Жестокий поцелуй

— Было бы нехорошо не прийти на празднование нашего важного объявления. — Я наклоняю свой бокал в его сторону, прежде чем сделать глоток. Это крепкая и хорошая, высококачественная текила, и я беру еще одну. — Альянс между картелем Сантьяго и бостонскими ирландскими королями. Это настоящее достижение.

— Действительно, так и есть. — смеется Анхель, делая глоток своего напитка, похожего на двойную порцию текилы Бланко. — Но, к сожалению, это не в центре внимания сегодняшней вечеринки, хотя, несомненно, это ее часть.

— Ого? Что такое? — Я опрокидываю свой напиток и допиваю его, кивая бармену, чтобы он налил еще.

— Помолвка моей сестры. Она должна спуститься с минуты на минуту. Наш отец долго ждал, прежде чем обручить ее, слишком долго, на самом деле. Ей двадцать один. Но сегодня вечером все это больше не будет иметь значения. Благодаря ее помолвке и нашему союзу будущее Сантьяго будет обеспечено.

Произнося это, он прихорашивается, жестом приглашая меня следовать за ним, когда я беру у бармена свой второй напиток.

— А вот и моя мать. — Он кивает в сторону спускающейся по лестнице женщины, удивительно элегантной в темно-синем вечернем платье, ее темные волосы зачесаны наверх, а сапфиры сверкают на каждом доступном участке кожи, показанном под скромным платьем. — Она, вероятно, сообщает гостям, что Изабелла вот-вот спустится. Следуй за мной.

Я не вижу причин не делать этого. Рикардо упомянул что-то, что поможет сохранить мир, должно быть, помолвка его дочери. В ходе наших договоренностей он почти не упоминал о своих дочерях, но я подозревал, что это было сделано для того, чтобы у нас появились какие-то идеи о том, как включить их в переговоры.

— Вот она идет, — слышу я чей-то голос и обращаю свое внимание на лестницу… только для того, чтобы почувствовать, как мое сердце замирает в груди.

Это не она. Этого не может быть.

Я вижу галлюцинацию. Вижу девушку, которую хотел бы видеть здесь, но, когда она замирает на самом верху, ее широко раскрытые карие глаза лани встречаются с моими, я понимаю, что у меня не галлюцинации.

Девушка на верхней площадке лестницы одета в яркое, переливающееся красное платье, которое сверкает со всех сторон, но я помню ее в другом красном платье. То, которое заканчивалось у нее на бедрах, а не над модными туфлями, то, которое держалось на тонких бретельках, а не вообще без них, то, которое можно было снять одной мыслью.

Девушка на верхней площадке лестницы… Габриэла… и не Габриэла одновременно.

Наши глаза встречаются, и я вижу шок в ее глазах, мой отражается в ответ. Она остается там на мгновение, застыв на месте, а затем начинает спускаться, ступенька за ступенькой, отводя взгляд. Я вижу, как поднимается и опускается ее грудь, боже, я видел это столько гребаных раз раньше, что уже должен был бы, черт возьми, запомнить наизусть, но все это по совершенно неправильным причинам. Я не должен быть здесь. Я знаю, что она не хочет, чтобы я был здесь. Потому что теперь я знаю, что она солгала мне. Не только о ее девственности, но и о многом другом.

Блядь!

Мое сердце бешено колотится. Я заставляю себя не пялиться, когда она останавливается у подножия лестницы, а затем смешивается с толпой. Я слышу, как ее мягкий голос приветствует гостей, благодарит их за то, что они пришли вместе с ее матерью, голос, который я знаю так хорошо, что он пробирает до костей. Еще одна девушка тоже спускается по лестнице, в розовом платье, и в тот момент, когда я вижу ее, я понимаю, что она, должно быть, та самая сестра, о которой упоминала Габриэла… Изабелла. Она младшая, точная копия своей старшей сестры, но один ее вид просто заставляет меня внутренне кипеть.

Итак, хоть одна есть вещь, в которой Габриэла мне не солгала.

