Ненавижу. Хочу. Люблю

Глава 20

Грёбанный сосед получил штраф и выговор. Уволить за это нельзя, хотя очень хотелось! Он покраснел, что-то пробубнил и поклялся, что ни в жизнь такого больше не повторит. «Жить» пока дала.

Грёбанная Кристина до сих пор ходит по клубу с видом королевы, будто ничего и не было, проигнорировав вызов в кабинет. Курица!

Сижу и смотрю в монитор. Настроения подпорчено. Все смотрят на меня косо. Любовница владельца. Понятно, за какие заслуги я здесь, и вся моя работа обнуляется с этим фактом. А ведь я действительно старалась всё это время!

Ровно в двенадцать в таком весьма унылом состоянии меня застаёт Гриша, когда с широкой улыбкой врывается в кабинет. Вот уж у кого настроение хорошее.

— Малышка моя… — произносит ласково и, подойдя, целует меня в шею. Но видит, что я никак не реагирую на это и хмурится, выпрямившись. — Ну-ка встань.

— Зачем? — буркнув, вскидываю я голову. Но это всё, что я успеваю сделать и сказать, потому что в следующее мгновение оказываюсь выдернутой из своего кресла. — Гриша!

Легко подхватив меня на руки, он сам усаживается, а меня располагает на своём бедре. Тут же просовывает одну руку в декольте платья с запáхом, обхватывая грудь, а вторую устраивает на внутренней стороне бедра.

— Что случилось? — пускает вибрацию вопроса он в моё ухо.

— Ничего, — прикусываю я губу расстроенно и одновременно в предвкушении. Гриша на такой мой ответ сжимает двумя пальцами сосок, а затем оттягивает его. — Ай!

— Говори! — кусает за мочку, заставляя сдаться быстрее, чем я планировала.

Ну я и рассказала. В красках и вплетая хороший русский мат.

— И ты из-за этого расстроилась? — удивлённо протягивает Гриша, когда я заканчиваю.

— Конечно! — вспыхиваю я, вспоминая все эти презренные и насмешливые взгляды в свою сторону.

— Не обращай внимания, — мурлычет он мне на ухо, сжимая кожу на ноге. А затем голос его становится жёстче. — А Кристина уже не раз получала от меня выговор за неподобающие поведение с клиентами. Значит, придётся принимать меры…

Да, я знаю. Были жалобы от клиенток за то, что та разговаривает с ними сквозь зубы и иногда унижает их. Сука ещё та.

— Сладкая моя… — Гриша вдруг начинает покрывать мою шею голодными поцелуями, а ладонью пробираться всё выше. Ныряет ей к трусикам и давит пальцами на центр сквозь ткань.

Откидываю голову на его плечо и прикрываю глаза. А вот и хорошее настроение на горизонте. Уже тут.

— Гриш, снова дверь открыта, кто-нибудь войдёт… — вяло сопротивляюсь, но при этом дышу уже часто, чуть выгибаюсь, прося не останавливаться. Господи! Только не останавливаться…

— Тебя ведь это заводит? — хрипит мне в ухо, выкручивая сосок пальцами другой руки. Разум горит, конечно, заводит.

Гриша проникает под кружево и давит уже на полыхающую, влажную плоть. Выводит нежные круги, дразнит, ласкает, пока вторая рука, не переставая, терзает грудь, а губы с зубами передвигаются по моей шее, ключице…

— Да-а… А-ах… — тихо стону и в этот момент слышу, как открывается дверь. Дёргаюсь с намерением вскочить на ноги, но он удерживает.

Перед плывущим взглядом ошарашенная курица-Кристина.

— Я… Позже… — почти разворачивается, чтобы выйти из кабинета, но насмешливый, хриплый голос её останавливает…

— Нет, нет, Кристина, проходите.

Меня не отпускает, руки до сих пор на прежних местах. Только рука снизу переместилась чуть ниже — прямо возле белья под подолом.

«Да он сам дьявол! Решил развернуть представление? Интересно…» — ухмыляюсь, уже немного придя в себя.

Курица тем временем подходит к столу с красными от смущения щеками. Прочищает горло, не знает, куда деть взгляд.

