал сужает глаза.

— Я остановлюсь, если ты будешь шуметь, — угрожает он, и его слова гулко разносятся по моим чувствительным нервам. Я вздрагиваю от его прикосновения, когда он снова высовывает язык.

Я отрывисто киваю головой. Мои ровные зубы впиваются в нижнюю губу, затягивая ее в рот и резко всасывая.

Шакал ласкает мою киску медленно, томно. Счастливо. Словно он ест рожок мороженого в жаркий летний день. От каждого движения мои веки трепещут, а бедра дрожат.

Когда он добирается до особенно приятной точки, вырывается тихий стон. Его большие глаза устремляются на меня, и заставляют замереть на месте. Я снова прикусываю губу, надеясь, что он не остановится из-за моей оплошности.

Словно по волшебству, Тимоти входит в альков. Когда он видит, чем мы занимаемся, широкая улыбка расползается по его клоунскому лицу, демонстрируя острые зубы.

— Сибби не ведет себя тихо, — говорит Шакал, ябедничая на меня. Я открываю рот, чтобы возразить, но Тимоти подходит ко мне, и я отвлекаюсь на то, как под его кожей перекатываются мышцы.

— Я позабочусь о том, чтобы она молчала, — отвечает Тимоти, его голос низкий, а улыбка зловещая. Расширенными глазами я наблюдаю, как он крадется ко мне, но теряю его из виду, когда он исчезает позади меня. Когда я начинаю поворачиваться, рот Шакала накрывает мою киску, глубоко посасывая.

Задыхаясь, я откидываю голову назад, и меня охватывает волна наслаждения. Мои веки опускаются, а Тимоти почти забыт. До тех пор, пока я не почувствовала тепло его присутствия, прижавшегося вплотную ко мне. Его твердый член упирается мне между лопаток. Он двигает бедрами один раз, достаточно, чтобы показать мне, что я с ним делаю.

В тот момент, когда из меня вырывается еще один тихий стон, рука Тимоти обвивает мою шею и прижимает мою голову к его твердому животу. В таком положении я могу полностью видеть клоунское лицо Тимоти. Он смотрит на меня сверху вниз, в его ярко-голубых глазах светится возбуждение. Многие сочли бы клоуна, смотрящего на них сверху вниз, пугающим, но только не Тимоти. Он слишком чертовски красив, чтобы на него смотреть.

Его рука сжимается вокруг моего горла, сдавливая дыхательные пути, пока сквозь них не проходит хоть капля кислорода.

И с остервенением Шакал пожирает меня заживо. Кусая и облизывая каждый сантиметр моей киски. Моя грудь вздымается, и я хочу закричать от натиска, но не могу дышать. Я чувствую, как мое лицо краснеет, а глаза закатываются от смеси острого языка Шакала и непреклонной руки Тимоти.

Мой живот сжимается, когда наслаждение нарастает. В глазах вспыхивают звезды, когда он сосредотачивается на моем клиторе — как раз там, где он мне нужен. Его язык блуждает по пучку нервов, экстаз разгорается от маленькой точки, которую он исследует языком. Он хватает руками нижнюю часть моих бедер и приподнимает, прижимая мои колени к груди.

Придушенный звук вырывается сквозь тиски на моем горле, новый угол наклона выжимает из меня еще больше удовольствия. Он продолжает лизать и сосать, пока его длинные, шершавые пальцы проводят по моему входу. Ожоги на его плоти кажутся такими реальными, и мне нравится, как это ощущается внутри меня.

Я делаю небольшой вдох, который только могу сделать, мои ноги дрожат. Прежде чем я успеваю подготовиться, его пальцы погружаются в меня. Мой рот раскрывается в беззвучном крике, а спина выгибается дугой.

Я с трудом удерживаюсь от желания закатить глаза, но все же мельком вижу лицо Тимоти. Он облизывает губы, его взгляд голодный и отчаянный. Другая его рука скользит по моему плечу и опускается вниз, обхватывая мою грудь своей большой ладонью. Мои соски почти прорезали дыры в ночной рубашке. Он захватывает один из них своими пальцами, поглаживая и посылая вибрации прямо в мою киску.

Тимоти снова сжимает руку, предупреждая меня, чтобы я молчала. Он чувствовал, как стон зарождается в моем горле под его рукой. Тимоти продолжает пощипывать мой сосок, сильно сжимая его до ослепляющей боли, а затем отпускает и позволяет языку Шакала унять боль.

Я больше не в состоянии это выносить. Спираль обрывается, и мой мир взрывается. Тимоти идеально рассчитал время, отпустив мое горло, чтобы кровь отхлынула от моей головы, вызывая бред, пока я качаюсь на волнах. Он зажимает мой рот рукой, прежде чем я успеваю пискнуть, хотя я почти кричу под его рукой.

У меня перехватывает дыхание, когда волна за волной оргазма накатывает на меня. Я больше ничего не вижу, но ощущаю, как мое тело прижимается к большому языку Шакала прерывистыми, отчаянными движениями.

Это наиболее близкое приближение к раю, пока моя душа заперта в этом теле.

Постепенно наслаждение угасает, и когда я опускаю взгляд, Шакал уже смотрит на меня с довольной улыбкой, мои соки покрывают его обожженное лицо и стекают с подбородка.

