Просто верь мне!

24

Света

В дверь стучат.

— Нет! Ты посмотри на нее. Сережа, как она тебя еще не окольцевала?

Сергей повернулся на бок, смотрит на меня и улыбается. Я одеваюсь. Учебу никто не отменял. На ночь я, конечно, оставаться не собиралась, но сумку с собой удачно прихватила. Странно, что папа еще никак не напомнил о себе.

Снова стук. За дверью слышится голос Вани. Сергей тоже встает, надевает спортивные штаны и прямо с голым торсом идет к двери. Я швыряю ему в спину футболку.

— Совсем, что ли? А потом мы удивляемся, чего всякие Насти тут коридор слюнями заливают.

Он поднимает футболку. Надевает. Снова улыбается.

Мы вместе выходим из комнаты. И натыкаемся на папу.

— Светлана! Ты не обнаглела? — повышает голос он. — Я тебя на ночь не отпускал.

— Ты сам сказал, что я могу делать все, что хочу. Я хочу быть здесь.

— Ты в своем уме? Встречайтесь, гуляйте. У нас можете бывать сколько угодно. Но ночевать, будь добра, дома!

— Папа!

— Марш в машину! За какие грехи мне все это? Света, одевайся и спускайся в машину. Мне нужно поговорить. — папа медлит несколько секунд. — С твоим молодым человеком, — говорит он раздраженно.

— Свет. Давай не будем скандалить, — говорит Сергей и подает мне куртку.

И он, что ли, туда же? Сейчас скажет еще, что папа прав. Я смотрю на него озадачено.

— Сереж!

— Свет, беги. Я тебя встречу после учебы.

Он целует меня в щеку. Я выхожу за дверь.

Папы не было минут пятнадцать. Я несколько раз порывалась вернуться в квартиру. Папина машина в этом дворе выглядит как-то чужеродно. Я смотрю по сторонам. Здесь из транспорта только какая-то советская машина. Волга, что ли? Без колес, стоит на пеньках. И пара копеек: красная и бежевая. Я не очень разбираюсь в марках автомобилей, но, кажется, так они называются.

Трое мальчишек лет десяти ходят вокруг машины, что-то обсуждают, заглядывают. У папы Тойота, ей пару лет. Никогда не задумывалась над тем, что она может кому-то понравиться. Машина как машина. Я все равно в этом ничего не понимаю. Один из мальчиков стучит в окно. Я приоткрываю дверь. Ключей у меня нет, стекло опустить не получится.

— А сколько в ней лошадей? Бенза много жрет?

Я озадачено жму плечами.

— Не знаю.

— Да что ты ее спрашиваешь! Разве девчонки понимают в тачках.

Я закрываю дверь. А они продолжают ее обхаживать. Наконец появляется папа. Садится в машину, заводит двигатель.

— Света. Мы с Сергеем обо всем договорились. Я не против того, чтобы вы встречались. Он не дурак, прекрасно понимает, что тебе всего восемнадцать. Тебе нужно колледж закончить. Не спешите… То, что отношения у вас взрослые, я прекрасно понимаю. И не одобряю, Света… Но здесь ничего уже не поделаешь. Не вздумайте сделать сейчас ребенка! Я надеюсь на его благоразумие. Повстречайтесь, узнайте друг друга получше, а потом будет видно, что дальше делать. Я прошу тебя, не наглей! Я и так себе на горло наступаю…

Я выслушала папину тираду молча, кивнула. И он отвез меня в колледж.

Вечером Сережа встретил меня и проводил до дома.

— О чем вы разговаривали с папой?

— Давай. Все, о чем мы разговаривали, останется между твоим отцом и мной?

— Почему?

Зачем тебе знать, что он со мной сделает, если я тебя обижу. Или сделаю в ближайшее время тебе, точнее, нам ребенка.

— Про детей. Он и мне говорил.

— Свет. Все нормально. Он во многом прав. Мне нужно встать на ноги. Скоро я заберу тебя. Ты даже не представляешь, как хорошо мне было сегодня ночью и утром. Мне вообще ничего больше не нужно. Только была бы ты рядом.

— Сереж. Да я не жду от тебя ничего. Таня с Ваней живут и счастливы.

— Это тебе так кажется. Таня выросла совершенно в других условиях. Говори, что хочешь, но вы разные.

— Я тоже все умею и готовить, и убирать, и…

— Свет. Я в этом и не сомневаюсь. Мне самому хочется дать тебе больше, чем замызганная комнатушка в коммуналке.

— Но когда это будет?

— Скоро, Светка, скоро. Потерпи… Собственную квартиру я тебе, конечно, не обещаю. До этого и правда мне пахать и пахать. Но снять нормальное отдельное жилье в скором времени я смогу. Твой отец просил не дергать тебя, пока ты не доучишься. Давай подождем до лета. Ты же весной заканчиваешь колледж?

— Хорошо. Но эта Настя!

— Да забудь ты про нее. Зачем она мне нужна? Я ее даже не замечаю.

— Зато она тебя замечает!

— Светка, ну что мне с ней поделать? Я же не могу выселить ее из ее собственной комнаты. Не смотри на меня так. Я не буду пока съезжать. Мне деньги нужны на другие дела. Может, еще получится все, что мы с Ванькой задумали.

— Не говори мне, что ты не бросил то занятие!

