Извращенная Гордость

— Ты отдал Лили гребаному старому ублюдку, чтобы самому найти себе невесту. Ты позорный отец.

Он снова ударил мужчину. Фабиано взял инициативу в свои руки.

— Надеюсь, ты проведешь свои последние часы, думая о том, что ни одна гребаная душа на этой планете не пожалеет о твоем исчезновении. Если ты найдёшь время для здравых мыслей между агонией.

Он нанес длинный порез на руке. Вид крови, соблазнительно струящихся по обнаженной коже, заставил мое тело гудеть от возбуждения. Черт, я хотел пролить кровь, излить агонию. Я хотел кого-нибудь уничтожить.

Нино наклонился ко мне. Он еще не успел помочь, и его внимание было приковано ко мне, а не к сцене в центре подвала.

— Прекрати оценивать, — тихо сказал я.

Нино слегка прищурился, но подчинился и наконец повернулся к сцене пыток.

Маттео, Ромеро и Фабиано по очереди избивали и резали Скудери, пока его крики и мольбы не заполнили подвал.

Через несколько часов Фабиано, весь в крови и поту, показал Нино, чтобы тот вмешался. Брат засучил рукава и, бросив на меня еще один долгий взгляд, двинулся к аптечке, чтобы убедиться, что Скудери не умрет слишком рано.

Ромеро прислонился к стене. Маттео и Фабиано по очереди мучили Скудери в течение последнего часа, и у меня было чувство, что они будут теми, кто будет иметь дело с ним в оставшиеся часы его жизни.

• ── ✾ ── •

Мое собственное тело гудело от потребности разрушать, потребности причинять боль и чувствовать боль, заполнять гребаную пустоту в моей груди.

Мое тело кричало о сне, но, за исключением нескольких перерывов в туалете, я оставался в подвале, пока Фабиано разбирался со своим ублюдочным отцом. Это ненадолго.

Плечи Фабиано вздрогнули, когда он посмотрел на отца. Человек неглубоко дышал.

Фабиано повернулся ко мне, его лицо было забрызгано кровью. Его обнаженная грудь была полностью покрыта им. Наши глаза встретились.

— Римо ... ты не мог бы? .. — его голос был хриплым.

Я оттолкнулся от стены и подошел к нему, не понимая, о чем он меня просит.

Фабиано мертвой хваткой вцепился в окровавленный нож, и его взгляд напомнил мне мальчика, которого я нашёл на территории братвы много лет назад — мальчика, отчаянно жаждущего смерти, потому что его отец забрал у него все.

Нино жестом велел Маттео и Ромеро уйти и, бросив на меня последний взгляд, закрыл дверь. Фабиано сглотнул и протянул руку с татуировкой Каморры.

— Ты дал мне дом. Цель. Ты обращался со мной как с братом... — он посмотрел на отца. — Как с семьёй. Я знаю, что ты ничего так не хотел, как убить своего отца, и у тебя это отняли. Я знаю, что это не то же самое, но...ты поможешь мне убить моего отца?

Я взял Фабиано под руку и крепко сжал его предплечье.

— Мы не кровные братья, Фабиано. Я пройду через огонь ради тебя. — я уставился на ублюдка, который хотел убить собственного сына, а потом снова на Фабиано. — И нет ничего лучше, чем убить его вместе с тобой. Это большая честь.

Фабиано кивнул и опустился на колени рядом с отцом. Я сделал то же самое. Фабиано поднял нож над грудью отца и посмотрел на меня. Я сомкнул пальцы на его руке, и мы вместе вонзили лезвие прямо в гребаное сердце Скудери.

Плечи Фабиано поникли, и он тяжело вздохнул, словно смерть этого человека наконец-то освободила его. Интересно, будет ли что-нибудь подобное у нас с Нино?

СЕРАФИНА

За пределами Лас-Вегаса мы обменяли машину на частный самолет, принадлежащий Наряду.

Я съежилась на сидении, прижавшись щекой к окну, наблюдая, как город становится все меньше. Папа сидел напротив меня, глядя и не глядя на меня, пойманный где-то между полным облегчением и безнадежным отчаянием.

