Искусство бегать на каблуках

— Шон?

Он остановился в центре маленькой кухни, пока так хорошо знакомый жар обжигал ему желудок. В детстве у него была самая постыдная мать в доме, или в школе, или среди сидевших на трибунах.

— Это ты? Ты вернулся?

Вдохновением для последней болезни стало посещение медицинской клиники, где медсестра посоветовала матери сдать глюкозотолерантный тест на панкреатит.

— А ты ждала еще кого-то?

Шесть месяцев назад мать пошла к доктору по поводу чешущегося глаза, а покинула кабинет, находясь на краю могилы. Снова. В тот раз в ее дверь постучала ангина, и мать, конечно же, открыла.

Шон зашел в гостиную и в некотором роде почувствовал облегчение, увидев, что мать лежит на раскладном кресле, укрытая одним из пестрых афганских пледов, которые она всегда вязала. У нее на голове была эласто-гелевая черепная шапочка, закрепленная

лейкопластырем на шее. Шон купил матери охлаждающий головной убор, когда у нее был «менингит». Какое отношение этот предмет имел к панкреатиту, оставалось загадкой. Которую Шон не собирался разгадывать.

— Я привел гостя, — сказал он, оглянувшись на Лекси. — Мама, это Лекси Ковальски. — Он не мог решить, какой головной убор выглядит глупее: «рыбная» шляпа или черепная шапочка. — Лекси, это моя мать, Джеральдина Браун.

Лекси обошла Шона и подошла к дивану.

— Так приятно познакомиться с вами, миссис Браун. — Она действительно взяла его мать за руку и похлопала по ладони.

Джеральдина повернула голову, изучая Лекси.

— Ты не местная.

— Нет. Я живу в Сиэтле.

— Что ж, Шон. — Мать перевела взгляд с лица Лекси на лицо сына. — Ты не говорил мне, что приведешь… особенного друга?

Лекси не была никем особенным.

— Сюрприз.

— Так и есть.

Лекси отпустила руку его матери, и Шон почти уверился, что та узнала невесту из «Давай поженимся!». Джеральдина Браун смотрела телевизор в режиме нон-стоп, а Лекси была горячей новостью. Его мать ни словом не упомянула про шоу, и подозрения Шона возросли.

— Как долго вы двое знаете друг друга?

Лекси оглянулась на Шона, и они ответили одновременно:

— Какое-то время, — столкнулось в воздухе с: — Недолго.

Глаза Лекси расширились.

— Какое-то время, но иногда кажется, что мы только что познакомились, — сказала она, потом снова повернулась к его матери. — С вами случалось подобное?

— Лишь однажды. Отец Шона был любовью всей моей жизни. Я чувствовала, будто знала его целую вечность, но все же недостаточно долго. — Она вздохнула для пущего драматического эффекта. — Мы были половинками одного целого, но он умер, когда Шону было два года.

Теодор Нокс был вторым мужем матери. Она выходила замуж еще и в третий раз.

— Соболезную.

Джеральдин умудрилась чуть наклонить голову:

— Спасибо.

Да ради Бога. Прошло двадцать пять лет.

— Уже вторая половина дня. Ты не голодна, мам? — спросил Шон, прежде чем мать пустилась в многословный рассказ о том, как отчаянно она пыталась вернуть к нормальному существованию любовь своей жизни после того, как тот упал с крыши «Принца Руперта».

Дядя Эйб всегда говорил, что мать Шона стала зависимой от внимания, которое получала, пока выхаживала своего умирающего мужа, и после этого превратилась в ищущего внимание ипохондрика.

— Меня слишком тошнит, чтобы есть. — Она подняла руку и поправила пластырь под подбородком. — А что ты хотел предложить?

— Я купил курицу, пасту, яблоки, бананы и зелень.

Его мать не верила в свежие овощи и фрукты, но Шон более разумно относился к тому, что помещал в свое тело. В течение сезона он потреблял пять тысяч калорий в день, питаясь в соответствии с предприсанной диетой, состоящей из здоровых углеводой, «постного» белка, свежих фруктов и овощей, выпивал от двух до четырех литров воды и иногда употреблял водку с тоником или пиво.