— Ну… хорошо, Григорий Александрович…

— Кристина, напомните, пожалуйста, кем вы здесь работаете?

Я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Гриша в расслабленной позе на кресле со мной на коленях. Руки на интимных местах. Но зато голос уже жёсткий, деловой. Начальника.

— Э… Фитнес-инструктором? — неуверенно кидает Кристина.

Гриша согласно кивает.

— Правильно. А разве в обязанности фитнес-инструктора входит разнос слухов и оскорбление начальства? — выдаёт Гриша вкрадчиво и обманчиво спокойно, но возразить что-то или оправдаться уже невозможно.

Курица растерянно застывает и вспыхивает ещё больше. Боже! Ну что за зрелище. Еле сдерживаюсь, чтобы не подпрыгнуть от восторга.

— Н-нет… — мямлит она еле слышно.

— Танзиля Толгатовна… — поворачивается Гриша ко мне, передавая слово.

И, смотря с ухмылкой в упор на Кристину, я использую момент незамедлительно.

— Ты уволена. За неоднократные жалобы от клиентов и несоблюдение субординации. Через полчаса заявление на стол.

Она резко вскидывает голову и впивается в меня презрительным взглядом.

— Суки! — выплёвывает и выметается из кабинета.

А из меня наконец-то вырывается блаженный вздох.

— Довольна? — с хитрой улыбкой, тихо спрашивает Котов.

Поворачиваюсь к нему и клацаю за нижнюю губу.

— Не совсем, — выдохнув, накрываю его лежащую на бедре ладонь и укладываю на «нужное» место, отчего взгляд Гриши мгновенно темнеет.

— Моя дьяволица, — царапает мои губы хрипотцой и впивается в них, руками возобновляет слаженную работу над моим хорошим настроением…

***

Вечером мы занимались ванной. Обдирали старую плитку со стен, пола. Всё в пыли, мы в пыли. Но было весело. По нему, может, сейчас и не скажешь, что он шутник и весельчак, но познакомилась я много лет назад именно с таким Гришей. Он брал не только своим сексуальным телом, выносливостью, изобретательностью, умениями… Но и чувством юмора, взрывной харизмой. И, видимо, «порох в пороховнице» с тех времён ещё остался. И лучшее подтверждение тому был мой хохот на всю квартиру.

Гриша вытащил всё это «сокровище» на мусорку, после чего уставшие и уже чистые мы легли в постель.

Лёжа у него на груди, я хотела начать разговор. Металась. Думала, а нужно ли вообще… Сердце сжималось от понимания, что если и начну, то вряд ли после этого будет как прежде…

— Гриш, когда я уезжала… — глубоко вдыхаю, собираясь с силами. — Ты… я…

И вдруг мои попытки прерывает звонок его мобильника. А на звонке у него стоит такой смачный рок, от звука которого я вздрагиваю.

— Бля… — выдыхает раздражённо и встаёт, беря телефон в руки.

Я тоже приподнимаюсь на локте и могу заметить на экране имя «Алина».

— Что ей ещё нужно? — спокойно и устало спрашиваю, падая обратно на спину.

Гриша вздыхает.

— Не знаю. Отойду.

Выходит на кухню. Во время его разговора слышу, как он рычит яростно, но тихо, летит мат, звуки удара по столу.

Что опять эта Курица там плетёт ему? Гриша рассказывал, что встреча с адвокатами прошла почти спокойно. Алина сразу с готовностью согласилась оставить себе квартиру, и даже один клуб к рукам прибрать хотела. Но Гриша со своим адвокатом показали ей один толстый и… документ в общем, в котором было прописано, что она не имеет никаких прав на его бизнес. Квартира и та приобреталась до их свадьбы…

— Уф! — тяжело выдохнув, накрываю ладонью лоб.

Не получилось поговорить…

***

В выходные нам привозят плитку и сантехнику. Всю прихожую заставляют коробками поменьше, побольше. Гриша сразу же договаривается со знакомыми строителями на следующие выходные. Наконец-то будет нормальная ванная!

Ну а после доставки, мы решаем съездить к отцу Гриши. Я видела его два раза в жизни, когда мы с Котовым находились в отношениях в первый раз. И Александр Григорьевич был не в лучшем состоянии. Запомнил ли он меня?

