Первая встречная

Злая шутка

Люди, которые без сомнений воткнут нож тебе в спину, улыбаются тебе в лицо, и надеются получить что-то от этого.

(Кора Рейли «Связанные ненавистью»)

— Пап, привет. Я хотела сказать, чтобы ты не беспокоился, я на даче, с друзьями, — Алессандро опешил. Из динамиков прозвучал голос живой Стефании. Охрипшей, слабой, но живой. Ему многое сейчас не понятно, кроме одного — мертвецы не говорят.

— Стефания, это ты? — Манфьолетти сначала растерялся и замолчал, но потом опомнился: время на сей момент явно не резиновое. — Ты с Джованни?

— Никаких мальчиков, ты что! — «Вот же черт. Значит, его держат отдельно». — Пап, ну мне пора, зовут, — на фоне послышались крики из рода «сучка, а ну отдала мобилу», от чего Алессандро невольно поморщился.

— Я тебя скоро вытащу, — прошептал, после чего сбросил вызов и встал с кровати. Мельком глянул в зеркало, пригладил свои волосы пятерней, потер глаза, затем быстро покинул комнату. Соколова даже знала, куда он направился: в свой кабинет. Необходимо отследить местоположение телефона, пока они не перевезли Руссо в другое место.

***

— Вот сучка, а ну отдала мобилу! — мужчина выхватил из руки Стефании телефон, после чего отвесил ей наотмашь сильную пощечину. — Вали обратно, жди, пока не скажем.

Ее пристегнули наручниками к батарее, перед этим не забыв хорошенько побить.

«Зато Манфьолетти теперь сможет найти меня, — на красные глаза проступили слезы. — Лишь бы Джо был жив»

Девушка уснула. Слишком вымотана, слишком голодна, слишком мало спала. Слишком много всего. На границе между сладкими грезами сна и реальностью она желала одного: «Господи, оставь Джованни жить».

***

— Вы заходите с этого входа, — рука взметнулась к парадной двери, — а вы с этого, — указал на неприметную серую дверцу. — Все, парни, давайте. Живее, живее! Где же ваш энтузиазм и жизнерадостность?

Один из молодых людей как-то нехорошо глянул на Алессандро.

— Дон Манфьолетти, — окликнул он его.

— Что еще? — Алессандро уже собрался выходить из автомобиля, но остановился.

— Убивать… всех? — запнулся после первого слова. Вздрогнул, будто что-то вспомнил, добавил: — То есть… — его перебили.

— Конечно всех, Джулиан! — рассмеялся Манфьолетти. — Всех, кроме Руссо и Конте, если последнего вообще там держат. — Опять взялся за ручку двери. — Ничего не желаю больше слышать. Времени в обрез. Ни пуха, ни пера.

«К черту, все к черту, черт его возьми»

***

Дом оказался пуст. Ее избили и бросили умирать, а сами, видимо, спасали свои задницы, убежав.

«Может, это и к лучшему — меньше хлопот. Остался только Конте»

Сейчас Алессандро вместе со Стефанией возвращались домой. Почти все закончилось. Еще чуть-чуть, и с этим адом покончено.

(Надолго ли?)

Приехали. Манфьолетти выходит из автомобиля, уже почти расслабившись, оказывается около двери своего дома, как его передергивает.

«Боже, только не это. Только не сейчас. Только не ее, она же тут вообще не причем…»

Надпись на стекле, красной помадой: «Дон Манфьолетти, будьте осторожнее». А снизу смайлик с рожицей, у которой выставлен язык, — видимо, жест насмешки над Манфьолетти. Только последний был намазан не помадой, а… кровью.

— Дерьмо!

Мигом в кармане нащупывает нужную связку ключей, но только со второго раза попадает в замок. «И с чего это я так волнуюсь? Нервы, это все нервы» — заставляет себя сбавить шаг, однако едва оказавшись на лестнице, удерживает себя от того, чтобы не перелетать через ступеньку.