Дерьмо. Я допиваю остатки своего напитка, понимая, что должен перестать думать о ней как о Габриэле. Это не ее имя, никогда, блядь, им не было, и все во мне хочет протолкнуться сквозь толпу гостей, схватить ее за локоть, оттащить подальше и потребовать объяснить, что, черт возьми, происходит.

— Вот, позволь мне вас представить. — Я слышу голос Анхеля рядом со мной, когда опускаю свой бокал, в голове у меня стучит. — Ты еще не знаком с моей сестрой. Изабелла — особенная личность.

На самом деле, я, черт возьми, еще как знаком. Я был у нее в заднице всего неделю назад, разве это не гребаное безумие? Той ночью я кончил ей на лицо. Старшая дочь Сантьяго в моей постели, берет мой член в рот. И она тоже была чертовски хороша в этом. Лучшая задница, которая у меня была.

Я отгоняю эти мысли, запихивая их как можно быстрее, прежде чем либо выболтаю что-то из этого, либо позволю им пойти по более жестокому пути. Я никогда не был ненавистным человеком, даже когда дело касалось Сирши. Тем не менее, должен быть гребаный предел тому, сколько раз женщина должна вырвать мужчине сердце, прежде чем он позволит себе несколько жестоких мыслей, не будучи при этом ублюдком.

Прямо сейчас я чувствую себя ублюдком. Мне хочется закричать Изабелле в лицо, спросить ее, о чем, черт возьми, она думала, но я знаю, что это не только ее вина. Она солгала, но у меня было чувство, что что-то не так. С того момента, как я встретил ее в Сангре-де-Анхель, мое чутье подсказывало мне, что что-то не так. Я просто чертовски сильно хотел ее, прислушивался к своему члену, а не к инстинктам, и теперь я здесь, и ее старший брат подталкивает меня к той же девушке под предлогом “знакомства”.

Я не хочу встречаться с ней снова. Я, блядь, не хочу с ней разговаривать, если только не для того, чтобы во всем разобраться, но Анхель намерен представить меня, что имеет смысл, учитывая союз, который я только что заключил между королями и семьей Изабеллы. Я не могу выйти из этого, не устроив сцену. Если я это сделаю, это вызовет подозрения, и неприятности будут не только у Изабеллы, если выяснится, что мы с ней сделали.

Это будет и моя гребаная голова, подставленная под топор.

Иисус, Мария и Иосиф, я лишил девственности гребаную старшую дочь Рикардо Сантьяго. Чертову принцессу картеля. У меня и раньше были кое-какие неприятности из-за моего члена, особенно с Сиршей, но никогда еще не было так чертовски плохо. Я знаю так же хорошо, как и любой другой мужчина в этом мире, чего стоит девственность такой девушки, как Изабелла, и я забрал ее по гребаной случайности. Блядь, у дочери самого могущественного босса картеля в Мексике на данный момент, и второго по величине по опасности. Не говоря уже о том, что я согласился на союз с королями, союз, который будет в большой опасности, если об этом узнают. Не то чтобы я не знал, как это происходит само по себе, я почти уверен, что на этот раз все закончилось бы тем, что я стоял бы на коленях за зданием и глотал пулю.

— Изабелла! Сестра! — Анхель проталкивается сквозь толпу гостей, жестом подзывая ее, и она поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть меня. Я вижу, как ее лицо слегка бледнеет, но она притворяется, заставляя себя улыбнуться.

— Анхель! Кто это?

