Последние страницы моей жизни

°6. Каждый день не может быть хорошим

Утро оказалось безумно приятным. Я сумел проснуться лишь к двенадцати дня. Юля сопела под боком, закинув на меня все что было можно: и руки, и ноги, и волосы. Я осторожно провёл рукой по лицу, убирая ее волосы и зевнул. Нужно было вставать и начинать день, как всегда. Хотя, лучше все же стоило остаться в постели и наслаждаться этим прекрасным моментом. Стоило лишь прикрыть глаза, и я сразу же вспомнил вчерашний вечер. То, что случилось — стало неожиданностью для меня. До этого я был уверен, что держу себя в руках, а на деле оказалось, что я поплыл от одного лишь неловкого поцелуя. Вот это да…

Мне четырнадцать. Я сидел в пустом классе, склонившись над своим блокнотом и писал новую историю про мышонка Булька, когда в класс с визгом вбежали одноклассницы. Подняв глаза, я увидел Серегу, который залетел следом, держа в руках живую лягушку. Школа находилась недалеко от речки, и такого "добра" на школьном участке было предостаточно. Девчонки визжали, а толстяк-Серега пытался заставить их поцеловать его. Даже я тогда не мог придумать подобного. Да и уже к тому времени смирился с тем, что никогда не доверюсь ни одной юбке. Я выше этого! В первую очередь я должен думать о будущем. О том, как я отремонтирую наш дом, о том, как куплю бабушке новое платье, о том, как приду и скажу маме, что ей больше не нужно будет работать. А пока, я просто медленно шёл к желаемому. У меня уже было два блокнота с рассказами, и я при первой же возможности отнесу их в издательство. Только вот добраться до города было проблемой. Мама ездила в город в пятницу с утра, а я в это время был в школе и не мог пропустить, а поехать в другой день было просто невозможно.

Учителя жаловались на то, что на перемене я не даю им «отдыхать» потому что сижу на месте. Но что мне было сделать, если из друзей у меня был только Серега, который не мог усидеть на месте даже во время урока. Тогда я совсем не понимал, почему он стал со мной дружить. Вроде бы и семья у него приличная, и деньги всегда на обеды были и не маленькие суммы. Мне тоже давали деньги на обеды, но я усердно прятал их в своей комнате в шкатулке. Я откладывал на мечту! Хотел на свое восемнадцатилетие что-нибудь себе подарить. Денег там уже было очень даже прилично. За два года могло накопиться много, по крайней мере, скоро нужно было менять шкатулку, потому что та не будет закрываться.

В тот день мы с Серегой возвращались домой, обсуждая, как здорово было бы жить в городе. Серега уже несколько лет жил загородом, потому что его отцу-астматику было тяжело жить там, где вечный смог. Постоянные приступы рано или поздно могли его убить. А мы когда-то переехали потому что в городе не осталось работы, сейчас отец вернулся домой, но мы так и не возвращались в город. Продолжали жить там. Мама работала, отце ремонтировал что-то по заказам, бабушка получала пенсию, и нам хватало. Но мне хотелось большего. Хотелось так же, как и моим одноклассникам приходить в школу не в одном и том же, а в новых брюках или ботинках, а про модный радио-приемник я даже мечтать не мог. Хотя, из накопленных денег мне могло хватить на что-нибудь.

— Что у вас там? — услышал я и поднял взгляд на дом и увидел, что у ворот стояла скорая, а во дворе что-то происходило.

Я со всех ног бросился домой. Залетел во двор и увидел сидящую на лавочке, плачущую бабушку и маму… Она сидела на корточках и кричала не своим голосом. У меня от страха сжалось сердце, но я сразу же подошел к ней и заставил подняться. Мама очень похудела за последние несколько лет, выглядела, как мои одноклассницы, только морщины выдавали возраст и темно-синие мешки под глазами. Я прижимал ее к себе и чувствовал, как ее дрожь передается мне. Она будто бы не понимала, что сейчас перед ней я, а не кто-то. Обычно она сдерживала все эмоции передо мной.