Заходя в комнату и увидев Соколову, вновь просто лежащую на кровати и сверлящую взглядом потолок, выдохнул. Практически упал на край матраса, тихо, но очень грубо выругался итальянским матом и потер переносицу.

— Вы чего? — переводит взгляд на Алессандро, приподнимаясь на локтях. — Что-то со Стефанией?

— К тебе кто-то заходил?

— Нет, никого не было, — теперь Дарья полностью села, скрестив ноги в позе лотоса. — Так что со Стефанией?

— С ней все нормально. Она внизу с Мазарини, — ответил, скорее на автомате, затем снова замолчал, задумавшись. — А никто посторонний в дом не приходил?

— Да нет, — девушка вскинула брови. — Что произошло?

— А кто выходил из дома? — казалось, Соколова готова была уже придушить Манфьолетти за обеспеченную ей тревожность на остаток дня.

— Что случилось то, в конце концов? К чему вы говорите загадками? — он все еще молчал. Поднялся с кровати, подошел к окну, открыл его, вновь закурил.

«В последнее время стал много курить. Не хватало мне сейчас еще и на стакан присесть»

— Алессандро! Вы меня вообще слышите? — она тоже подошла к окну, схватила с подоконника пачку его сигарет и достала зажигалку из своего кармана.

— На входе мне оставили послание. Одно — помадой, второе — кровью. Почему-то подумалось, что тебя тоже… — запнулся, прокашлялся и махнул рукой. — Не важно, у меня уже крыша едет.

Услышал шуршание картона и щелчок. Чуть позже завоняло табаком вдвое сильнее.

— Убери от себя это дерьмо, — смерил Соколову осуждающим взглядом.

— Вы сами сейчас курите, — кивнула на сигарету в пальцах Манфьолетти. — Да и какая вам ра… — девушка не успела договорить, ибо ее совершенно бесцеремонно схватили за запястье и отобрали никотиновую палочку. Едва начатая сигарета полетела в пепельницу и была затушена. Дарья округлила глаза.

— Кончай с курением. Тебе анорексии не хватает?

«Когда это он решил примерить на себя роль моего отца?»

***

24 сентября.

— Джулиан, ты в своем уме? Или прикалываешься? — четыре утра, телефонный разговор, больше походивший на ор, который услышит даже Соколова на другом конце дома. Алессандро не помнит, сколько выпил за эту ночь. Однако прекрасно осознает, что много. — Вы серьезно не можете найти Конте? Чего, мать вашу, в этом сложного? Придурки, вас там дюжина человек штаны просиживает!

***

Спать Манфьолетти приходит только в шесть. Усмехается, когда замечает застывшее дыхание Соколовой, — претворяется, якобы спит. Она вздрагивает и обхватывает себя руками, когда слышит перегар, исходящий от Алессандро. Матрас прогнулся. Дарья отодвигается на край кровати, но после облегченно выдыхает, когда слышит сопение.

Проснулся главный герой в одиннадцать, что максимально странно и противоестественно для него. Он спал бы и дальше, учитывая, сколько вчера выпил, только вот в дверь кто-то настойчиво стучал. Вторая половина кровати оказалась холодной и пустой, — Соколова куда-то ушла, — а голова нещадно болела, будто ее раскололи на две части.

— Дон Манфьолетти! — испуганный до чертиков Джулиан практически ввалился в спальню. Глаза бегали по отекшему лицу Манфьолетти. — Происходит какой-то абсурд, вы не поверите.

Молодой человек повел его на улицу. Подошли к забору, остановились подле толпы случайных зевак и его подчиненных.

— И что? Что происходит? — злобный взгляд метнулся в сторону Джулиана. — Мне кажется, что меня уже ничем не уди…

— Нет же, посмотрите вверх, — солдат позволил себе такую дерзость, как перебить Дона. Либо произошло что-то поистине чудовищное, либо…

— Какого… — его рот открылся и закрылся. На дереве, прямо перед ограждением участка было повешено тело Руслана. Губы размалеваны красной помадой, а на лбу кровавая надпись «Джо». И снова тот поганый насмехающийся смайлик. — Вот же уроды!

