Разжигая пламя на снегу

Глава 28

Лиза

После ухода Макса с Баширом, Гриша минут десять нервно посматривает на часы в телефоне, Богдан тоже напряжен, разговор у них не клеится, они больше не пьют, и Ловцов все время поглядывает в ту сторону, куда вышли товарищи.

Вдруг его взгляд привлекает один из охранников в черном костюме с иголочки. Он машет ему с той стороны, резкими хаотичными движениями, зовя на выход. Я тоже это вижу. Ловцов меняется в лице и срывается к коридору. Тело сковывает страх, борюсь с подступившей волной паники, но уже понимаю, что что-то произошло. Мы все тоже пускаемся вслед за ним.

Выбегаю на улицу и холодею от ужаса. Аслан лежит в луже крови, под светом фонаря, над ним вопит проклятиями склонившийся Башир, чуть дальше в нескольких метрах лицом вниз лежит Макс. Гриша поднимает его, под ним тоже кровь. Она бьет пульсирующей тонкой струей из раны в животе.

В голове молниеносно случается взрыв, ноги отказывают и становятся ватными. Я пытаюсь двигаться через не могу, подхожу к ним.

— Макс, ты меня слышишь? — почти кричит Ловцов — Макс, твою мать!

Он снимает с себя футболку и прикладывает к ране, пытаясь остановить кровь.

— Вызывайте скорую!

— Уже вызвал, — отвечает охранник.

Гриша отходит от Макса, я приседаю, придерживаю, успевшую промокнуть кровью, футболку, обнимаю, пытаюсь поднять, его глаза закрыты. Он тяжело дышит, рваные стоны вырываются из его груди, он в очень плохом состоянии.

— Макс, держись, пожалуйста. Пожалуйста! — рыдаю я.

Как в тумане, слышу разговор Гриши и Башира.

— Что с Асланом? Пульса нет! Аслан! — пытается докричаться Гриша.

— Он умер, — отвечает ему Башир безжизненным голосом.

— Пи*дец. У тебя что? Куда попали?

— Плечо задело, — он сидит прямо на асфальте и держится за окровавленное плечо — Макс еще дышит, давай его в больничку, срочно!

— Скорая уже едет, можем навредить.

Вторым фоном Богдан просит охранника закрыть все двери, чтобы в клуб не было доступа и никто не вышел на задний двор.

Держа его голову на коленях, шатаясь в агонии, над Максом, я глажу его, прошу потерпеть, не умирать. Сердце разрывается на куски, мне невыносимо больно. Кажется, это страшный сон и хочется проснуться.

Рита в слезах, зажав рот рукой, тихо стоит поодаль, подперев стену здания. В воздухе витает запах пороха и свежей крови, а еще запах смерти. До меня, наконец, доходит смысл сказанного Баширом. Аслана убили…

Когда на территорию двора заезжает карета скорой помощи, кто-то силой оттаскивает меня от Макса, Рита уговаривает успокоится, обещает, что теперь все будет хорошо. Макса грузят на носилки, Башир, скрючившись от боли, садится в скорую сам, и они уезжают.

Во дворе с мигалками, но без звука, появляется полиция, Гриша остается с ними, а меня и Риту просит ехать домой. Богдан говорит ему, что поедет в больницу и я в истерике, уговариваю взять меня с собой.

— Лиза, ты вся в крови, — пытается достучаться Рита — давай поедем переоденешься и на такси доберемся до больницы.

— Нет, мне нужно туда сейчас, — стою на своем.

— Ладно, поехали, сейчас бесполезно, — говорит ей Богдан, кивая в мою сторону.

Он подгоняет свою машину к арке, и мы едем в больницу.

Пока Богдан выясняет, где хирургия, куда нам идти, я в туалете первого этажа смываю кровь с рук, умываю запачканное кровью и измазанное тушью лицо. Белая рубашка, так красиво сидевшая на мне под кожаную короткую юбку, безнадежно испорчена, грязная и в коричневых кровяных пятнах. Достаю из сумочки расческу, провожу по волосам, смотрю на свое потерянное отражение в зеркале и снова начинаю плакать. Слезы катятся по щекам, впервые в жизни я не могу привести мысли в порядок. Господи, только бы выжил. Макс, не умирай, пожалуйста, ты не можешь умереть.