Подъезжаем всё к той же панельной десятиэтажке. Поднимаемся на шестой этаж, звоним в дверь, и она почти сразу же открывается, представляя взору высокого, стройного мужчину лет шестидесяти с белой от седины головой.

— О, Гришка! — широко улыбаясь, мужчина обнимает сына, хлопает по спине. А затем отстраняется и переводит взгляд на меня. — А это кто у нас?

— Здравствуйте, — улыбаюсь не привычно для себя смущённо.

Гриша не говорил ему о своём разводе. Тоже подумает, что я виновата в распаде «семьи»?

— Отец, это Таня… — произносит Гриша, обнимая меня за талию и смотря на своего отца исподлобья.

— А-а-а… — тут же понимающе протягивает мужчина и, прищурившись, посылает мне странную улыбку. Что это значит? Взмахивает рукой, указывая на квартиру. — Ну проходите!

Мы разуваемся и проходим в гостиную. Квартира, надо сказать, очень изменилась со времён, когда я тут была. В ней хороший ремонт, выполненный в синих и белых тонах. Хорошая мебель и чистота. Всё так по-домашнему… Да и сам хозяин очень изменился. Я наблюдала красивого и опрятного мужчину. А что самое главное — трезвого. И я искренне рада, что у него получилось справиться.

Мы с Гришей располагаемся на диване, а Александр Григорьевич в кресле напротив.

Полились разговоры о работе и о всякой ерунде. Но вскоре Гриша прерывает поток беззаботности.

— Пап, я развожусь.

— Не удивлён, совсем не удивлён! — с улыбкой качает головой мужчина. Гриша кивает. А его папа вдруг выдаёт: — Ты такой же, как я. Если полюбил, то на всю жизнь.

Гриша напрягся от его слов. А я догадываюсь, что это человек, возможно, в курсе влюблённости своего сына в меня ещё в прошлом.

— Ох и помучила ты, Таня, моего Гришку! — что тут же и подтверждает Александр Григорьевич, рассмеявшись.

Я нервно поддерживаю, а Гриша морщится.

— Отец… не нужно.

— А что, пусть знает. Я помню, как ты пьяный рассказывал о своей неземной любви… После её переезда, — стреляет в меня мужчина хитрым взглядом. И мне совсем становится не по себе.

— Я знаю, что поступила плохо, — бормочу, опустив глаза. Давно меня не пристыжали, как маленького ребёнка. Когда сидишь и ничего не можешь сказать в ответ. Потому что знаешь, что не права. И потому что человек напротив старше.

— Ну ничего. Всё же вместе теперь. Значит, не зря всё так сложилось. Кто знает, что было бы, сложись по-другому, — складывает на груди руки Александр Григорьевич, заключая, и замолкает на какое-то время.

Мы с Гришей тоже сидим молча, только его рука на спинке дивана и сжимает мою шею ласково. Каждый в своих мыслях. Я тогда тоже думала, что, возможно, это ненадолго. Возможно, пройдет наша страсть и окажется это всё не любовью.

— У вас ещё есть возможность… — через какое-то время врывается хриплый голос мужчины вновь. — А вот моя Олечка уже навсегда ушла… — и под конец срывается на сиплый шёпот.

Я застываю, а Гриша вновь напрягается всем телом. Чувствую, как его рука за моей шеей сжимается в кулак.

А Александр Григорьевич добавляет, уже вытирая слезы с дряблых щёк:

— Как полюбил, так никто и не нужен всю жизнь…

— Ну всё, отец, хватит, — резко поднимается Гриша на ноги и подходит к окну.

— Да… — соглашается тут же мужчина тихо, вздохнув. А затем уже бодрее и с улыбкой добавляет: — Пойдёмте чай пить!

Встаёт он и выходит на кухню, а через несколько минут, когда я обнимаю и целую Гришу, и мы следом на звуки бренчания тарелок.

Хоть и дальнейший день прошёл вполне весело и интересно, в сердце засела грусть за этого улыбчивого мужчину. Человек сломался в своё время. Не выдержал.