Пожар моего сердца

Глава 17. Одна ночь

Глеб все еще не мог поверить, что она предлагала такое.

Это не входило в его планы, когда он писал ей сообщение. Он просто хотел поговорить о Даниле. Однако события приняли очень неожиданный и довольно интересный оборот.

Большинство парней ухватились бы за такой шанс и воспользовались предложением Анны. Но он сомневался. Он хотел большего. Независимо от того, отец он Данила или нет, Глеб хотел быть в жизни Анны. Он уже думал, что просто дружить с ней будет трудно после всего лишь поцелуя. И не был уверен, что сможет когда-нибудь думать о ней просто как о друге, если будет знать, как выглядит ее лицо, когда он глубоко в ней.

Возможно, это эгоистично с его стороны, но такова правда.

Тем не менее она сказала, что ей это нужно. И ему определенно это тоже было нужно. Для него тоже прошло уже много времени, и он никогда никого не хотел так, как Анну.

Глеб на собственном горьком опыте убедился, что не в силах контролировать будущее, а беспокойство о прошлом — лишь пустая трата времени. Единственное, что он может сделать, — это принять наилучшее решение относительно настоящего момента. Прямо сейчас это решение было несложным.

Подняв руку, он накрыл ее ладонь своей, и она прерывисто выдохнула.

— Договорились. Но помни, что сделку всегда можно пересмотреть.

Легкая усмешка коснулась ее губ. Он ожидал, что она начнет спорить, но, когда этого не произошло, Глеб сократил расстояние между ними. Все внутри него требовало овладеть ею. Сорвать с них обоих одежду. Прижать Анну к стене. Но он сдержался. Если это мероприятие только на одну ночь, то он проведет в предвкушении как можно больше времени, прежде чем перейти к главному блюду. Прелюдия — так называется его игра.

Опустив голову, Глеб чуть не поцеловал Анну, остановившись в сантиметре от ее губ. Усиливая напряжение между ними, он скользнул кончиками пальцев вверх и вниз по ее рукам. Прикосновение к ней было похоже на прикосновение к проводу под напряжением. Каждый мускул в ее теле дрожал от сдерживаемого желания.

Наконец, когда ее дыхание стало прерывистым, его руки скользнули к ее талии, и он мягко прижался губами к ее губам.

Каждое мгновение, когда они не были вместе, он мечтал об этом. Прикасаться к ней. Целовать ее. Быть с ней.

Все в ней доводило его до предела.

Ее глаза. Ее улыбка. Блеск ее волос. Ее свежий цитрусовый аромат. Каждая деталь пробуждала к жизни его нервные окончания. Они мучили его неконтролируемым желанием обладать ею.

Он провел языком по ее нижней губе, вызвав стон желания, который чуть не положил конец всем его возвышенным планам. Жизненный и спортивный опыт научили его дисциплине, такой же сильной, какой была его неистовая страсть к Анне. Он найдет в себе силы взять себя в руки, чтобы не поддаться этому животному инстинкту.

Стараясь быть сдержанным, Глеб продолжал нежно целовать ее, в то время как его руки поднялись с талии вверх, обводя контуры ее тела. Его пальцы скользили, запоминая каждую деталь.

Она была — само совершенство. Она была — шедевр. На этой земле не было ничего более безупречного и непринужденно красивого.

Хриплый стон вырвался из глубины ее горла, и он скользнул языком между ее губ, исследуя каждый уголок.

То, что началось как нежный, сдержанный поцелуй, быстро переросло в неконтролируемое пламя желания. Зная, что если не погасить его, то все быстро выйдет из-под контроля, Глеб заставил себя немного отстраниться и позволил взгляду скользнуть по ее лицу.

Он хотел запечатлеть каждое мгновение и каждую деталь в своем сознании. Чтобы в любое время, когда он пожелает, повторить то, что, несомненно, станет величайшим переживанием в его жизни.