Я знала, что являю собой жалкое зрелище. Окровавленное и порванное платье. Следы укусов по всему горлу.

Данте тихо разговаривал по телефону, но тоже время от времени искоса поглядывал на меня. Единственный, кто не смотрел на меня после того, как я вздрогнула от его прикосновения был Данило. Он наклонился вперед, упершись локтями в колени, и тупо уставился в пол.

Вина и вспышка печали нахлынули на меня. За него. За нас. За то, что могло бы быть и никогда не будет.

Я сглотнула и отвернулась. Я встретилась взглядом с папой. Он выдавил слабую улыбку и потянулся ко мне, как будто хотел коснуться моих ног поверх тюля платья, но затем поколебался, как будто беспокоился о моей реакции.

Я схватила его за руку и сжала. Его глаза все еще были стеклянными и тревожными. Я грешна, папа. Не плачь по мне.

Он поднял другую руку с телефоном.

— Хочешь позвонить Сэмюэлю? Я послал ему сообщение, что мы забрали тебя.

Я яростно закивала, мое горло сжалось. Папины глаза снова метнулись к моему горлу, и в них вспыхнул намек на что-то жестокое и суровое. Что-то, чего он никогда не показывал дома. Он дал мне свой телефон, и я дрожащими пальцами нажала кнопку быстрого набора.

— Да?

На секунду, услышав голос Сэмюэля, я оцепенела.

— Сэм, — прохрипела я.

Наступила тишина.

— Фина?

Это было прерывистое восклицание, которое разорвало меня на части. Слезы текли по моим щекам, и я чувствовала на себе взгляды. Я закрыла их.

— Мне очень жаль.

Сэмюэль резко втянул воздух.

— Не ... не извиняйся. Никогда больше, Фина.

Я не могла этого обещать. Однажды мне придется принести извинения, которые заставят Сэма возненавидеть меня. На заднем плане раздался высокий голос.

— Все в порядке, мам, — успокоил ее Сэмюэль. — Я дам ее тебе. — он снова обратился ко мне. — Сейчас я отдам трубку маме. Мне не терпится обнять тебя, Фина.

Я шмыгнула носом.

— Мне тоже.

— Фина, — тихо позвала мама, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно, а не так, что она рыдала.

Так много разбитых сердец. Столько боли и отчаяния.

Римо Фальконе был самым жестоким человеком из всех, кого я знала, а я, должно быть, самая холодная сука на этой планете, потому что даже сейчас мое глупое сердце билось быстрее, когда я думала о нем.

— Я скоро буду дома, — прошептала я.

— Да ... да, — согласилась мама.

В конце концов мы повесили трубку, потому что это было слишком, тишина подавленного плача и расстояние, которое мы не могли преодолеть.

— Куда мы едем? — я не спрашивала раньше, потому что предполагала, что мы вернемся в Миннеаполис ... но я была так же, как жена Данило. Отвезут ли меня в Индианаполис? Или, может быть, в Чикаго, потому что Данте хотел расспросить меня о каждой мелочи моего плена?

Папа наклонился и взял меня за щеку.

— Домой, Фина. Домой.

Я кивнула. Мои глаза нашли Данило, который наблюдал за мной. Наши взгляды на мгновение встретились, но потом чувство вины заставило меня отвернуться. Рано или поздно мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Я не знала, что ему сказать.

Остаток полета прошел в полной тишине. Я знала, что у них было так много вопросов, но они сдерживалась ради меня, и я была рада, потому что все еще не знала, что сказать кому-либо из них.

С каждой секундой моя кожа все больше и больше покрывалась мурашками в свадебном платье. Это было так неправильно, словно тебя обволокли ложью и обманом.

Мама и Сэмюэль ждали перед нашим домом, когда мы подъехали на машине. Софии нигде не было видно, вероятно, чтобы защитить ее от этого зрелища, и я была рада. Ей не нужно было видеть меня такой.

