Нарисованные шрамы

Мне нужно, чтобы она сказала «да». Я не могу пережить еще одну ночь без моей дикой кошки, свернувшейся калачиком у меня под боком. Она забрала мое черное сердце с собой в тот день, когда ушла, и если она скажет «нет», то может оставить его себе. Я все равно больше ни для кого не гожусь.

— Господи, Роман, — вздыхает она и прижимает ладони к глазам.

Я смотрю на ее руки, измазанные черной краской, и в моей груди расцветает крохотный огонек надежды.

— Ты не сняла кольцо.

— Я не могла. — Она опускает руки и вздыхает.

Хорошо. У нас что-то получается. Я тянусь к ее руке и снимаю кольцо с ее пальца. Оно снимается слишком легко. Она похудела. Я собираюсь задушить ее.

— Отдай! — кричит она и хватает меня за руку, но я убираю ее за спину.

— Отдам. Дай мне несколько секунд, — говорю я и, взявшись за трость, медленно начинаю опускаться на левое колено.

Нина смотрит на меня, ее глаза расширены. Она снова плачет.

— Черт, детка. Не делай этого.

Я игнорирую жгучую боль в правой ноге и еще немного опускаю левое колено. Это не совсем та поза, которую я себе представлял, но она ближе всего к тому, чтобы встать на одно колено. Я поднимаю кольца перед ней.

— Ты выйдешь за меня, malysh?

Она плачет и судорожно вдыхает, слезы все еще текут по ее лицу, затем хватается меня за грудки рубашки и тянет вверх. Мне требуется несколько секунд, чтобы выпрямиться, и когда я это делаю, она поднимает руку между нами.

— На этот раз ты не отделаешься дешевой версией, Роман. — Она фыркает. — Я хочу платье, большое, пышное и сверкающее. Тонну цветов, оркестр, играющий шикарную музыку, и, конечно же...

Я чувствую, как губы у меня кривятся в улыбке. Я так чертовски люблю свою маленькую сумасшедшую жену.

— Я люблю тебя, — шепчу я, надеваю кольцо ей на палец, затем беру ее за лицо и целую.

* * *

Я провожу ладонью по спине Нины, затем опускаю вниз, чтобы сжать ее попку, и повторяю путь вверх до самого затылка, где пальцами застреваю в спутанных темно-зеленых прядях.

— Это смоется?

Нина поднимает голову от моей груди и смотрит на прядь волос между моими пальцами.

— Не любишь зеленый цвет?

— Не очень. Но если тебе нравится, я не против. Хотя он ужасен.

— Он смоется через неделю или две. Я тоже его ненавижу. — Она пожимает плечами и снова опускает голову, прямо над моим сердцем. — Как ты остановишь войну с итальянцами?

— Обычным способом. Кое-кто женится на милой и послушной итальянке.

— Как романтично. И кто же будет счастливым женихом?

— Я еще не решил. Наверное, Костя.

— Уверена, он будет в восторге. — Она зевает и закрывает глаза. — Как проходит физиотерапия?

— Я закончил ее две недели назад. Уоррен сказал, что мы достигли максимума того, чего можно достичь, поэтому в ней больше нет необходимости.

— Я рада. Знаю, как ты ненавидел эти сеансы. Ты сексуален с тростью, как я и говорила. — Она сонно улыбается.

Я убираю несколько спутанных прядей волос с ее лица, затем смотрю в сторону кровати, где мои костыли прислонены к стене. Не думаю, что она заметила их, когда мы вошли, поскольку мы были заняты тем, что снимали одежду по пути к кровати. Она все равно узнает об этом утром, но я предпочитаю сказать ей сразу и покончить с этим.

— Нина... Я должен тебе кое-что сказать.

— Ммм... это может подождать до утра?

— Нет.

Она тут же поднимает голову, глядя мне в глаза.

— Что ты сделал?

— Я ничего не сделал. Просто мне нужно, чтобы ты кое-что узнала.

— О, Боже... — Она простонала: — Просто скажи мне, что ты сделал.

Мой прекрасный маленький цветок смотрит на меня, ее глаза расширены. Я ненавижу то, что должен сказать. Я ненавижу это так сильно, что мне становится плохо.

— Нина я все еще пользуюсь костылями. По утрам мое колено все еще ноет, и я не могу ходить без них в течение первого часа или около того. — Я стиснул зубы и продолжил: — Иногда они мне нужны и по вечерам.

Она наблюдает за мной, ее глаза смотрят в мои. Мне нужно, чтобы она что-нибудь сказала. Хоть что-нибудь.

— И? — спрашивает она наконец.

— И? И всё, — говорю я.

Ее глаза округляются еще больше.

— Чтоб тебя черти драли, Роман, не пугай меня так. — Она бьет меня ладонью по груди. — Я думала, ты собирался рассказать мне что-то важное, например, как ты убрал Игоря, пока меня не было. Господи, детка.

Я уставился на нее. Это не та реакция, которую я ожидал. Разочарование, да. Или, по крайней мере, некоторое недовольство, когда поняла, что окажется привязанной к инвалиду на всю оставшуюся жизнь. Разве это не чертовски важно? Может, она думает, что это временно?

— Нина, ты не понимаешь. Лучше, чем сейчас, для меня уже не будет. Прости меня, malysh.

Она берет меня за лицо и тянет, пока лбом не касается моего.

— Да, ты уже говорил мне. Я также видела костыли и сделала выводы, детка. И мне все равно. — Она целует меня в губы. — Значит, ты никого не убил, пока меня не было?

Я решаю сохранить молчание и благоразумно держу рот на замке.

— Роман? — Она сужает глаза.

Я вздыхаю.

— Я убил Тануша, ясно?

— Я так и знала. Я. . . — Она качает головой.

— Он был тем, кто установил бомбу с Леонидом.

Нина смотрит на меня, морщит нос, потом кивает.

— Он это заслужил, — говорит она и снова прижимается к моей груди. — Только, пожалуйста, не убивай больше никого из-за меня.

Я слушаю, пока ее дыхание не выравнивается. Когда я убеждаюсь, что она крепко спит, я беру ее маленькую руку со своей груди и целую кончики пальцев.

— Я убью любого, кто посмеет причинить тебе боль, — шепчу я. — Просто позабочусь о том, чтобы в следующий раз ты не узнала об этом.