Взглянув на бабушку, я понял, что что-то случилось с отцом. Утром, когда я уходил, он, смеясь, говорил, что пока приду, он всю крышу починит. Мы еще поспорили на рубль.

— Ч-что случилось? Мама? Мам, что происходит? — не выдержал я и тут же попытался усадить ее на лавку и пойти на поиски санитаров и отца, но она мертвой хваткой вцепилась в мою руку. — Мам, перестань! Я не маленький! Я должен знать, что случилось!

Не думал, что она это сделает, но она отпустила мою руку. Сердце неприятно саднило. Я пошел за дом, где отец собирался работать и увидел, как несколько санитаров накрывают простыней тело отца. Увидев меня, они нахмурились.

— Ну-ка, иди отсюда! — крикнул один, а я не мог пошевелиться.

Легкая рука легла на мое плечо, я вздрогнул и увидел бабушку. Она слабо кивнула и повела меня в дом. Я слышал, как кричала мама, как санитары что-то ей говорили. Через открытую форточку все было слышно, и при желании я мог все услышать, но кровь внутри меня бурлила. Я почувствовал внезапную пустоту внутри, и страх, что теперь я должен защищать свою семью. Но как, если я не могу защитить даже себя.

Я почувствовал легкое прикосновение к щеке и вздрогнул, открывая глаза. Сонная Юля смотрела на меня с улыбкой и прижималась еще сильнее, чем вечером. Неприятный осадок от воспоминаний отягчал дыхание. Сердце саднило. Я старался не подавать вида, но внезапно Юля ахнула и, схватив меня за подбородок, повернула голову.

— О, Боже, что это?

— Что там? — я в три секунды поднялся с постели и прошел к зеркалу.

Правую щеку «украшал» синяк с кровоподтеками. Я провёл пальцами по нему. Больно, но не смертельно. Странно, что он вообще появился. Я не помнил, что могло оставить этот след на моем лице? Нужно было воспроизвести прошлый вечер с самого начала, но в голову лезло лишь его завершение.

Юля сидела в постели и ждала, когда я ей объясню откуда у меня синяк в пол лица.

— Единственное, что я помню, так это то, как ты влепила мне пощечину. — Усмехнулся я, проходя к окну и оглядывая на улицу.

— Марин, после пощечины такого не может быть… Я не сильно же ударила…

— Значит, сильно. Пройдет, не забивай голову. — Присев на край кровати, я потер лицо руками и шумно выдохнул.

— Ну ты что? Из-за синяка так расстроился?

— Никак не могу проснуться. — Солгал я, чувствуя, как грудную клетку что-то сдавливает. — Давай прогуляемся. Хочу подышать свежим воздухом.

— Да! Блин… давай через час! Мне нужно съездить домой, переодеться. Но как только я приеду обратно, мы пойдем гулять! — Юля поцеловала меня в щеку и поспешила в гостиную, где оставила вчера свое платье. — Марин!? Я совсем забыла о тетрадке! Там под номером семь… ты написал, что хочешь вернуться домой.

«7. Вернуться домой (хотя бы на день).

Мне стало плохо. Я сдвинул брови и сжал пальцами переносицу. Когда я это писал, я гостил у бабушкиной сестры. Мама с бабушкой отправили меня туда только потому что думали, что так будет легче пережить смерть отца. Это всего лишь эмоции. За столько лет впервые я поддался им, и почему? Только потому что доверился кому-то. Нужно держать себя в руках. Я мужчина. Стержень. Как говорил отец: «Скрипи зубами, но не показывай, что тебе больно! Эти ублюдки видят, что ты сильный, но хотят внушить тебе обратное! Будь выше этого! В нашей семье — нет трусов! Понял, сынок?»

— Что случилось? Ты сам не свой… — Юля бросила платье на кровать, села рядом со мной и нежно провела рукой по моим волосам. — Ну же… расскажи мне, что случилось? Дело во мне?

— Не думай о том, что дело может быть в тебе. Просто плохой сон…

— Я знаю тебя не первый день, и могу понять, когда ты врешь мне, а когда говоришь правду.