Слова выходят натянутыми, отрывистыми, но любой, кто не знал ситуации, мог бы принять их за нервозность из-за того, что происходит с ней сегодня вечером. Ее взгляд скользит по мне и так же быстро отводится, вместо этого переводясь на своего брата. Ее руки скручены перед собой, и вблизи кажется, что смотришь на совершенно другого человека. Если бы я не знал ее так близко

Тем не менее, это она. Я знаю, что это так. Габриэла Родригес и Изабелла Сантьяго, это одно и то же лицо, я узнал бы ее голос где угодно, если не больше, и ее реакция на то, что она увидела меня, только подтверждает это. Но трудно совместить милую, соблазнительную девушку в обтягивающих коротких платьях с этой принцессой передо мной. Вблизи я вижу, что мерцающее качество ее платья обусловлено, должно быть, сотнями, если не тысячами жемчужин и драгоценных камней, похожих на бриллианты, вшитых по отдельности в тюль, процесс, который, должно быть, занял чертову вечность, и я подозреваю, что все они настоящие. Украшения, которые на ней надеты, безусловно, великолепны, огромные рубины цвета голубиной крови, оправленные в золото и инкрустированные бриллиантами, висячие серьги-капельки в тон, украшенные ореолом из большего количества бриллиантов. Я чувствую себя чертовым идиотом, когда смотрю на богатства, разбросанные по ее телу. Я помню, как я вручил ей гребаное топазовое ожерелье в пустыне, как будто дарил ей что-то особенное.

Мне становится еще хуже, когда я вспоминаю, как она смотрела на него, как реагировала, и пытаюсь примирить это с тем, что я вижу сейчас. Это должно было быть ложью, подделкой, все это, но почему? Почему она, черт возьми, продолжала возвращаться? Почему у нее был такой вид, будто она вот-вот заплачет, когда она брала ожерелье? Должно быть, она бегала в трущобы, развлекалась с низшим классом, прежде чем ее передали какому-нибудь богатому сукиному сыну, которому папочка Сантьяго ее подарил, и это заставляет меня стиснуть зубы, сдерживая ярость, которая угрожает вскипеть во мне.

Я был зол, по-настоящему зол, несколько раз в своей жизни. Не просто вымещал гнев на других, но злился на себя самого, и это как раз один из таких случаев.

— Найл Фланаган. — представляет меня Анхель, возвращая меня сейчас. — Он пробыл здесь довольно долго, я удивлен, что ты не видела его раньше. Он организовал альянс между нами и ирландской фракцией в Штатах, о котором наш отец объявит сегодня вечером.

— Ну, конечно, я бы его не увидела, — решительно отвечает Изабелла, — поскольку папа всегда настаивает, чтобы я запиралась в своей комнате, когда происходят эти важные встречи. Нельзя, чтобы чужие люди увидели его маленькую птичку.

Ее голос резок, и я понимаю почему, когда ее взгляд возвращается ко мне. Если бы она увидела меня здесь в тот первый день, когда я пришел на встречу с Рикардо, этого никогда бы не случилось. Она бы увидела меня в том баре и узнала, кто я такой, и вместо меня был бы какой-нибудь другой мужчина. Эта мысль приводит меня в ярость по другой причине, мысль о том, что какой-то другой мужчина прикасается к ней, но это чертовски нелепо. Какой-нибудь другой мужчина сделает это очень скоро, и мне, черт возьми, должно быть все равно. О чем я должен заботиться, так это о том, чтобы выбраться отсюда живым, поскольку я явно основательно облажался.

Единственное, что спасает меня от необходимости придумывать что-нибудь бессмысленное, чтобы сказать Изабелле, например, приятно познакомиться, когда я все еще помню ее вкус на своем языке, это голос хозяйки дома, созывающей всех гостей на ужин. Я обнаруживаю, что, к счастью, сижу в конце обеденного стола, через несколько мест от Рикардо, его жены и дочерей, достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем они говорят, если вообще о чем-то говорят за общим разговором.

Еда вкусная, но я не могу сказать, что тут подают. Я слишком поглощен тем, какой оборот принял вечер, чтобы попробовать что-либо, даже такое тщательно приготовленное, как эти блюда. К каждому блюду прилагаются винные пары, что меня гораздо больше интересует несмотря на то, что вкус красного вина возвращает меня прямиком в ту ночь в дюнах с Изабеллой, когда я подарил ей это гребаное ожерелье и занимался любовью… нет, трахал ее на одеяле под звездами.