***

— Я же сказал тому подонку, чтобы избавился от его тела! Откуда этот полуумок тут вообще взялся? — Алессандро пил со Стефанией в своем кабинете.

При внешнем осмотре на вскрытии оказалось, что жертве посмертно вырезали язык и подвесили на шею, вдев в него золотую цепочку. Происходящее на этот момент больше походило на фильм ужасов, чем на реальность. Как будто нападавший решил применить психическую атаку, чтобы окончательно сломать их.

Девушка сидела едва ли не в истерике. По сути, она такая же, как Соколова — не в то время, не в том месте, не с теми людьми. А потом разгребай подарки судьбы половину (если не до конца) жизни.

— Кто это вообще может быть? Зайцев? Мой отец? Русские, в конце концов? — берет в руки стопку бумаг с некой информацией, начинает быстро перебирать каждый лист. — Если судить по отчетам Джулиана, Николая четыре года не было в Италии. Он лежит с раком желудка в немецкой клинике. Хотя, как я сейчас могу кому-то доверять…

— Ты говоришь сам с собой? — Стефания невесело усмехнулась и налила себе еще коньяка. Того самого коньяка, который пил Алессандро этой ночью.

— Что последнее ты помнишь со своей свадьбы?

— Я общаюсь с тетушкой Джованни, а после… ничего, — ее лицо побледнело. — Ничего. Абсолютно ничего, — Руссо даже едва не пролила алкоголь мимо рокса. — Нет, ты не понимаешь. Как провал в памяти!

— А когда пришла в себя? Первое, что увидела?

— Я… я не знаю.

— То есть?

— Вообще ничего не помню. Не помню даже как смогла позвонить тебе.

Манфьолетти выжал из себя что-то нечленораздельное, из рода, «вот дела» и они продолжили пить. Ему было страшно вновь вернуться к алкоголизму, но, сейчас он хотя бы не бухает в одиночку.

«И что от этого меняется?»

***

Соколова устроилась на подоконнике, крутя вокруг пальца кольцо. Не обручальное, а то, которое ей одолжил Алессандро. Вопрос: зачем? Зачем он дал ей свое кольцо?

«Маячок? Чтобы следить за мной? Да ну, бред же. Я ему к чертям не сдалась. А что тогда? Скрытая видеокамера?» — Дарья даже усмехнулась. — «У меня непомерно завышенное самомнение».

Девушка настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила, как в комнату зашел Манфьолетти. Да и тем более, она сидела в наушниках, так что будь у нее хоть тысячу раз идеальный слух, ее бы это не спасло.

— Алессандро, что вы… — он ее уже не слушал. Резко накрыл холодные иссохшие губы девушки своими, сразу вторгаясь языком ей в рот. В нос Соколовой ударил проклятый ею запах спирта, от чего она поморщилась и захотела отстраниться, только спина уже упиралась в стекло окна.

Вот сейчас происходит реальный бред.

Левая рука Манфьолетти мгновенно оказалась на ее талии, а правая держала за подбородок, не давая даже малейшего шанса выбраться из его хватки. В эту же секунду его ладонь каким-то образом сместилась с талии под футболку.

Чудовищная нелепица, больше походившая на начало акта изнасилования. Это вообще реальность?

— Алессандро, — мужская рука поднялась выше, игнорируя протесты девушки и обводя холодными пальцами каждое ее ребро, подбираясь к ложбинке груди. На глазах Соколовой уже проступили слезы: он бухой, причем в стельку. В обычном состоянии до него не достучаться, о чем уж говорить сейчас. — Алессандро! Остановитесь, — голос дрогнул.

Стало ужасно страшно, поэтому Дарья даже не помнит, как ее рука взметнулась в воздух и залепила мужчине пощечину. Слабую, но это не отменяет того факта. Воспользовавшись моментом, девушка быстро соскальзывает с подоконника и едва сдерживает себя, чтобы не побежать куда-нибудь в подвал, за семь замков.

Эту ночь она явно будет спать в гостиной.

***

25 сентября.