— Я никогда ничего и никого не хотел так, как хочу тебя!!! — прорычал он.

Она резко выдохнула, когда ее глаза закрылись, а голова откинулась назад, обнажая изящную шею. Румянец окрасил ее кожу, и он увидел, как от возбуждения пульсирует вена на ее шее.

Осознание того, что именно его слова произвели на нее такой глубокий и немедленный эффект, заставило его член затвердеть.

— Тогда возьми меня, — прерывисто выдохнула она.

Не теряя времени, Глеб начал раздевать ее дрожащими пальцами. Они дрожали не от нервов. Отнюдь нет. Он редко в своей жизни чувствовал себя более уверенным, чем сейчас.

Нет. Его пальцы дрожали из-за предвкушения. И все же, даже когда адреналин захлестнул его подобно сильнодействующему наркотику, он не позволил себе поддаться животному инстинкту, который велел ему немедленно овладеть ею.

Они оба так давно не имели сексуальных отношений! Конечно, по разным причинам, но почему-то казалось, что они ждали друг друга. С такой судьбой не следует торопиться.

С каждым предметом одежды, который Глеб снимал с Анны, он чувствовал себя все ближе к ней. Когда они обнимали друг друга, вокруг них была натянута невидимая нить. Глеб чувствовал это. И каждый раз, когда его обнаженная кожа касалась ее, жар их тел сливался воедино.

Ему это нравилось. Ему хотелось знать наверняка, что эта нить, связывающая их, никогда не разорвется.

Но жизнь устроена иначе. Прошлое научило его жить в условиях неопределенности и если не любить, то, по крайней мере, принимать такую жизнь. Проникнуть в тайну будущего, чтобы в полной мере оценить удовольствие от настоящего.

Глеб осыпал горячими поцелуями ее шею. Он ощущал шелковистую солоноватость пота, который теперь покрывал ее. Он почувствовал, как участился ее пульс, и смог ощутить трепетную энергию, которая пульсировала в каждой клеточке ее тела.

Они были в полной гармонии. Все это было зеркальным отражением реакций его собственного тела. Это было доказательством того, что Анна хотела Глеба так же сильно, как и он ее. Он продолжил свой путь поцелуев вниз к ее груди.

Глеб вдруг осознал, что до сих пор подсознательно думал о ней как о неземном существе, но теперь его восприятие изменилось. Она больше не была существом из другого мира. Она была Анной. Реальной. Настоящей.

Он обхватил руками ее спину и поддел пальцами застежку лифчика. Больше всего на свете он хотел, чтобы она стояла перед ним совершенно обнаженная. Чтобы между ними не осталось никаких преград. Он хотел исследовать ее с головы до ног и насладиться чарующим видом ее обнаженного тела. Насладиться каждым изгибом, каждой изящной линией.

Ему нужно было нечто большее, чем просто увидеть… Ему нужно было прикоснуться к ней. Прикоснуться к каждому ее миллиметру. Прижаться к ней всем телом без каких-либо преград и не торопясь исследовать ее.

После сегодняшней ночи он будет знать ее, как свои пять пальцев. Каждый роскошный изгиб, каждая ложбинка и выпуклость станут частью его самого и впитаются в мышечную память, как боевые приемы, которым он обучался день за днем и год за годом. Они станут смыслом его жизни.

Нежно, слегка касаясь, он провел кончиками пальцев по ее ключицам, поддевая и спуская бретельки лифчика вниз, избавляясь от еще одного предмета одежды. Глеб отступил назад, наслаждаясь совершенной красотой и восхищаясь кремовой кожей, не говоря уже о твердых темно-красных сосках.

— Черт возьми, ты такая идеальная, — пробормотал он. Не было слов, чтобы описать то, что он чувствовал. Лишь благоговейный трепет.

— Прикоснись ко мне. Пожалуйста, — взмолилась она, проводя кончиками пальцев по его рукам.

