"Больная". Любовный роман

1

Обычная психбольница стала моим вторым домом. Личные и не очень приятные обстоятельства заставили меня уехать сюда и поселиться здесь. К тому же я серьезно больна и нуждаюсь в лечении. Мама моя не могла навещать меня не только из-за преклонного возраста, но и из-за сахарного диабета, который в последние годы окончательно ее подкосил. Со старшей сестрой мы давно не общаемся, у нее и так дел выше крыши. Однако я не чувствовала себя одинокой. Наоборот, я была счастлива, что смогу отдохнуть после всех пережитых неприятностей.

…Прошла неделя. Все свое свободное время я проводила в палате среди таких же больных. Мне пришлось пройти необходимые процедуры и сдать все анализы, прежде чем мне назначили лечение.

– Анисимова! Мельникова! Епифанова! На флюорографию! – высоким голосом произнесла Наталья Владимировна, маленького роста женщина. Она работала медсестрой в нашем отделении и водила больных по другим корпусам. Разные медицинские процедуры проходили в разных отделениях. Флюорография находилась в одном месте, а лечащий врач, занимающийся выписками пациентов – в главном корпусе.

В тот момент я находилась на первом этаже. Новеньких оставляли в четырнадцатом отделении, среди тяжелобольных, и, если больной оказывался не настолько тяжелым, его поднимали на второй этаж, к более спокойным. Там даже санитарок не было – подобные пациенты в присмотре не нуждались.

Нам выдали теплые длинные халаты – шел проливной дождь, было прохладно. Нас собрали в небольшую кучку, и Наталья Владимировна, дамочка с кудряшками и в очках, повела нас в первое-третье отделение, которое находилось при въезде в больницу. Огромное трехэтажное здание из красного кирпича. Большая его часть пряталась за густой листвой. Рядышком расположилась так называемая парковка – обычное место, где оставляли свои машины работники и посетители.

В этой же части больницы все поросло травой, кустарниками и деревьями. Среди густой растительности пряталось здание, где просушивали матрасы и подушки – больные, бывало, писали под себя, из-за чего на большинстве матрасов пришивали специальную клеенку.

Все дорожки в этом месте были заасфальтированы. Каждое будничное утро, медсестра по рабочим вопросам, что отводила большую часть пациентов на работы, брала больных из отделения, и они, прихватив метла, убирали упавшие с деревьев листья. И так было изо дня в день. Люди, что лежали в психбольнице, обязаны были работать – убирать отделение, если потребуется, помогать в столовой, ходить на работы в другой конец больницы, поливать цветы или чистить дорожки. Если не выполнял предписанные врачом обязанности, считалось, что ты еще болен – здоровый человек лениться не будет.

Я шла вместе со всеми, стараясь не отставать. Мне все еще было ужасно плохо – прошло слишком мало времени после нашего с мамой прощания. Мой мобильный оставили у старшей медсестры на втором этаже, и позвонить я смогу очень нескоро.

Мы поднялись на третий этаж. Возле кабинета с табличкой “Флюорография” стояло пара человек из других отделений. С ними была медсестра, прижимающая к груди папку с карточками. Она выглядела очень молодо, на плечах лежали кудрявые темно-каштановые волосы, и медсестричка все время подшучивала над пациентами, которые отвечали ей тем же. Несмотря на столь тяжелую работу, у здешних работников всегда сохранялось отличное чувство юмора. Похныкать не получится.

За первые два дня я умудрилась познакомиться и с пациентами, и с медработниками, что посменно дежурили на первом этаже. Я впервые увидела в отделении медбрата и санитара: обычно с нашими работали женщины. Не сказать, что они выглядели крепкими ребятами, вполне нормальные мужчины, не амбалы, как это принято в столь специфическом месте. Зато сдачу дать могли на “ура”.

Мы сели на лавочку рядом с дверью. Наталья Владимировна вошла внутрь, перед этим вежливо постучав в дверь. Когда ребята из других корпусов вышли и ушли вместе со своей задорной медсестрой, наступила наша очередь. Я была самой последней, и, когда все окончилось, нас повели обратно в отделение.

В дневное время на первом этаже было шумно: людей много, палат больше. В шестнадцатом отделении всегда царили тишина и спокойствие: тамошние обитатели либо читали книги, ибо им это разрешалось, либо смотрели телевизор, либо ходили друг к другу в гости и общались на свои личные темы.

Утром поднимали новеньких очень рано. Им выдавали баночки для анализов и отправляли в туалет. После этого их отводили в процедурную, где из вены брали кровь на СПИД. Затем приходила совершенно другая медсестра и брала кровь уже из пальца, на сахар. По понедельникам приходил гинеколог, а за ним – терапевт.

После завтрака, обеда и ужина больных выводили на прогулки.

После обеда проходил и сонный час: пациентам давали какое-то время на отдых, а затем выводили на улицу, во внутренний двор, огороженный забором. К нему никого не подпускали, как и в этот раз.

Я лежала в постели, свернувшись в клубок, и прислушивалась к крикам санитарок, собирающих больных на прогулку. Мне не хотелось никуда идти, но пошла вместе с остальными: именно сегодня решили вывести всех, чтобы проветрить помещение – кто-то опять накурил в туалете.

– Еще раз увижу, что курите в туалете, отправлю на первый этаж! – крикнула нам Валентина Алексеевна.