Выйдя на коридор, где меня ждет Рита, вижу открывающиеся створки лифта и Богдана, выходящего из него.

— Он в операционной, можно подождать в коридоре на диванчике, — говорит устало.

— Больше ничего не известно? — спрашиваю я.

— Нет. По Максу нет информации. Башира шьют, но у него пуля прошла навылет.

Мы следуем за ним в лифт, поднимаемся на четвертый этаж и проходим по коридору. Молча садимся на диванчики, стоящие под стенами небольшого холла, и гипнотизируем дверь, за которой находится коридор, ведущий в операционную.

Через какое-то время Гриша звонит Богдану, тот делится крупицами имеющейся информации. Ловцов обещает приехать, как только закончит с полицией.

Не знаю сколько проходит времени, я то встаю и хожу взад-вперед, то снова сажусь на диван. Покоя нет ни минуты, слез тоже больше нет, только тупая ноющая боль и страх услышать, что врачи не справились.

Поднимаю голову на звуки шагов по коридору — Артур. Его лицо серьезно и напряжено. Он подходит к нам, Богдан поднимается, он подает ему руку.

— Здравствуйте. — здоровается и снами, мы отвечаем, — Как случилось, Богдан?

— Я не знаю, мы остались в зале, а когда прибежали, там уже было месиво. Башир может рассказать, но его тоже заштопали, наверняка под капельницей сейчас.

Градов кивает, подходит ко мне, приседает напротив.

— Лиза, почему ты в крови?

— Это Макса кровь, — голос, как будто, не мой, задушенный и слабый.

— Днем ты была с ним?

— Да.

— Было что-то подозрительное до этого? Звонки, разговоры?

— Нет, все было, как обычно. И в клуб мы поехали спонтанно, после ужина.

Артур зарывается пятерней в свои волосы, еле сдерживается, ощущение, что ему хочется заорать от бессилия.

— Ты не знаешь, что там происходит? — киваю на дверь в отделение — Я скоро с ума сойду.

— Знаю, отец поднял уже всех, кого мог. Все очень серьезно. Пуля попала в брюшную полость, сильное разрушение тканей, задет кишечник. Он потерял много крови, состояние крайне тяжелое. Если выживет, предстоит продолжительное и сложное лечение…

Каждое слово ударяет, словно хлыстом, теперь понимаю, почему Артур такой мрачный и на взводе. На глаза снова накатываются непрошенные слезы. Закрываю лицо руками и плачу.

— Лиза, — Артур садится рядом и обнимает — на смене сегодня один из лучших хирургов в городе, давай будем надеяться, что все обойдется.

Киваю, сквозь слезы, пытаюсь успокоиться. Сейчас всем нелегко, не стоит привлекать на себя столько внимания.

Артур отпускает меня и встает. В холл заходит его отец, окидывает всех взглядом, здоровается.

— Пока ничего нового, — отвечает Артуру на немой вопрос.

Николай Семенович пытается держать марку, мол все у него на контроле. Но я вижу перед собой удрученного, осунувшегося в один миг человека, к которому нагрянуло горе.

— Лиза, ты как? — рассматривает мой растрепанный, поникший вид с опухшим от слез лицом.

— Нормально, — заверяю я. Не до меня сейчас.

Все находятся в молчаливом ожидании еще около получаса, может больше. Для меня время тянется немыслимо долго, истощая все возможные ресурсы. Наконец, дверь открывается и к нам выходит уставший врач. Мы все поднимаемся.

— Доброй ночи. Пациента поместили в реанимацию, в палату интенсивной терапии. Операция была очень сложная, но мы сделали все, от нас зависящее.

— Какие прогнозы, Валентин Сергеевич? — спрашивает отец.

— Не могу дать прогноз, все теперь зависит от него. Но он и так молодец, скажу вам. С такой потерей крови не многие до операционной доезжают.

— Как Джамбаев, что с ним? — спрашивает Артур.