Звук ее сексуального голоса вывел его из транса, и он осознал, что смотрел на нее, загипнотизированный, в течение нескольких долгих мгновений. Ее прекрасная грудь околдовала его, но теперь он был свободен от этих чар.

Глеб опустил голову прямо к ее соскам, обхватывая их губами. Это были самые сладкие конфеты, которые он когда-либо пробовал.

Он начал оценивать, как каждое движение воздействует на нее, по реакции, которую оно у нее вызывает.

Кружение языка вокруг ее твердого бугорка вызвало дрожь по всему телу, в то время как за покусыванием последовал мучительный стон. Его быстрые движения вверх-вниз заставили ее запрокинуть голову и выгнуть спину.

Он сохранит всю эту информацию для использования в будущем. По крайней мере, он надеялся, что у них с Анной будет для этого возможность.

Наконец она вцепилась руками в его волосы и откинула его голову назад так, чтобы пристально посмотреть ему в глаза. Затем, с нотками отчаяния в голосе, выдохнула: «Мне нужно… Я не могу стоять. Мои ноги…»

Он наклонился, обнял ее и одним быстрым движением поднял. Когда она почувствовала, что он делает, то подпрыгнула и крепко обхватила ногами его талию, а руками — шею.

Их поцелуй был неистовым и отчаянным, пока он нес ее к своей кровати. Заряд энергии между ними увеличивался с каждым шагом.

Глеб пытался замедлить темп, унять бешено колотящееся сердце, остановить прилив крови к твердому, как камень, члену, — но тщетно. Возбуждение было слишком сильным, чтобы его можно было сдержать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким живым.

Ее прикосновение было наэлектризованным. Каждый раз, будучи рядом с Анной, Глеб чувствовал это. Он чувствовал себя более похожим на себя, чем когда-либо. Когда он был с ней, он был просто Глебом. С ней не было никакого ориентира, которого он должен был достичь, чтобы завоевать ее, никакой недостижимой цели, ради которой он должен был работать, чтобы стать достойным ее внимания. Он просто должен был быть верен самому себе и ей.

Это были единственные два правила. Такая свобода вызывала привыкание.

Он не знал, сможет ли вернуть ей что-то хотя бы близкое к тому, что она заставила его почувствовать. Но он собирался попытаться. Если он что-то и знал о себе, так это то, что ему не нравилось терпеть неудачу, а это случалось с ним крайне редко.

Добравшись до своей спальни, Глеб снял с Анны шорты и уложил на кровать.

Она подняла руки над головой, демонстрируя свои обнаженные груди, и его член подпрыгнул. Кончиками пальцев он провел по внешней стороне ее ноги, начиная с лодыжки и заканчивая бедром. Она лишь наблюдала за его движениями.

Затем, просунув пальцы под резинку ее белых, украшенных вишенками трусиков, он скользнул ими вниз по ее округлым бедрам и стройным ногам. Когда она была полностью обнажена, он позволил своему взгляду медленно скользить по ней, запоминая каждую деталь.

— Как я уже сказал, войны, памятники… опьяняешь, — он повторил основные моменты из своего «монолога», и на ее лице появилась ухмылка.

— Переработанная поэзия, — она притворилась, что зевает, прикрыв рот рукой. — Я думала, ты лучше этого. Глеб знал, что она шутит, но воспринял это как вызов.

— Твои груди настолько совершенны, что в их честь следовало бы построить храм. Его рука потянулась вперед, и он начал объяснять, по очереди обхватывая каждую из них ладонью: — Как будто они были созданы специально для того, чтобы поместиться в моей ладони. Твоя кожа такая безупречная, как будто сделана из фарфора. И все же, когда прикасаешься к ней, она такая теплая и мягкая. Ты Клеопатра и Елена Троянская в одном лице. Я хочу поклоняться твоему бо…

— Ладно, ладно, хватит, — рассмеялась Анна и приподнялась так, чтобы прикрыть его рот рукой. — Я поняла тебя. Прекрати.