Проклятая благодать

Флейм отступил назад, задыхаясь и вздымая грудь, его татуированные руки были в крови, а майка — ярко-красного цвета. Мейстер хлопнул в ладоши, смеясь, и подал знак принести еще выпивки.

— Неудивительно, что Бо позвал тебя в Техас.

Флейм посмотрел в мою сторону, и я жестом велел ему сесть. Спасибо, черт возьми, что этот придурок сделал, как я просил.

Около часа Мейстер говорил только о политике белой власти и о том, как, по его мнению, будет проходить грядущая расовая война. Он хвастался, что город финансирует огнестрельное оружие и любое другое нацистское дерьмо, которое Клан только может придумать, чтобы приобрести.

Наступила ночь.

Мужчины напились.

Гремела музыка.

Потом Мейстер щелкнул пальцами.

Я понятия не имел, какого хрена он приказал Гиммлеру сделать на этот раз, но через несколько минут Гиммлер вернулся в бар и потащил к нам накачанную шлюху.

Худая шлюха с бледной кожей. Одетая в испачканное белое платье. Чертовы огненно-рыжие волосы и веснушки на лице.

Моя грудь напряглась, ладони вспотели, и мне потребовалось все, что у меня было, чтобы не встать со своего места и не вырвать сучку из рук Гиммлера.

Мейстер отодвинул свой стул, и Гиммлер опустил ее на колени Мейстера.

Он схватил ее за волосы и поднял ее лицо. Весь гребаный воздух вылетел из моих легких… этой шлюхой была Фиби.

— Очень красивая, правда? — спросил Мейстер.

Голова Фиби болталась под его хваткой, ее голубые глаза не могли сфокусироваться. Следы один за другим покрывали кожу на ее руках. Следы от игл. Ее длинные рыжие волосы были засалены и перепачканы грязью, прозрачное платье показывало сиськи и киску. Кости выпирали под любым углом.

Но хуже всего было ее лицо. Опухшие глаза, окровавленные, потрескавшиеся губы, синяки — старые и новые — украшали ее щеки и челюсть.

Сучка была в полном беспорядке.

Из уст Фиби вырвался стон, когда Мейстер провел рукой по ее груди и коснулся сисек. Его губы пробежались по ее шее, и сучка наклонила голову в сторону, чтобы позволить ублюдку лизнуть ее покрытую потом кожу. Она вскрикнула от боли, когда его зубы впились в нее, оставив красный след.

Викинг переместился на сиденье позади меня и кашлянул. Я знал, что он пытается что-то сказать. Он неуловимо наклонил голову в сторону остальной части комнаты. Лицо брата выглядело бы нейтральным для любого другого, но я знал, что этот ублюдок был в ярости.

Оглядевшись, я увидел, что несколько сучек, одетых так же, как и Фиби, подвели к мужчинам, те повалили их на колени и делали с ними все, что хотели.

— Хочешь одну, просто выбери, — сказал Мейстер.

Он поднял на меня бровь. Я попытался сформулировать ответ, но мне пришлось очень постараться, чтобы удержать себя в руках, когда я увидел, что платье Фиби задралось, обнажив ее киску. Рука Мейстера была между ее ног, его палец проникал внутрь.

— Может быть, позже, — сумел сказать я.

Но внутри меня все кипело. Болезненные, убийственные мысли проносились в моем мозгу, и в центре их было мертвое тело Мейстера. Все мысли с его бледной кожей, покрытой кровью, и глазами, выколотыми кончиком моего ножа.

Стул Флейма отлетел назад, и вдруг мой брат оказался на ногах и выскочил за дверь.

— Что, бл*дь, с ним такое? — спросил Гиммлер, сидя рядом с Мейстером.

Этот ублюдок не переставал наблюдать за нами.

— Не очень ладит с толпой, — ответил Ковбой.

— Да кого это волнует? Посмотри, как он убивает. Кому какое дело, если он не любит публично трахаться?

Мейстер подмигнул мне, потом положил руки на щеки Фиби и повернул ее голову ко мне лицом.