— Пулю извлекать не пришлось, прошла навылет. Ему зашили рану, он в палате под капельницей. Рвался домой уже, говорит, брата нужно хоронить. Пока не отпустили. Ему бы полежать в стационаре. Если имеете влияние, поговорите, а то завтра сбежит, а рана нешуточная. А по поводу сына, Николай Семенович, лечащего контакты вы знаете, он вас будет держать в курсе.

— Спасибо вам большое. Я в долгу не останусь, — говорит Градов-старший. Врач скрывается за дверью. — Все, молодежь, давайте по домам. Завтра сложный день.

Взмыленный Гриша вбегает в холл, смотрит на всех, ожидающим новостей, взглядом. Богдан быстро пересказывает ему разговор с врачом. Он просит Артура отвезти нас с Ритой домой, а Богдана ехать с ним.

Дома принимаю душ и ложусь в кровать. Никогда я еще не чувствовала себя так мерзко. Долгое время кручусь без сна, воскресая картинки прошедшего вечера. А ведь мы могли бы остаться дома, и все сейчас было бы иначе. Почему? За что их? Кто эти люди? Вопросы наваливаются камнепадом, только я не знаю на них ответы.

Засыпаю я уже под утро, когда истощившийся до изнеможения организм отключается самостоятельно, потому что его загнали до предела.

***

Просыпаюсь в половине девятого от настойчивого звонка на телефон. Звонит дядя.

— Алло! — сонно говорю в трубку.

— Доброе утро, Лизавета. Я тебя разбудил?

— Разбудил, но пора вставать.

— Я заеду минут через пятнадцать, есть у тебя немного времени для старика?

— Хорошо.

Не склонна сейчас к разговорам, но раз он почти возле моего дома, смысла что-то придумывать нет. Иду в душ, чищу зубы и натягиваю домашние шорты с футболкой. Успеваю отправить смс Артуру, он вчера дал мне свой телефон для связи на случай, если что-то понадобится: «Привет. Это Лиза. Есть новости?»

После двух настойчивых звонков, открываю дверь. Дядя проходит следом за мной.

— Кофе будешь?

— Не откажусь, — какой-то он взбудораженный.

— Тогда идем на кухню.

Делаю сразу две чашки американо, ставлю на стол сахарницу. К кофе даже предложить нечего, но я не парюсь, ничего не мило. На подоконнике пиликает входящее смс от Артура, открываю: «Привет. Все по-прежнему. Пока в искусственной коме под аппаратами. Правда, дышит сам». «Спасибо», — отправляю в ответ и откладываю мобильный.

— Ты плохо выглядишь, не заболела?

— Нет, просто мало спала.

— Ну, дело молодое. Ты новости не слышала?

— Какие новости?

— Компанию Градова вчера в ночном клубе расстреляли. Черкесов, вроде, насмерть.

Я не в силах что-то ответить, надпиваю свой кофе, обнаруживаю, что не положила сахар. Всыпаю ложку и порывисто колочу, в памяти всплывает картина разбросанных по заднему двору клуба окровавленных тел. И появляется мандраж, сравни вчерашнему.

— Ты приехал, чтобы рассказать это?

— Вообще-то это наш шанс, Лиза. Если Джамбаевы мертвы, а Градов при смерти, мы можем выйти из нашей ситуации с наименьшими потерями.

Что-то неприятно щемит в районе сердца и вызывает возмущение от такого цинизма.

— Ты хоронишь живых людей, чтобы не отдавать долги?

Родственник замирает, вглядывается мне в лицо, понимает, конечно, что сказал лишнее.

— Я никого не хороню. Просто им сейчас будет не до нас, возможно проблема отодвинется или вообще исчезнет. Я о тебе думаю, прежде всего, Лиза.

— Дядя Сева, не гневи Бога. Застрелили только Аслана, Башир жив, а Градова прооперировали, он сейчас в реанимации.

— Откуда такая осведомленность? — удивляется он.

— Я там была.

— Чтоо?! — он настолько шокирован, что забывает даже, что поднес чашку к губам. Так и не надпив, ставит ее обратно на стол — В этом клубе была?

— С ними была.

Надоело врать, не досказывать, прятаться. Сейчас, когда Макс в таком состоянии, все остальное кажется бессмысленным и никчемным.