Л̶ю̶б̶л̶ю̶. Гублю

Руки Мороза сжались на руле, и он вдруг резко затормозил, свернув на обочину. Достав салфетку, слишком мягко и деликатно для человека только вчера оравшего "найти суку" вытер мокрые дорожки на ее щеках, наклонившись совсем близко. Она не отстранилась, да и некуда было в очень тесном пространстве машины.

Вблизи он казался немного моложе, и заплаканная Маша теперь навскидку давала ему не больше тридцати трех. От Мороза пахло чем-то свежим и приятным, поэтому она вдруг с шумом втянула воздух, пытаясь распробовать и определить аромат. Вопреки стучащему сердцу и полуобморочному состоянию запах, исходящий от него успокаивал и умиротворял.

— Ну перестань. Напугали тебя, идиоты. Все забудется. Вот увидишь, через годик ничего от этой ночи даже не вспомнишь, — он очень осторожно убрал выбившуюся прядь ей за ухо и добавил, — глаза зеленые как у лисы, а трясешься, как заяц.

Всю дорогу до дома они ехали молча. Адреса Мороз не спрашивал, потому что она и так дала ему все координаты.

Уже на выходе из машины, он вдруг повернулся и сказал:

— Веди себя хорошо. Никому не слова. Я отпустил, но другие могут вернуть. Имей это в виду.

Вдруг Маша остановилась, пораженная его словами и снова села в машину.

— Хочешь признаться, что не тот адрес дала? — ухмыльнулся Мороз.

— Нет, адрес тот. Но не могли бы вы отвезти меня к подруге. Ведь она совсем одна, после всего этого…

— Поехали.

Теперь, после ее просьбы, поездка проходила как интервью: Мороз задавал вопрос, а Маша отвечала. Если его любопытство было не удовлетворено, то он уточнял детали, ненавязчиво, но требовательно.

Это были типовые вопросы, как на собеседовании: где и когда родилась, семья, учеба, интересы.

Маша отвечала кратко, но по делу. Она не хотела задумываться, зачем ему эта информация, ее мысли были о подруге.

Когда они остановились у нужного подъезда, Мороз снова предупредил:

— Веди себя хорошо и по клубам больше не ходи. Ну чего застыла, маленькая? Беги.

Маша влетела на третий этаж и забарабанила в дверь:

— Танечка, это я, открой!

Гнетущая тишина за дверью добивала и пугала одновременно.

— А если она что-нибудь с собой сделала? — прошептала девушка и обессилено села на пол.

Наконец дверь открылась и когда она вошла, Таня с чалмой, сооруженной из полотенца, уже восседала на кровати, завернутая в большой махровый халат и смотрела в одну точку.

— Как ты, Танюша? — запричитала Маша и бросилась к ней.

— Могло быть и хуже, — она показала ровную стопку стодолларовых купюр перед собой и продолжила, — насильник мой приходил, прощения просил… Ты как?

Однако потухшие Танины глаза говорили о том, что ей наплевать.

— Чтоб они все сдохли, твари! Может в полицию?

— Сделанного не воротишь. Я, в конце концов, не целка была совсем. Но козлу этому отомщу. Он по ходу запал на меня. На свидание звал ублюдок, представляешь?

Внезапно вспыхнувший недобрый огонь в глазах подруги пугал Машу. Такой взгляд бывает у обиженных женщин, которые готовятся мстить. Она видела какую-то обреченную решимость и понимала — Кулецкую ничего не остановит, по-своему, но она накажет насильника.

6

За те три дня, которые Горин не общался с Машей, он к своему собственному удивлению испытал целую бурю эмоций. Сначала раздражение и злость, сожаление и равнодушие, ну а после ревность и даже бешеное желание поехать к ней.

Он и сам не понимал своих противоречивых чувств, но списывал это на то, что его впервые бросили. Нет, девушки, конечно, расставались с ним по собственной инициативе, но в последний раз это было в далекой безоблачной юности, и совершенно не затронуло его мужское эго. Но сейчас, при его положении и возрасте девушка, внезапно решившая расстаться, была подобна разорвавшейся бомбе.