Я задрожала, когда папа помог мне выйти из машины, его пальцы сжали мое предплечье, как будто он боялся, что я упаду в обморок. Данте и Данило держались позади, пока мы шли к дому. Сэмюэль, шатаясь, направился ко мне. Мой близнец. Мое доверенное лицо. Мой соучастник в преступлении.

Он замер, когда его глаза зафиксировали мое состояние, отметины на моем горле, и выражение его лица стало таким, какое я увидела в первый раз вскоре после того, как он стал членом мафии пять лет назад. Холодный, жестокий, жаждущий крови.

Он взял себя в руки, преодолел оставшееся между нами расстояние и прижал меня к своему телу, поднимая с земли в сокрушительном объятии. Я зарылась лицом в изгиб его шеи, дрожа.

— Я думал, что больше никогда тебя не увижу, — прохрипел он.

Я не была тем человеком, которого он знал. Она ушла. Если бы он знал, кем я стала, если бы они все знали, они бы меня возненавидели.

И это справедливо.

Можете ли вы потерять себя?

Я долго прижималась к Сэмюэлю, просто вдыхая его успокаивающий аромат, наслаждаясь его ощущением. В конце концов, он опустил меня на землю, и мой взгляд упал на маму, которая стояла позади Сэмюэля, прикрыв рот рукой, слезы текли по ее лицу. Отец обернул руку вокруг нее, придерживая ее. Их боль глубоко ранила меня.

Они думали, что Римо изнасиловал меня. Я выглядела так, будто меня изнасиловали, стоя в разорванном и окровавленном платье.

Мама бросилась вперед и обняла меня так крепко, что я едва могла дышать, и она зарыдала в мои волосы, и мое сердце ... оно просто разбилось, услышав это. И уже не в первый раз я пожалела, что Римо не сделал того, о чем все думали, чтобы я могла поплакать с мамой и со всеми ними.

Я должна была сказать ей правду, но слова не срывались с моих губ. Скоро. Папа и Сэмюэль присоединились к нам, и я вздохнула, потому что в этот момент я позволила себе на мгновение ощутить удовлетворение от единения с ними. Сэмюэль обернул руку вокруг моих плеч, когда повел меня внутрь дома.

— Где София? — спросила я.

— Она с Валентиной и детьми в безопасном доме неподалеку. Они скоро придут, — объяснил Данте позади меня.

Я кивнула.

— Мне нужно принять душ, — сказала я и пожалела о своих словах, когда увидела, каким взглядом обменялась моя семья.

Я быстро отодвинулась и направилась наверх, в свою комнату, начиная рвать платье, но ткань цеплялась за меня. Злые, отчаянные слезы навернулись мне на глаза.

— Сэм! — крикнула я, и в мгновение ока он был там. — Ты можешь ... ты можешь помочь мне с платьем?

Он кивнул и откинул мои волосы в сторону, чтобы дотянуться до молнии. Он замер, прерывисто вздохнув. Я знала, что он увидел след от укуса на моем затылке. Он наклонился вперед, зарывшись лицом в мои волосы. Я позволила ему собраться с мыслями, в то время как мое сердце разрывалось, разрывалось и разрывалось.

— Я убью его.

Угроза. Обещание. Не за мое спасение, как он надеялся.

Он расстегнул молнию. Я поплелась в ванную, не глядя на него, и закрыла дверь. Теплая вода не смыла стыда и вины. Как я могла остаться среди людей, которых предала? Как я могла смотреть в их лица, зная, что они страдали больше, чем я?

Я закрыла глаза. Они были счастливы, что я вернулась. Я должна была сосредоточиться на этом. Но почему, почему я не была счастлива?

Я вышла из душа, вытерлась и обернулась полотенцем. Я вышла, чтобы взять одежду.

Сэмюэль присел на край моей кровати, выражение его лица было напряженным. Его взгляд скользнул по моему горлу, потом по бедрам. Я проследила за его взглядом и увидела синяки в форме рук на внутренней стороне бедер, там, где Римо держал меня, уткнувшись лицом между ног.