— Ярмарка скоро откроется. Подготовься, — приказывает он, его голос напряжен от голода.

Он встает, собираясь дать моим сокам высохнуть на его лице, и уходит, исчезая в темноте коридоров.

Следуя его примеру, Тимоти тоже уходит. Но только после того, как поворачивается и подмигивает мне, на его лице победная улыбка. Я улыбаюсь в ответ. Восторг Тимоти — всегда самый милый. Он любит видеть меня счастливой и удовлетворенной.

Когда они уходят, я вновь чувствую себя немного опустошенной. Но я понимаю. Они должны выйти на улицу и запугать всех гостей, гоняясь за ними, пока они в отчаянии хватаются за свои корндоги и сладкую вату.

Я хмурюсь, вспоминая свою вчерашнюю грязную сахарную вату.

Ничего, я просто украду себе новую.

Грудь все еще стеснена, я свожу свои трясущиеся ноги и просто дышу. Возвращаясь назад, я не думаю, что создала много шума под рукой Тимоти. Ничего, что могло бы перебить грохот и громкие разговоры, происходящие за стенами, пока персонал заканчивает подготовку.

В моем доме постепенно становится тихо, и на смену громко выкрикиваемым приказам приходит жуткая музыка, которая играет на повторе. Теперь я слышу эту музыку даже во сне. Меня уже давно раздражают эти звуки, но это небольшая плата.

В течение следующих нескольких часов воздух наполняется громкими криками снаружи. Запах жирной пищи начинает проникать внутрь, а также запах пластика и дорогого костюмированного грима.

Мой желудок урчит, и наступает самое подходящее время выйти на улицу, поесть и обследовать окрестности.

Нельзя быть уверенным в том, что кто-то из педофилов придет сюда. Но я понимаю, почему Бейн считает, что они могут.

Это ярмарка с привидениями, где тысячи детей бегают на улице. Тысячи молодых девушек в откровенных нарядах, вдали от родителей и готовых натворить бед. Это самое подходящее место для того, чтобы кто-то схватил свою следующую жертву. При таком скоплении народа отыскать пропавшую жертву будет практически невозможно.

Особенно ночью, когда монстры выходят поиграть, а группы друзей разбегаются, как муравьи, убегая от преследователей.

Я жду, пока берег не очистится, прежде чем выползти из своей норы и поспешно выйти из дома. Дрожь охватывает мое тело, прохладный воздух жестко касается моей кожи. Но когда я поднимаю голову, дрожь утихает, а ноги останавливаются, и мое тело замирает, когда я рассматриваю открывшуюся передо мной сцену.

Повсюду толпы людей, смеющихся и хихикающих. Поедающие на ходу свою еду. Раздаются взрывы смеха, когда аттракционы поднимают людей на сотни футов в воздух, а затем снова опускают вниз. Снова и снова, по головокружительным кругам и с бешеной скоростью.

Когда я только начала работать здесь, я решила украсть несколько билетов и побывать на всех аттракционах. Это был первый и единственный раз, когда я каталась на американских горках. Было свободно и волнительно находиться так высоко в воздухе. Будучи подвешенной на сотни футов в небе, в тот маленький момент времени, это был единственный раз в моей жизни, когда я чувствовала, что папа не может меня достать.

Я наслаждалась этим чувством всю ночь. Особенно потому, что знала, что это был последний раз, и я больше никогда не позволю себе такого удовольствия.

Как истинно верующий человек, я предана своей миссии. Мое время, проведенное на ярмарке, ограничивается заманиванием демонов в мой кукольный домик и едой — хотя я бы отказалась от этого, если бы мое тело позволило.

Поэтому я просто наблюдаю за тем, как гости наслаждаются аттракционами. Звуки их восторженных криков и счастливого смеха всегда приносят мне огромную радость.

Даже несмотря на то, что здесь, в Вашингтоне, очень холодно.

Афера Сатаны — совершенно невероятное зрелище. Несмотря на то, что солнце еще не полностью опустилось за горизонт, мозаика из голубых, розовых, красных, фиолетовых и зеленых цветов сверкает в больших лампочках рядом с каждым аттракционом и сооружением в поле зрения. Облака разноцветного дыма стелются по ночному небу из дымовых машин, расставленных по всей территории, цвета переходят в новые оттенки от разноцветных огней.

Это так красиво.

На фудтраках нарисованы монстры — страшные существа, держащие тарелки с гамбургерами и картофелем фри или лимонадом. Некоторые из монстров изображены поедающими еду — слоновьи уши, хот-доги и жареные во фритюре Орео, нарисованные у них во рту, острые зубы, торчат из-под губ.

Мой желудок урчит, и я вспоминаю про себя.

Дома с привидениями не откроются до наступления ночи. Значит, не раньше чем через пару часов. Посетителей ярмарки не пускают до пяти часов, чтобы они успели покататься на аттракционах и поесть, прежде чем их заманят в страшные дома.

Я спускаюсь по ступенькам и следую своим носом к первой попавшейся тележке с едой. Они предлагают горячую картошку фри и филли чизстейк3. Мой рот наполняется слюной от запаха соленой жареной вкуснятины, шипящего мяса и избытка специй.