Горин, взбешенный ее отказом и строптивостью метался как тигр в клетке и собирался по прилету лично проучить зарвавшуюся соплячку, но обилие репортеров и встреч остановили его, заняв весь первый и второй день.

Юрий Иванович, зная всю щекотливость ситуации, деликатно посоветовал вызвать Каролину из Москвы, и Горин, раздосадованный тем, что камеры преследуют его на каждом шагу, согласился.

— Черт с ней! Распорядись заказать ей билеты, но эту пигалицу я тоже так не оставлю.

— Потерпеть нужно пару дней, Александр Николаевич. Ты только два дня на посту — за каждым шагом смотрят. Через недельку твоя будет, куда денется, если сама раньше не примчится.

— Вот поэтому я, Юра и не хотел этой публичности, каждый шаг под лупой. Бабу свою проучить не могу за непослушание! Теряю хватку, — невесело ухмыльнулся Горин.

Каролина прилетела первым же рейсом, жена тоже была под рукой, но Горину не стало легче. Перед глазами был образ Казанцевой, которая стонала под ним еще несколько дней назад, а теперь даже не брала трубку.

Однако уже на четвертый день в пять утра, когда Горин допивал утренний кофе и утверждал программу на предстоящий день, она позвонила.

— Прав был Юра, быстро передумала, — хмыкнул Александр Николаевич и снял трубку.

— Слушаю.

— Саша, это я.

Он прислушался к ее растерянному голосу и раздраженно вздохнул.

— Извини, за мое поведение, я просто испугалась, когда тебя увидела в новостях с женой. Подумала, он губернатор, а я… В общем, ты в городе?

Растеряна? Неизвестно, но было слышно, что Маша пытается держать себя в руках.

Испытывая полное удовлетворение, Горин максимально холодно и по-деловому протянул:

— В городе. Вечером пришлю машину за тобой. И больше так не делай. Накажу.

Однако сразу после нажатия отбоя на лице Александра Николаевича против его воли расплылась довольная улыбка.

Вернулась, значит, лиса.

Настроение стремительно улучшалось и подчиненные, еще вчера получающие нагоняй от нового шефа, сегодня в недоумении останавливались и провожали сурового губернатора задумчивым взглядом.

— Юра, распорядись освободить сегодняшний вечер в графике мероприятий.

— Будет сделано, Александр Николаевич, — засуетился Сафронов, уверенный, что шеф займет вечер прилетевшей длинноногой Каролиной.

Но Горин думал о другой. Его мысли занимала ни Лена, ни Каролина, там была только Маша.

Вполне возможно, веди она себя более предсказуемо и покладисто, то скоро обязательно надоела и набила бы оскомину. Но те эмоциональные качели, которые она, сама того не желая, уже второй месяц устраивала ему, распаляли и привязывали Горина похлеще любого приворота.

Сначала Маша отказалась знакомиться, а потом сама пришла к нему, боялась близости, а потом отдала ему девственность, бросила и сама же попросилась обратно.

На первый взгляд могло показаться, что это продуманный план или женская хитрость и коварство в действии. Но у Горина было слишком много опыта во всем, что касалось женщин, поэтому он был уверен, что Машины порывы абсолютно искренни. Она поступала так, как чувствовало ее наивное девичье сердце, тем самым давая ему непередаваемые эмоции.

Горин питался ими и с нетерпением ждал продолжения, как большая породистая рыба, добровольно заглатывая любую наживку из ее рук.

Он не понимал ее и оттого еще больше хотел, просто, как капризный мальчишка желал именно ту игрушку, которая была новее, интереснее и занимательнее всех остальных.

Юная и нежная, она вызывала непреодолимое желание заботиться и помогать. Хотелось не просто трахать ее на досуге, хотя, разумеется, об этом Горин думал в первую очередь, хотелось завладеть ее разумом. Для осуществления этого было только два варианта: влюбить еще больше или сломать, или как Юрий Иванович очень поэтично называл второй вариант "губить".