Она вздрогнула и застонала, ее глаза пытались сфокусироваться. Я не был уверен, было ли это из-за того, что рука Мейстера была в ее киске, или из-за того, что он крепко держал ее за лицо.

Возможно, и то, и другое.

— Это гребаная земля обетованная, Карсон. Все это — наша награда за службу нашей расе, за службу, которую мы оказали нашей стране. Мы можем брать то, что хотим, когда хотим, — он улыбнулся. — Смотри.

Мейстер потянулся к передней части платья Фиби и разорвал материал. Обрывки упали на пол, обнажив слишком тонкое тело. Не было ни одного дюйма, который не был бы покрыт отметинами.

— Эта шлюха — моя. Но она пыталась ослушаться меня, пыталась сопротивляться, поэтому я научил ее, как себя нужно вести.

Он повернул рот Фиби к своему и прикусил ее нижнюю губу.

Она вскрикнула, ее тело дернулось.

Он засмеялся.

— Разве не так, Фиби? Показал тебе, кому ты, мать твою, принадлежишь, тогда, в лачуге стоматолога?

Его лицо приобрело строгое выражение.

— Кому ты принадлежишь? — потребовал он.

Каждый мой мускул напрягся, когда она тихо, как по заученному, произнесла:

— Мейстеру.

— Хорошая девочка, — он поставил ее на ноги. — Так покажи мне, — он наклонился вперед. — Покажи мне, как сильно ты меня любишь.

Фиби повернулась к нему лицом, как чертова марионетка на веревочке. Она наклонилась вперед, ее задница поднялась вверх. Я вцепился в подлокотники своего стула, чуть не вырвав гребаное дерево, когда увидел, что он преподавал ей уроки, как следует. В каждое гребаное отверстие.

Фиби уперлась сиськами в лицо Мейстера и, даже под действием наркотиков, на моих глазах превратилась в гребаную соблазнительницу. Ее тело извивалось, когда она прижималась голой кожей к груди Мейстера, ее руки держались за ручки кресла. Я не мог оторвать от нее глаз, пока она вводила свой сосок в рот Мейстера, сжимая его затылок, пока он усердно сосал, а она стонала, словно смакуя это дерьмо.

А потом она опустилась на колени, ладони ее рук пробежались по бедрам Мейстера. Глаза ублюдка остекленели, наполовину от виски, наполовину от вида его игрушки на коленях, опускающейся ртом к его промежности. Ее дрожащие руки начали расстегивать его ремень, затем пуговицы на джинсах.

Я оглядел комнату и увидел, что мудаки дрочат, наблюдая за ней. Другие трахали своих шлюх на эту ночь. Это выглядело как субботняя вечеринка гребаных Палачей. По крайней мере, клубные шлюхи сами предпочитали, чтобы их киски трахали я и мои братья. Мои глаза встретились с глазами Викинга и Ковбоя. Я увидел в них огонь. Огонь и неверие. Руки Викинга были сжаты в кулаки на коленях, а нога Ковбоя подергивалась. Братья были в шаге от того, чтобы наброситься на этого ублюдка и уничтожить его.

Задыхающийся звук вернул мое внимание к Мейстеру и Фиби. Голова Мейстера была откинута назад, его член был в руке Фиби. И она подносила его ко рту.

Ее спина выгнулась дугой, а бедра покачивались, как будто она уже трахала его. Сучка зарычала, заглатывая кончик и втягивая в горло весь член. Она не задыхалась и даже не вздрагивала, глубоко заглатывая член Мейстера. Он зарычал во все горло, положил руку ей на голову и накрутил пряди. Он был груб, практически срывая ее волосы с головы. Но Фиби только сильнее сосала.

Я вспомнил, что она была выращена для этого дерьма в том культе. Пророк развратил ее, чтобы она привлекала новых членов секты. Я понял, почему эта сучка была гребаной сиреной.

Рычание и стоны Мейстера становились все громче, когда она брала его сильнее, быстрее, глубже. Окружающие нас деревенщины вскрикивали, кончая. И тут Мейстер взвыл, оттолкнул Фиби от своего члена и схватил ее за руку. Он поднял ее на ноги и развернул лицом к себе. Затем, не теряя времени, он притянул ее к себе на колени и вогнал свой член в ее киску.

