(не) плохой парень

29

Несколько дней кажутся вечностью. Я словно в кошмарном сне, всё бегу, прячусь, пытаюсь найти выход из этого ада. Но выхода так и не нахожу. И так по кругу уже третий день. Слёз уже нет, а чувства просто отключились в один миг. Я думала, что мне не придётся снова переживать тот ад, что был, когда хоронили отца. Но у судьбы явно другие планы на этот счёт.

— Миланочка, ты должна спустить вниз! — просит меня дядя Женя. А я уже не могу смотреть на эти сочувствующие лица незнакомых мне людей.

— Я не хочу, — отвечаю честно и утыкаюсь лицом обратно в белоснежную подушку.

Запах кондиционера для белья наполняет лёгкие. Наше с мамой любимый запах. Цветочный микс. Долго же мы не могли тогда что-то конкретное подобрать, и всё же остановились на этом. В детстве она лично стирала мои вещи, и не доверяла это дело ни одной из прислуг. Так же она сама готовила завтрак для любимой дочери.

Сердце разрывается от мысли, что её больше нет и не будет в моей жизни. Как мне теперь быть, ради чего стараться?

— Девочка, ты должна быть сильной! Твоя мама хотела бы этого! — дядя Женя не прекращает попытки уговорить меня выйти и сесть за стол.

Не знаю, что сейчас чувствовать? Мама специально отправила меня в ту школу, не хотела видеть, как я переживаю за неё. Только теперь мамы нет, и я даже не смогла с ней попрощаться, сказать, как сильно её люблю. Разве можно так делать? Можно оставлять единственную дочь в неведении и потом просто уйти из её жизни навсегда? Она очень эгоистично, жестоко себя повела, решая за меня всё.

— Как они могут просто сидеть и есть? — задаю вопрос дяде Жене. — Как можно так себя вести? Им плевать на неё, раз они так легко могут кушать. А мне кусок в горло не лезет, — говорю так, уткнувшись в подушку.

— Сегодня последний день, завтра все уедут, и всё закончится. Ради меня сможешь это сделать? — не унимается стрик, давит на самое слабое место. Знает же, что отказать ему я точно не смогу.

Собираюсь и спускаюсь вниз, в большую гостиную, где стоит огромный стол с различными деликатесами, и с традиционной едой по случаю. Все стулья заняты, кроме одного единственного.

Место главы семьи занимает Глеб, и мне вспоминается, как я за эту его выходку устроила первую и последнюю истерику маме. Это место моего отца, и он не имел никакого права садиться туда. Но мама тогда и шокировала меня новостью об их росписи. И самое ужасное, с того момента я, как примерная мамина дочь, обязана была сидеть за совместными обедами с правой стороны от него. А с другой мама.

Но сейчас там, на месте мамы, сидит дядя Женя, и мне чуть легче садиться на своё место. Дядя Женя поддерживает меня своей полуулыбкой, не даёт мне сорваться и выгнать всех отсюда. Когда я устроилась на своём стуле, сразу услышала тихий, облегчённый вздох Глеба. Тот тоже переживал.

Всё это время, что я сидела за столом, я молилась о том, чтобы это всё быстрее закончилось. Я выслушала столько лживых и абсурдных слов, что мне надолго хватит. Хорошо, что это закончилось быстрее, чем я могла себе представить.

Но только для меня это оказалось началом нового ада в жизни. Не могу понять, чем вообще и где я так могла накосячить в жизни, что мне через такое проходить приходится?

Потому что дальше стало ещё хуже…

— Как так вышло? — спрашиваю у дяди Жени.

Я, дядя Женя и Глеб сидим в кабинете нотариуса. Нам только что огласили завещание.

Мне выдали копию завещания, написанного со слов моей мамы. В оригинале стоит её подпись, и сомнений, что это не подделка, нет.

— Твоя мама доверяла Глебу, и только это стало причиной, — отвечает мне человек, который мог бы запросто занять место Глеба и стать мне и опекуном, и хорошим приемником бизнеса отца. Но нет! В жизни всё сложнее. Вместо хорошего друга отца, который знает меня с детства, моя мама решила оставить всё Глебу, своему новому мужу.

А вот я уверена — она сошлась с ним лишь для того, чтоб как-то пережить смерть папы. И её странное, податливое по отношению к новому мужу поведение, вседозволенность, безграничное доверие — это от её плохо скрываемой апатии. И выбрала же такого мерзавца! Или он вовремя смог подставить плечо, подсуетиться…

А теперь, пока мне не исполниться восемнадцать, и я не пройду особый курс по управлению бизнесом за границей, который, кстати, продлится два года, моих прав на дело отца мне не видать!

— Тебе придётся с этим смириться и начать вести себя хорошо. Я не стану терпеть от тебя подлянку в свою сторону, Милана, — басит мне Глеб. — Через неделю я заберу тебя из школы и отправлю на учебу. Благодаря твоим оценкам с этим проблем не возникнет.

— Я могу идти? — шиплю в его сторону. Уже не замечаю ничего и никого. Есть только ненависть к человеку, что сейчас сидит и смотрит на меня с не меньшей злостью.

— Да. Только перед этим… — говорит Глеб и отпивает дорогущий виски из бокала. — Не смей влезать в истории, если ты думаешь, что я не в курсе, с кем ты шатаешься, то ты ошибаешься. Постарайся меня не злить! — Глеб кидает угрозу, на что мне так и хочется послать его на хутор бабочек ловить. Но вместо этого я прощаюсь с дядей Женей и ухожу.