Раздумывая над загадкой этой девушки, Горин испытывал удовлетворение и радость от того, что она объявилась сама. Обиды за ее уход он бы не спустил, а губить и наказывать Машу ему совсем не хотелось. Хотелось защищать и баловать, главное, чтобы заслуживала это послушанием и хорошим поведением.

— Алекс, я так скучала, — появившаяся на пороге просторного кабинета Каролина, заметила блуждающую на губах Горина улыбку и приняла ее на свой счет.

Красивая и породистая, она была уверена в себе и своих чарах, поэтому не могла даже мысли допустить, что ее мужчина сейчас может думать о другой.

— Здравствуй, Каролина, — равнодушно протянул Горин.

Пропавшая улыбка и холодный отстраненный взгляд немного сбили ее с толку, ведь за тот год, который они были вместе Каролина достаточно хорошо изучила реакции Александра Николаевича, поэтому сразу почуяла неладное:

— Я не вовремя, любимый? Весь в делах, заботах. Давай поужинаем вечером? — она обогнула его и стала мягко разминать широкие плечи, затянутые в строгий пиджак.

— Я думаю, что завтра ты уже можешь вернуться в Москву. Зря Юра тебя сорвал так внезапно…

Каролина замерла, и будучи по натуре женщиной горячей, не сумела проглотить обиду и разразилась проклятьями:

— Саша, я приехала сюда к тебе по первому зову, потому что люблю, а ты говоришь, что меня вызвал твой помощник? Ты снова трахаешь свою жену? Я всегда знала, что между вами не все кончено!

От ее повышенного надрывного голоса хотелось закрыть уши, потому что Горин в принципе не терпел женских истерик, тем более от любовниц, а Каролина точно не была исключением в этом вопросе:

— За языком следи. Все расходы будут покрыты. Выбирай страну, я оплачу месячный отдых, главное, не трепи мне нервы.

— Мне не нужны твои подачки! Я хотела…

Вдруг Горина переклинило. Нависнув над ней, он грубо схватил красивое лицо за подбородок и заорал:

— Чего ты хотела? Я кажется тебе ничего не предлагал. Экскортниц я трахаю без обещаний. Ты совсем, сука, зажралась. Подачки? Мне твои отдыхи по ляму долларов обходились, а удовольствия от тебя ноль. Нахер пошла.

Вот таким простым способом новый губернатор уже на четвертый день назначения показал сотрудникам, каким может быть тираном, а вылетевшая из его кабинета шикарная девушка залитая слезами, убедила всех, что он еще и законченный бабник.

Слухи в таких кругах расходятся быстро, поэтому уже после обеда добрая половина областного центра знала подробности скандала. А к вечеру это обсуждал даже бывший претендент на губернаторское кресло — Константин Колесников.

Горин тем временем завершил последнюю встречу и уже предвкушал ночь, которую собирался провести с Машей:

— Юра, отправь за Марией Казанцевой машину.

— Александр Николаевич, можешь и сам поехать, — сдержанно отозвался помощник.

— Ты только вчера ныл, что журналисты ходят за мной по пятам!

— Это вчера было, а сегодня весь город знает, как ты свою любовницу взашей выкидывал из кабинета, поэтому от твоей репутации семьянина ничего не осталось. А журналисты разъехались писать статьи о новом чудовищном губернаторе.

— Вот и прекрасно. Так даже лучше. Меньше иллюзий — меньше надежд, — мрачно заключил Горин и взяв ключи сам направился к парковке.

Ночной город сиял огнями, а набережная была полна народа. Туда и обратно сновали влюбленные парочки, вызывая у проезжающего Александра Николаевича какую-то ностальгию. Ведь он был еще молод и хорошо помнил, как буквально несколько лет назад сам гулял ночи напролет, не задумываясь ни о чем. Теперь на нем висела куча обязательств и дел, каждый день, забирая энергию и драгоценное время. Только Маша смогла вернуть ему давно потерянное ощущение свободы, и поэтому теперь была необходима для расслабления и восполнения сил.