В оковах Шейха

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Тора стояла в центре своей комнаты, слишком напряженная, чтобы сидеть, слишком скованная страхом, чтобы двигаться. На террасе тоже были охранники, а также за смежной дверью в номер Рашида. Повсюду охрана, но почему? В тот день, когда на улице было душно, внутри она чувствовала, что продрогла до глубины души.

Тора схватилась за свои покрытые гусиной кожей руки, ее лицо все еще было залито слезами, которые она пролила в знак протеста и шока от ареста во дворце на другом конце света от ее дома. Дворец, где никто никогда не найдет ее, даже если они будут знать, где искать. И уязвимость ее положения поразила ее. Одинокая женщина, далеко от дома, во власти мужчины, которого, как ей казалось, она начала понимать, начала любить.

Дура!

Но что она сделала, чтобы заслужить такое обращение?

Ничего! Она была уверена в этом.

Она фыркнула. Она обязательно скажет Рашиду то же самое.

Охранник прошел по террасе перед ее окнами.

— Я хочу видеть Рашида! — Крикнула она.

Охранник даже не дернулся в ответ, просто продолжал идти, как будто она ничего не говорила.

— Я требую встречи с эмиром!

Тора ждала, ее сердце так громко колотилось в груди, но ничего не изменилось. Никто не слушал.

Никому не было дела.

Ее горе, боль и смятение клубились внутри нее, как дым от потушенного пламени свечи, едкий и клубящийся, пока из него не поднялась новая эмоция.

Ярость.

Это превратило ее шок в решимость, а слезы в лед, отчего челюсть заныла до боли, а ногти впились в руки. Чтобы охранник не сказал Рашиду, он хотел заставить ее ждать. Ну и пусть. Потому что, когда он, в конце концов, прибудет, она будет готова принять его.

* * *

Над ним нависла грозовая туча. Темная и угрожающая, она тяжело давила на него, омрачая его мир и отравляя настроение.

Тора.

Он не ожидал, что она его предаст. Может быть, сначала он подумал бы, что это возможно. Женщина, подобранная в баре, которая хладнокровно потребовала четверть миллиона долларов, когда ее попросили назвать цену, почему он не ожидал, что такая женщина захочет воспользоваться ситуацией?

Но это было поначалу.

Потому что с тех пор она проложила себе путь в его жизнь и под его кожу. Парящая в воздухе, как она, казалось, делала в своих шелковых одеждах, демонстрируя понимание экономических и социальных вопросов, которых он не ожидал, говоря ему, что он сильный, и в довершение всего, она отдала ему себя, как коронационный подарок, как если бы предлагала воду человеку, который слишком долго пробыл в пустыне.

Все это время оказалось, она строила козни.

Все время пустые ожидания.

Что ж, теперь она может подождать в своих апартаментах. К тому времени, когда он доберется до нее, она будет жалкой и сбитой с толку. Будет извиняться, обильно и со слезами и вымаливать у него прощение, но его не будет. Он больше не поддастся на ее уловки.

Какого черта жать? Он скажет ей все сейчас. Он вскочил на ноги, опрокинув низкий столик, и его гнев перешел в ярость.

Ему давно пора было сказать ей об этом.

* * *

Ее дверь распахнулась, и Тора затаила дыхание. Рашид. Наконец-то!

Он кивнул охраннику, который закрыл дверь, а затем с мрачным лицом посмотрел туда, где она стояла посреди своей комнаты, все еще скрестив руки на груди и высоко подняв подбородок.

— Что, черт возьми, происходит? — Спросила она.

Темная бровь изогнулась, когда он медленно двинулся к ней, если у него и была хоть капля раскаяния из-за того, что он поставил ее в эту ситуацию, она не могла видеть этого нигде в его бурных голубых глазах. В них не было ничего, кроме холодного, жесткого негодования.