— Бросил. Не волнуйся. Посмотрим… Некоторая сумма у меня все же есть. Может, кредит удастся взять. Видно будет…

Сергей пробыл у меня до девяти. Папа ничего нам не сказал. Когда мы зашли в дом, он лишь выглянул из гостиной, сухо кивнул и скрылся. Ну почему он так себя ведет? Ну хоть не против. И на том спасибо.

Сегодня я впервые играла для Сергея. Он сам попросил. Я выбрала Альфреда Шнитке. Посвящение Паганини — невероятно сложная пьеса. В колледже мало кто может исполнить ее как надо. Но боюсь, что Сережа ничего не понял. Хотя пытался делать вид, что ему интересно. Сказал, что ему понравилось, что я талантливая и так далее в том же духе. Все это он говорил и одновременно заваливал меня на кровать.

Очень далеко мы, конечно, не зашли. Папа был все-таки дома. Но он опять дал волю своим рукам и губам. Где они только не побывали… Вспоминаю, аж мурашки по спине бегать начинают.

Пусть на условиях папы, но все же мы вместе. Да и я немного переосмыслила свое поведение. К вечеру мне даже неловко как-то стало. Он то меня не звал, я сама захотела к нему переехать. И все бы ничего, но эта бесячая соседка не дает мне покоя.

***

К счастью, папа смотрел на все сквозь пальцы. Наконец он успокоился и больше к нам не лез. Я продолжала бегать на свидания. Сергей встречал и провожал меня после учебы. Но иногда случалось так, что он не мог оставить работу, и мы не виделись по несколько дней. Новый год мы тоже встретили вместе. Папа ничего мне не сказал за то, что я явилась домой первого января после обеда. Мы отмечали его с Таней и Ваней. Я звала Лилю, но она почему-то отказалась. Насти дома не было, так что мы отлично провели время.

Пусть это прозвучит странно, но недавняя трагедия мало кого-то трогала. Наверное, мама Сергея сама виновата в том, что не оставила о себе хороших и добрых воспоминаний. Мы, конечно, не шумели, просто просидели за столом почти всю ночь и проболтали. Но все равно понимание того, что здесь совсем недавно жил родной человек Сережи, которого ни так давно не стало. Царапало мое сердце.

Когда у меня будут дети, я буду любить их так сильно, как только смогу. Я всегда буду говорить им, что они самые лучшие, самые талантливые, самые умные и красивые. Я буду обнимать их постоянно и целовать в макушку. Буду читать им сказки на ночь и петь колыбельные. Буду делать с ними уроки и кататься на велосипеде. Буду учить их готовить, убирать, лечить с ними подбитых птиц и покалеченных котов. Буду делать все, чего не делали со мной мои родители. Буду делать все, чтобы им было что вспомнить обо мне. Когда меня не станет.

Только сейчас я поняла, насколько мы с Сергеем похожи. Насколько нам обоим не хватает человеческого тепла и участия от родных людей. Но у меня есть папа. Я знаю, что он меня любит. Пусть немого странной любовью, по-своему, но все же любит. А у Сергея нет никого. Поэтому мне хочется любить его еще сильнее. Хочется, что бы он чувствовал это.

Моя мама жива и здорова. И я надеюсь, что проживет еще много-много лет. Но мне ее очень не хватает. Особенно я ощущала это в детстве. Помню, во втором классе мы готовили концерт для мам и бабушек на Восьмое марта. Мы делали объемные открытки и цветы из цветной бумаги. Мне одной тогда некому было вручить свой подарок. Поэтому то чувство горечи я запомнила навсегда. У меня было самое красивое платье, девочки были одеты в тот день куда скромнее, некоторые и вовсе остались в форме, несмотря на то, что нам позволили переодеться для праздника. Но моя открытка так и осталась лежать в портфеле. И я чувствовала себя самой несчастной, не смотря на самый красивый наряд, на который некоторые девочки поглядывали с завистью. Я извлеку из этого всего урок. И не позволю своим детям чувствовать себя одинокими.

— О чем задумалась?

— О том, что у Тани и Вани скоро будет ребеночек. Счастливые они… Почему они до сих пор не расписались?

— Распишутся на следующей недели.

— У Тани уже животик виден.

— Да нет. Тебе кажется. Просто она… — Сергей подбирает слова.

— Только попробуй сказать, что она толстушка. — кидаю я в него подушку.

— Да нет, конечно. Но она заметно поправилась.

— Ничего она не поправилась. Это все ребеночек.

— Хорошо. Пусть будет так.

— А ты будешь меня любить, если я растолстею?

Сергей молчит. Делает вид, что прикидывает что-то в уме.

— Ты еще думать собираешься? Что ты там говорил про футбольную команду? Ты думаешь, если я рожу столько детей, останусь такой же стройняшкой?

— Светка, для меня ты всегда будешь стройняшкой. Я буду тебя любить, даже если твой вес перевалит за сотню. А у тебя нет случайно фотки твоей мамы?

— Есть, конечно. А зачем тебе?

— Покажи.

Роюсь в альбомах, нахожу одну из последних наших с мамой фотографий. Ей там под сорок, но больше тридцати пяти ей не дашь. Мама у меня не высокая, но стройная. Мы с ней очень похожи.

— Расслабься. Не быть тебе бегемотиком. Нет у тебя предрасположенности к полноте.

— Да что ты! Это ты расслабься.

— А я то что? Я ничего… Говорю же, любой тебя любить буду. Главное, чтобы ты не стала сильнее меня физически. Но это, я думаю, тоже не возможно, — говорит он и целует меня в плечо.

— Любимый. Ксюша дома.

— Мы тихо…