— А хлеб?

— Мультизлаковый.

Нахмуренные брови матери сказали Шону, что конкретно она думает о чем-то мультизлаковом.

— Ты же знаешь, что от мультизлаков меня ужасно пучит и случается диарея.

Последнее, чего хотел Шон, это обсуждать физиологические процессы в теле своей матери. Возможно, это была ее любимая тема для разговора, но он бы предпочел получить удар молотком по голове.

— Или я могу засунуть в микроволновку замороженную пиццу.

— Там есть сыр. Сыр мне полезен.

Мать пререкалась как ребенок, но по крайней мере перестала изучать лицо Лекси так, будто собиралась подпрыгнуть, вся взволнованная при виде невесты из «Давай поженимся!».

— Фальшивый сыр.

— Хот-дог.

— Знаете, — сказала Лекси, приложив палец к подбородку, — возможно, я могла бы предложить вам кое-что получше, миссис Браун. Женщина с таким хрупким здоровьем, как вы, нуждается в соответствующем питании. А не в пицце.

Шона вырос на хот-догах, макаронах и замороженной пицце. И его матери не нравилось, когда он или кто-то еще говорил ей, что она неправильно питается. И хотя это была правда, он почти ждал, что мать скрестит руки на груди и очень возмутится.

— Я знаю, что вы правы, — сказала она.

Что? Должно быть, слова «женщина с хрупким здоровьем» сделали мать такой сговорчивой. Или же эласто-гелевая шапочка заморозила ей мозг.

— Я только что поела, но буду рада приготовить вам что-то вкусное. Я действительно очень хорошо готовлю, — уверила их Лекси. — Я унаследовала это по материнской линии. Вместе с талантом к изготовлению модной одежды для животных. — С легкой улыбкой она развернулась на пятках и вышла из комнаты в кухню.

Шон проследил, как она уходит. Взглядом скользнул вниз по ее спине и длинным волосам, задержавшись на секунду, чтобы оценить изгиб талии, а затем остановился на прекрасной круглой заднице. Шон не знал, кто из них более ненормальный: женщина в черепной шапочке или та, что в «рыбной» шляпе.

— Шон, — чуть слышно прошептала мать.

Он повернулся к матери и присел на край софы, стоявшей рядом с ее креслом.

— Что?

— Ты знаешь, кто она?

— Конечно.

— Она невеста из «Давай поженимся!». Я приготовилась смотреть церемонию прошлым вечером, только она сбежала. — Мать ткнула в Шона пальцем. — С тобой.

— Не совсем верно. Мы были в одном самолете.

— Ты украл ее у Пита!

— Нет, я не крал.

— Ты украл невесту из «Давай поженимся!».

Так вот почему мать не заговорила об этом с самого порога. Она думала, что они вместе. Как пара.

— Ты ошибаешься. Это не то, что ты подумала. Мы встретились в самолете прошлой ночью.

Мать прижала руку к груди, как будто у нее вот-вот случится инфаркт.

— Дай мне телефон. Я должна позвонить Ходе или Кэти Ли.

— Ты не хочешь ехать в Канкун. У тебя даже паспорта нет.

— Я могу его получить. Быстро, мне нужно позвонить на «Эн-Би-Си».

Мысль о том, что мир обнаружит: Лекси находится с Шоном в доме его матери, пугала.

— Ты не можешь так поступить. — Звон кастрюль и сковородок привлек внимание Шона к кухне, затем его мысли снова вернулись к разговору. Его матери понравится весь этот хаос, а вот ему нет. — Ты не можешь позвонить Ходе и Кэти Ли.

— Ты прав. Венди Уильямс предлагает путешествие в Орландо в «Мир Диснея». — Мать забралась пальцем под шапочку и почесала голову. — Я получу паспорт, чтобы отправиться в Волшебное королевство. Я бы хотела увидеть Замок Золушки и, может быть, прокатиться на речном катере.

— С каких это пор?