— Что, шейха, тебе не нравятся твои новые условия жизни? Все это пространство для тебя, я вижу так много уединения. Кто мог бы желать большего? Но если у тебя есть жалобы, я полагаю, на нижних этажах дворца есть каменные камеры, если эти комнаты тебя не устраивают.

Ее подбородок вздернулся еще выше.

— Почему я под арестом? Что я такого сделала? — Ее голос дрогнул на последнем слове, а затем силы и решимость покинули ее. — Рашид, — обратилась она, делая шаг ближе, хотя сам воздух казался решеткой между ними. — Что происходит?

Он фыркнул.

— Разве я не говорил тебе быть осторожной с тем, что ты отправляешь через дворцовый интернет? Разве я тебя не предупреждал?

В его словах не было никакого смысла. Она ничего не выкладывала в социальных сетях. Она не посылала ничего такого, чего не должна была посылать.

— Но да, — продолжал он, — зачем тебе меня слушать? В конце концов, кровь гуще воды.

— Что?

— О, да ладно, шейха, ты же не могла забыть эту маленькую жемчужину? Знаки доллара в моих глазах уже тоже загорелись! Или, может быть, это освежит твою память: продолжай следить за своим трастовым фондом.

Как кувалдой, это ударило ее. Электронное письмо, которое она отправила Мэтту. Бессмысленное электронное письмо, чтобы он был взволнован и ждал с пеной у рта от предвкушения, как она когда ждала своих денег от него.

— Ты читаешь мои электронные письма? Как ты смеешь? Это было личное дело каждого.

— Как ты думаешь, что я имел в виду, когда предупреждал тебя? Конечно, дворец должен контролировать входящие и исходящие сообщения. Ты думала, что твое маленькое послание кузену останется незамеченным, кузену, с которым ты, предположительно, не общаешься?

— Я покончила с ним.

— Что, после того, как ты отправила ему двести пятьдесят тысяч долларов, или это будет после пятисот тысяч, которые ты пообещала ему в следующий раз?

— Что? Я не посылала эти деньги Мэтту, они пошли адвокату, который ...

И с тошнотворным стуком она поняла, что она отправила средства через того самого адвоката, которому Мэтт поручил составить документы с мелким шрифтом, который она была слишком наивна, чтобы прочитать, и поэтому подписала что ее наследство переходит к нему. И если у Мэтта были какие-то финансовые проблемы, тогда шансы были...

— Позволь мне закончить твою фразу. — Рашид подтвердил это за нее. — Они достались адвокату, который сейчас находится под следствием вместе с твоим любимым кузеном по обвинению в незаконном присвоении средств.

Тора зажмурилась, поражаясь своей наивности, проклиная спешку, в которой она оказалась, из-за того, что доверилась коллеге Мэтта. Что, если эти деньги тоже были потеряны?

Но, конечно же, Рашид не мог не поверить, что она послала деньги Мэтту.

— Я не знала об обвинениях. Я ничего этого не знала. Мэтт дал мне имя своего адвоката, потому что он занимался имуществом моих родителей. Но деньги были не для него. Это пошло...

— Тогда почему ты сказала ему не беспокоиться об этом?

— Нет. Послушай, — сказала она, умоляюще протягивая руки, — ты путаешь две разные вещи. Мэтт обманом лишил меня наследства моих родителей, это были двести пятьдесят тысяч, о которых он говорил. Когда он попросил еще, я подумала, что пошлю ему попробовать его собственное лекарство. То, что я послала ему, было чепухой, Рашид, чтобы обмануть его и заставить думать, что я наткнулся на состояние и собираюсь поделиться с ним, точно так же как и он водил меня за нос. Ты должен мне поверить.

— Двести пятьдесят тысяч долларов, — сказал Рашид, игнорируя ее объяснение, — это просто та же сумма денег, которую ты просила и получила.

— Да, потому что я обещала их в другом месте, и мне они были нужны как можно быстрее.

