Следующей зимой

23 дня до зимы

На последней паре мне приходит сообщение в директ: «Жду после пар». В следующем сообщении указана марка машины, цвет и номер. Ну ладно додумался, что я не знаю его машину. Не знаю, хочу ли я говорить со Звягинцевым. Не отвечаю ему ничего. И тяну с решением до последнего. До того момента, когда уже нужно одеваться и выходить на улицу. Маша торопит, говорит, что отвезет меня, но у нее мало времени.

— Да мне надо в профком, совсем забыла, — делаю огорченное лицо. И стыжусь, как легко вру.

— Вечный профком! — ворчит Фомичева. — Не надоело?

— Надоело, — на этот раз правда. — А что поделать?

— Ждать тебя не могу, сори!

— Я и не просила, — улыбаюсь.

— Ладно, у Златы пары перенесли, она позже заканчивает, напиши, отвезет тебя.

— Да я не знаю, когда закончу. Может, через полчаса, а может, через три часа.

После ухода Маши я выжидаю минут десять и выхожу из корпуса. Ищу синюю «Мазду».

Нашла, подхожу. Артем уткнулся в телефон. В последний момент закрадывается мысль, а вдруг он меня уже не ждет? Отгоняю ее и хватаюсь за ручку двери. Забираюсь в машину. Внутри полумрак и тепло.

— Вообще-то она больше фиолетовая, — вместо приветствия говорю я.

— По паспорту синяя, — отвечает он.

— А по факту — нет, — я поворачиваюсь к нему. — Что хотел?

— Пристегнись, — он запускает двигатель.

— Зачем?

— Так гласят Правила дорожного движения.

— А тут сказать нельзя?

— Нет.

Безапелляционность его тона заставляют меня пристегнуться. По пути мы молчим. Я перебрала все возможные варианты, куда мы можем ехать: от кафе до тайного клуба анонимных волонтеров.

И всё же я не выдерживаю:

— Куда едем?

— Ко мне.

Да, этот вариант я тоже рассматривала, но тут же отвергла как неосуществимый. Часть меня требовала устроить скандал, заставить его остановиться, гордо хлопнуть дверцей и уйти в закат. Другая говорила: «Давай посмотрим, что будет дальше!» Любопытство победило.

Звягинцев живет в старом доме, построенном в стиле конструктивизма. Когда сворачиваем во двор, замечаю сбоку именную табличку какого-то почетного жителя сей постройки. Его квартира на пятом этаже, в ней две комнаты с высоченными потолками.

— Напоминает студию… — произношу я, снимая куртку.

— Так и есть, во время Союза здесь жили скульпторы и художники.

Мы заходим в большую комнату, обстановка аскетичная, белые стены, на полу старый, но приведенный в порядок паркет, высокие деревянные крашеные рамы — видимо, дом относится к объектам культурного наследия и менять окна нельзя. Никогда не была в таких домах. Понимаю, что мне здесь нравится.

Артём садится на диван и включает огромный телевизор на стене.

— Стоя будешь смотреть?

Из вредности говорю «да», но сажусь на диван. Не сильно далеко от него, но и не слишком близко. Ожидаю, что он что-нибудь начнет говорить уже, но оказывается, мы будем досматривать «Ванпанчмена».

— Вообще-то я его смотрела, — сообщаю я, когда заканчиваем смотреть так и недосмотренную в субботу серию.

— Я тоже. Но это не является противопоказанием для повторного просмотра.

Я хмыкаю, но устраиваюсь поудобнее. Пытаюсь следить за сюжетом (хотя и так всё помню), но абсурдность ситуации рождает тонну вопросов. От «Зачем я здесь?» до «Какого хрена тут вообще происходит?».

— Аникина, расслабься, — слышу слева от себя его голос. В его тоне такая приятная мягкость, какую я слышала у него только по отношению к Маше. И теперь я точно не расслаблюсь.

— Это невозможно, — бормочу.

— Ты даже не пробовала. Давай же. Немного практики, и всё.

Я близка к тому, чтобы взорваться. Представляю себя сверхновой.

— Я немного (нет, много) не понимаю, что творится. Почему мы сидим тут и смотрим «Ванпанчмена»? Что это было в субботу? И зачем это было? И как это произошло?

Я тяжело дышу от нервозности, пронизывающей каждую клеточку тела, смотрю на Звягинцева исподлобья, будто бык на тореро. И не зря — этот засранец так внимательно на меня смотрит, но краешки его губ приподняты в лукавой улыбке.

— Знаешь, хорошие вопросы. Но ответов на них у меня нет.

— Охренительно! А на это есть ответ? Ты всегда практикуешь незащищенный секс?