— С тех пор, что я поговорю с Венди и вдобавок получу бесплатное путешествие.

Шон верил матери. Она выпрыгнет из кресла и доберется до ближайшего аэропорта ради шанса увидеть Венди и устроить хаос. Шон не хотел, чтобы это случилось по нескольким очень хорошим причинам. Во-первых, обнаружение невесты из «Давай поженимся!» соберет кучу новостников и орду папарацци у дверей дома его матери. Шон так и видел, как стоит между матерью в черепной шапочке и Лекси в «рыбной» шляпе, стараясь выглядеть единственным нормальным под прицелами видеокамер и вспышками фотоаппаратов. Во-вторых, мысль о том, что его мать будет сидеть на диване у Венди и разговаривать с ней о своих последних хворях, вызывала у него тот же жар, который он чувствовал в детстве. Он никогда не знал, какая мать покажется на хоккейном матче. Относительно нормальная или та, что приносит грелку-подушку на батарейках и рассказывает о своих месячных. Или хуже, та, что преувеличивает его собственные болезни, превращая ветрянку в метициллин-резистентный золотистый стафилоккок. Тогда он был не в состоянии ее остановить. Но сейчас он стал взрослым. Хоккеистом, ежедневная работа которого включает жесткие удары о бортики и нанесение ударов в лицо с разворота в качестве ответного хода. Когда Шон Нокс выходил на лед, он становился его властелином. Он все держал под контролем. И вне льда тоже. Он держал под контролем все, кроме того, что касалось его матери.

Никто, кроме дяди Эйба, не обладал способностью контролировать его мать. Дядя был единственным, кого она слушалась, но он умер два года назад, и она вышла из-под контроля еще сильнее, чем когда-либо.

— Ты не можешь никому рассказать.

Мать пристально посмотрела Шону в глаза и ткнула в него пальцем.

— Почему тебя это так заботит? Она не твоя девушка. Ты сказал, что не крал ее у Пита. — Она прищурилась, как будто искала причину назвать его лгуном. — Вы встретились только прошлой ночью.

Шон нахмурился, глаза заболели. И снова он представил, как стоит между двумя женщинами в нелепых шляпах под прицелами телекамер и фотовспышками. Весь его мозг сжало, когда он заставил себя сказать:

— Ладно. Ты была права. Я украл ее у Пита.

— Ха. Подожди, пока я расскажу это Ванде! — взвизгнула его мать, потирая руки. — Это намного лучше, чем ее сын, женившийся на Мисс Мэйпл Лиф две тысячи двенадцатого года. Она хвастается этим уже пять лет.

Твою ж мать! Шон не знал, что причиняло большую боль, пульсация в голове или в глазах. Боже, каким образом маленькая забава прошлой ночи превратилась в полноценный секрет.

— Ты не можешь никому рассказать. Ни Ходе, ни Венди, ни Ванде. — Его голова. Его голова определенно заболела еще сильнее. — Мы не можем навлечь на себя такое внимание прямо сейчас.

— Хм-м-м. — Мать скрестила руки, явно разочарованная, что не может похвастаться Ванде такими новостями. — А что твой тренер думает обо всем этом? Один из его игроков украл его дочь на национальном телевидении?

Как, черт возьми, все это произошло?

— Он еще не знает. — Шон не был лжецом. — Лекси тоже еще не знает.

— Лекси не знает, что ты украл ее у Пита? — Мать посмотрела на Шона, как будто это он был ненормальным. — Ничего не понимаю.

И не она одна.

— Конечно Лекси знает это. — Шон не любил секреты так же сильно, как не любил ложь. В основном потому, что отстойно справлялся и с тем и с другим, и вот где в итоге оказался: прямо в середине и того и другого. — Ковальски не знает, что Лекси со мной. А Лекси не знает, что я играю в хоккей за «Чинуков». — Всегда проще говорить правду, и все сказанное только что было правдой. — И ты не можешь рассказывать об этом.

— Ты в порядке, сынок? — Мать положила ладонь ему на колено. — Ты получил удар по голове без шлема?

Похоже на то. Как будто его ударили битой по лбу.