Фиби вскрикнула, ее руки упали на плечи Мейстера.

— Двигайся, — приказал он.

Бедра Фиби задвигались на его члене, а его руки потянулись, чтобы раздвинуть ее задницу. Он ввел два пальца в ее попку. Она закричала, когда он грубо задвигал бедрами, беря каждую ее дырочку.

Мои руки сжались в кулаки, когда он трахал ее и трахал, с каждой секундой все сильнее и сильнее. Наконец он издал протяжный стон и вошел в нее в последний раз.

Фиби двигала бедрами, пока Мейстер не вытащил пальцы из ее задницы. Взяв ее затылок, он направил ее вперед и наклонил ее рот к своему. Он впился в ее губы, пока ее тело дергалось. Затем оттолкнул назад, снимая со своего члена.

— Очисти его, — хрипло приказал он, зрачки расширились.

Фиби опустилась на колени и взяла его вялый член в рот. Ее язык облизал его плоть, слизывая сперму.

Мейстер провел пальцами по ее волосам, словно гладил проклятую собаку. Он оттолкнул ее голову от своего члена, и Фиби поднялась на ноги. Мейстер выпрямился, обессиленный, засунув свой член обратно в штаны.

— Танцуй, — лениво приказал он и дал сигнал включить музыкальный автомат.

По бару разнеслась какая-то заурядная рок-песня. Руки Фиби поднялись в воздух, и ее стройное тело начало раскачиваться. Я не мог перестать наблюдать за ней, завороженный тем, как она двигалась. Она была высокой и слишком худой. Но даже выглядя такой избитой и сломленной, как сейчас, я мог думать только о ней, о том гребаном дереве. Как она смотрела на меня в тот день, ее голубые глаза впились в мои, как будто она могла видеть каждую чертову вещь, которая проносилась у меня в голове.

Я представил себе, как танцует эта версия Фиби, и понял, что если бы я был одним из тех ублюдков, которых она соблазняла в баре, я бы записался и пел аллилуйя вместе с другими сектантами, только ради возможности поиметь ее снова.

Она повернулась лицом ко мне, и мое дыхание остановилось. Даже под героином, даже заморенная голодом, изнасилованная и пойманная, как собака, на ее губах мелькнула улыбка. Засохшая кровь потрескалась на ее губах, когда ее глаза закрылись, а тело продолжало двигаться в ритм. Слишком сосредоточившись на том, чтобы наблюдать за ней, потерянной в музыке, я едва заметил, как Мейстера отозвали, чтобы поговорить с Гиммлером. Я просто продолжал смотреть. Потому что не мог оторвать глаз.

И тут, с тяжелым вздохом, глаза Фиби распахнулись и встретились прямо с моими. Она замерла.

Сначала я подумал, что она просто слишком устала, чтобы продолжать двигаться… но потом она моргнула, снова моргнула, и слезы наполнили ее глаза.

— Ты.

Ее хриплый голос был почти неслышен из-за музыки. Ее маленькое тело покачнулось, но на этот раз музыка не имела к нему никакого отношения. Ее окровавленная нижняя губа задрожала, и на нетвердых ногах она, спотыкаясь, направилась ко мне. С каждым шагом ее и без того пепельное лицо становилось все бледнее. А потом полились слезы, одна тяжелая капля за другой, стекая по ее щекам, обнажая веснушки, которые скрывались под потом, кровью и грязью.

Ее грудь поднималась и опускалась в быстром темпе. Когда она дошла до меня, закрыв рот рукой, она опустилась на колени и легла у моих ног. Я посмотрел на Мейстера, он все еще был занят. Викинг и Ковбой внимательно наблюдали за происходящим с чертовски растерянным выражением лица. Их руки лежали на оружии, готовые к любому дерьму, которое произойдет.

А потом я снова посмотрел на Фиби. Я уставился в ее голубые глаза. Они все еще были одурманены до предела. Все еще расфокусированные и стеклянные. И все же, когда она стояла на коленях у моих ног, с затрудненным дыханием, с глазами полными слез, я видел их насквозь.