Говорю это и краснею, словно первоклассница.

— Обычно нет. Так получилось.

Хоть бы смутился для приличия!

— А если будут последствия, тоже будешь говорить: «Так получилось»?

Я пру как танк. Хочу, чтобы он хоть толику понимания изобразил, понял, насколько это серьезно.

— Ты не принимала специальную таблетку?

Черт, я ведь не подумала об этом… Если он свалит всю вину на меня… О, он познакомится с моей темной стороной.

— Нет.

— Тогда ждем месячных, молимся Ктулху, приносим жертву Макаронному монстру, посылаем сигналы Вселенной.

Он невозможен! Я закрываю лицо ладонями, пытаясь прийти в себя. Если честно, какое-то внутреннее ощущение говорит, что всё будет хорошо. Но я уже успела нафантазировать, как все мои планы летят в тартарары, если хоть один чертов сперматозоид достиг финиша.

Ладно, осталась неделя, нужно просто дождаться.

Артем обхватывает меня со спины и убирает мои руки от лица.

— Давай паниковать будем по факту, — мягко шепчет он и тянет меня назад, чтобы облокотилась на спинку. И я позволяю ему это сделать. — Как-то жарковато, не находишь?

Я не успеваю даже понять вопрос, а он подхватывает футболку за край и снимает. Мою футболку! С меня!

— Очень жарко! — злобно произношу и стаскиваю футболку с него. А он не сопротивляется и смеется. Что ж, видимо, в этом и заключался план…

Хочется сжаться в комочек и прикрыться, лишь каким-то невероятным усилием воли я останавливаю себя. «Всё нормально, — убеждаю себя, — он всё видел уже. Не нравится, его проблемы!» Не очень действует… Это третий раз, когда парень видит меня без одежды. Второй был в субботу. А первый… В конце 11-го класса. Стандартная история: мне нравился парень, а ему просто хотелось секса. Тогда некогда было страдать от факта, что меня принялись игнорировать сразу после той ночи. Экзамены сами себя не сдадут. Потом у меня было целое лето предаваться жалости, ненавидеть его, пребывать в апатии. И наконец понять, что не так уж я его и любила.

Да, я пережила уже давно это, но уверенности тот опыт мне не добавил.

Звягинцев подхватывает меня и сажает под бок. Там очень уютно, и я немного расслабляюсь.

Я стою у окна, дожевываю пиццу и смотрю на город. Мне так хорошо, что хочется плакать. Звягинцев разговаривает с кем-то по телефону, что-то по учебе, и меряет комнату шагами. Я пропускаю всё мимо ушей. В комнате полумрак, который разбавляет лишь мерцание экрана и свет фонарей с улицы. Мне кажется, со стороны эта сцена должна выглядеть атмосферно. Я, похоже, влюбилась в эту квартиру. Особенно в это окно — непривычно большое для советских строений, хотя это и объяснялось первоначальным назначением этого дома. Само здание расположено в верхней части улицы, плюс высокие потолки — и с пятого этажа открывался завораживающий вид на город. Светящиеся золотые змейки улиц устремлялись к центру и сливались в большое световое пятно. Слева даже виднелся шпиль главного корпуса университета.

Снова раздается писк мессенджера: Маша со Златой что-то обсуждают. Не хотела ничего читать, но пора возвращаться в реальность.

И ехать домой, пока ходят маршрутки.

Мама не одобрит, если вдруг «останусь ночевать у Маши». Нахожу свое нижнее белье под диваном, снимаю футболку Артёма, хотя с удовольствием бы осталась в ней, одеваюсь. Нахожу Звягинцева на кухне, он всё еще висит на телефоне. Не знала, что парни могут так долго болтать. Шепчу, что мне пора.

Он просто закрывает за мной дверь, всё еще слушая своего собеседника. Стараюсь не думать об этом. Видимо, нормальное расставание после секса — это не мое. Надо быстрее привыкать, чтобы не слишком загоняться.

Но пока не получается. В маршрутке прислоняюсь горящим лбом к стеклу. Чувствую себя какой-то грязной. Знаю, я сама была не против, более того, хотела этого. И могла предположить, что все примерно так и будет. Но всё равно стыдно — перед собой.

Достаю телефон и пробегаю сообщения: в «Бандитках», как обычно, обсуждают Розочку, ту еще стерву, тут я согласна с общественным мнением. Подруги обмениваются отзывами на какую-то новую песню, которую я еще не слышала. Достаю наушники, включаю, но мысли мои где-то не там. Три раза нажимала репит. Бесполезно. Ничего не слышу, не понимаю ни слова.