Шумно выдохнув, я долго не знал с чего начать, но я хотел высказаться. Я начал рассказывать ей о своём детстве, о родителях, о бабушке, о своих неудачах, потерях, работе. Все мне давалось сложно. Я был закрытым, и каждое сказанное слово, камнем сваливалось с души. Юля держала меня за руку и внимательно смотрела на меня. В ее глазах я мог прочесть сожаление, страх, в каких-то местах ужас и жалость. Я продолжал ей рассказывать все до тех пор, пока не увидел, как по ее щекам покатились слезы. Мне стало страшно. Что творилось в ее голове? Почему она заплакала? Но стоило ей обнять меня, и все вопросы тут же исчезли.

— Ненавижу всех и каждого, кто когда-либо обидел тебя… — прошептала она. — Никому не позволю обидеть тебя снова! Только…

— Не стоит об этом…

— Ты стал закрытым из-за НИХ! Из-за всех, кто тебя обижал! Но это неправильно… людям можно доверять. Не всем, но можно. Вот смотри: мне можно доверять, соседи у тебя отзывчивые и котик у них милый, им тоже можно, Петрикову — можно. Да, я поняла, что в детстве у вас были проблемы, но ты видел, как трепетно он к тебе относился в больнице? Да, его мать — еще та… неприятная особа, но она просто все свои эмоции перевела в агрессию!

Она провела руками по плечам и вздохнула, после чего села удобнее и взглянула в окно.

— Знаешь, я все же завидую тебе…

— Что? — удивился я, на что она грустно улыбнулась.

— Мне было пять, когда отец начал заниматься издательством, а мама открыла салон. Времени на меня у них не было. Меня воспитывала бабушка, а родители каждый раз отвлекали меня игрушками, чтобы я не возмущалась. Однажды на Новый год, мы с бабушкой приготовили стол, ждали маму с папой, а они лишь отправили мне в подарок дорогую куклу, а сами остались на своих работах. У меня было все о чем я только могла мечтать, но… семьи как таковой не было. Мы не были дружными, а сейчас… вообще. Все, что не касается издательства — папу не интересует, а маму вообще нельзя застать дома. Эрик растет с бабушкой, как и я когда-то. И я очень боюсь, что он вырастет озлобленным.

— Озлобленным?

— Да… ребенок должен быть желанным.

— А разве он не…

— Когда мама узнала, что беременна, она сказала: «Ну получилось и получилось». Боюсь, что со мной было так же. Ладно, не будем о грустном больше! — она поднялась с постели и взглянула на время. — Я сейчас домой и к тебе, а потом мы поедем куда-нибудь, по-о-обедаем и… нужно вернуться к твоей тетрадке желаний!

Она при мне же сняла с себя футболку и принялась натягивать платье. Подойдя ко мне, Юля повернулась спиной и, собрав волосы, попросила застегнуть молнию. Это было не сложно, но воспоминания того, как я расстегивал платье приятно грели что-то внутри.

— Я быстро! Жди меня и не перебивай аппетит чаем.

Она уехала, а я снова остался один. Это стало немного непривычным, но Юля ведь обещала вернуться.

В четырнадцать лет я был обязан стать опорой для своей семьи. Я морально себя подготавливал к этому весь день, пока бабушка куда-то поехала, а мама после двух уколов успокоительного спала.

Отца привезли на следующий день. Меня сковал страх, я не мог зайти в дом, зная, что увижу там мертвого отца. Это очень сложно. Несложно заставить себя войти и увидеть. Самое сложное — это осознать то, что ты больше не услышишь его голоса, смеха, не почувствуешь крепкое мужское рукопожатие… именно отцовское. Я прошел по двору, пиная старый сдувшийся мяч и пытаясь подготовить себя к последней встрече.

— Ирина! — услышал я бабушкин голос и обернулся, видя, как мама, укутанная шалью быстрым шагом шла к калитке. — Ирина, стой, кому говорю!?

— Я устрою этому жадному уроду! Из-за него Коля умер! Из-за него! Так пусть он это знает! — кричала мама, что люди, оборачивались, проходя мимо.