— Зачем? Что было такого срочного, что ты тогда так отчаянно хотела получить деньги?

— Потому что у мужа Салли рак, и им нужны были средства, чтобы отправить его в онкологическую клинику в Германии. И я пообещала одолжить им деньги из моего наследства, потому что они уже заложили свой дом и исчерпали все остальные средства. Вот куда ушли твои драгоценные двести пятьдесят тысяч долларов, и Стив сейчас лежит в той клинике, борясь за свою жизнь и находясь на волосок от смерти, и теперь кажется, что все, что я сделала, было напрасно.

Ее зрение затуманилось и поплыло, и она уронила лицо в ладони. Она не знала, когда начала плакать, она не осознавала, что слезы текут, но теперь было невозможно остановить поток, струящийся по ее лицу. Потому что, если бы Стив умер, все было бы напрасно.

Звук шагов заставил ее поднять голову. За ним следует еще один. Медленный звук, исходящий от Рашида, который соответствовал медленному шагу его ног, когда он приближался к тому месту, где она стояла.

— Браво, мисс Берджесс, это было замечательное выступление. В нем были пафос, мелодрама, даже слезы. К сожалению, некоторые из нас признают, что это было всего лишь притворством. Я не видел, чтобы ты выглядела слишком расстроенной прошлой ночью, когда ты распадалась на части в моей постели. Тогда я не видел, чтобы падали слезы.

Она шмыгнула носом.

— Салли написала сегодня утром плохие новости.

— О, этим утром. Как удобно.

— Стив умирает. Это правда!

— Я не думаю, что узнал бы от тебя правду, даже если бы ударил тебя по лицу. Ты поднялась на борт королевского самолета и с тех пор строишь планы, как сделать это полезным для себя и твоего жулика кузена. Ты хорошо сыграла свою роль. Исключительно хорошо. Один раз сиреной, другой Мадонной-девственницей, ты продолжала увиливать, плести свою паутину лжи так хорошо, что почти убедила меня, что ты особенная, что у нас может даже быть будущее за пределами этой краткосрочной сделки.

Его губы скривились.

— Каким дураком я был. — Его холодные темные глаза были полны отвращения, когда они обшаривали ее, почти царапая ее кожу своей интенсивностью. — И я, должно быть, дурак, потому что я думал ... Я действительно думал ... — Он покачал головой. — Дурак. Ты останешься здесь, в комнате, пока не придет время отправлять тебя домой.

— Рашид, — взмолилась она, когда он повернулся, чтобы уйти, потому что в его словах было крошечное зернышко, проблеск надежды, если бы она только могла доказать ему, что говорит правду. — Пожалуйста, я умоляю тебя...

Его ноги остановились у двери.

— Что?

— Есть одна вещь, которую ты должен знать. Ты должен поверить в это.

— Ну?

Она облизнула губы, ее сердце бешено забилось, когда она приготовилась выложить все на кон и полностью обнажиться перед ним.

— Я не делала того, в чем ты меня обвиняешь. Я бы никогда не предала тебя. Потому что... Потому что я люблю тебя.

Он рассмеялся, звук холодный и резкий, эхом разнесся по ее комнате, пока она не почувствовала, как будто ее сердце разрезали на части.

— Хорошая попытка.

А потом он исчез.

Она бросилась на кровать и разрыдалась навзрыд, потому что она вышла замуж за Рашида только для того, чтобы получить средства на лечение Стива, и где-то в процессе она влюбилась в деспота, деспота, который смеялся над ней, когда она обнажила перед ним свою душу. И теперь Стив боролся за свою жизнь в немецкой клинике, и все это было так бессмысленно.

Все было напрасно.

Она всем сердцем ненавидела человека, который сделал это с ней.

Мужчина, которого, как ей казалось, она любила.

* * *

Она любит его, смешно. Как будто он в это поверит. Как будто она думала, что это оправдает то, что она сделала.