Перед двухэтажным зданием из красного кирпича располагался небольшой дворик, на котором располагались две крупные деревянные беседки, пару железных лавочек, небольшая скамейка и пеньки, на которые больные усаживались, считая птиц или думая о чем-то своем. Медсестры и санитарки устроились возле небольшого крыльца, присматривая за больными.

Дворик медленно заполнялся людьми. Начали приходить посетители.

После обеда я позвонила маме и поинтересовалась ее здоровьем. Разговор немало расстроил. Голос у нее осел, стал очень печальным. Меня это взяло за душу, и я едва сдержала слезы. Тоска не давала вдохнуть воздуха полной грудью. Я забрела в полупустую беседку, уселась на скамейку, вытянув ноги, и, поддавшись тяжелым мыслям, расплакалась. Мне было плевать, заметят ли мою истерику медсестры или нет.

Вытирая слезы, я осмотрелась.

Взрослые женщины курили сигареты и обсуждали личную жизнь. Молодые девушки сидели на полянке под солнечными лучами и вполголоса разговаривали о чем-то своем. Я засмотрелась на забор из железных прутьев, по ту сторону которого ходили люди с набитыми продуктами сумками и пакетами. Стоял приятный гул, дул прохладный летний ветерок. Врачи, женщины в годах, поспешно уходили домой, попутно прощаясь с больными.

Недалеко сидела пожилая светловолосая дама, прикрыв голову легким платком. Летняя погода доставляла ей неудовольствие. Она пребывала в одиночестве, ожидая кого-то. Женщина нервно размахивала красивым веером. Я замечала на себе ее взгляды, но виду не подавала.

Через мгновение появился мужчина – альбинос, худой, высокий… чересчур высокий. Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в беседку. Оказалось, что это сын той самой пожилой дамочки с веером. Незнакомец бросил на меня короткий взгляд и подошел к женщине – она радостно его обняла.

И как ей это удалось, он же такой высокий…

Я окинула мужчину грустным взглядом и вернулась к своим раздумьям. Пусть он и красивый, но наверняка уже женатый.

Но тут стала замечать, что альбинос поглядывает на меня и о чем-то шепчется со своей мамой. Та в ответ лишь пожимала плечами.

Я вновь вернулась к своим воспоминаниям. Расставание с мамой прошло очень печально, если не сказать – трагично: она плакала, прижимая меня к груди, и просила быть осторожной. Едва входные двери закрылись за нею, я прямиком бросилась к окну и долго смотрела ей вслед, поспешно вытирая слезы.

– Почему ты плачешь?

Я, вздрогнув от неожиданности, поспешно повернулась и увидела того самого альбиноса. Он присел рядом со мною и мило улыбнулся.

– А вам какое дело? – грубо ответила я, отворачиваясь.

Действительно… – растерянно пробормотал он. – Просто это чересчур страшное место для такой девушки. Как ты здесь оказалась?

– По приглашению, – саркастично ответила я. – Зачем вы спрашиваете?

Альбинос снова растерялся, смутился и покраснел. Он не знал, что ответить.

– Ну-у… просто интересно стало…

– Интересно?! – воскликнула я изумленно.

– Ну да. – Мужчина мысленно ругал себя за неудачное начало разговора. – Надеюсь, родственники тебя навещают…

– Нет. Меня никто не навещает. Еще вопросы?

– А как же… родные, друзья… любимый человек, в конце концов? Неужели ты здесь совершенно одна?

– Конечно. Мама моя болеет, друзей у меня нет… Зачем вам все это? – я настороженно смотрела на него.

– Ну… Я не знаю, как это объяснить…

– Отлично, – перебила я его. – Это все вопросы?

– Хотелось бы узнать твое имя.

– Анастасия.

– Сергей, – тут же откликнулся мужчина, улыбнувшись. Улыбка у него красивая, ничего не скажешь. Однако я не могла понять, что человеку от меня понадобилось. – Так все же, почему ты плачешь? И, прости за бестактный вопрос, сколько тебе лет? Выглядишь ты просто больно молодо.

– Я скучаю по маме. Мне ее очень сильно не хватает... – сказала я, поспешно вытирая рукавом куртки слезы. – Мне девятнадцать… в апреле… исполнилось… Простите… Извините… – бормотала я, дрожащими руками доставая носовой платочек.

– Ну не надо так нервничать. – Сергей успокаивающе похлопал меня по плечу. – Я тоже одинок. Из родных только мама.

– Это она? – я кивнула на женщину, которая, заметив мой взгляд, мило улыбнулась.

– Да. Она немного приболела. Я частенько навещаю ее, – объяснил мужчина. – Мама рассказывала, что ты здесь уже много времени. Честно признаюсь, я не первый день наблюдаю за тобой…

– Наблюдаете за мной? – Сергей коротко кивнул. – Но для чего? Что вам от меня нужно? Я обычная девушка…

– Не беспокойся. Мне от тебя абсолютно ничего не нужно. Я просто хочу пообщаться с тобой. Понимаешь, мама легла сюда в тот же день, что и ты. Может быть, ты меня видела в приемной, – он вздохнул. – Да, она самый близкий для меня человек, но с того момента ты не выходишь из моей головы. Я решил познакомиться с тобою поближе. – Мужчина заметил мой изумленный взгляд. – Как бы странно это сейчас не прозвучало…

– Я вас не понимаю, – удивленно произнесла я. – Толком скажите, что вам нужно. Вы ищите девушку?

– Видишь ли, моя хорошая, мне тридцать девять, но у меня нет семьи. Нет любимой, нет детей. Мне даже поговорить бывает не с кем. Мама – занятой и больной человек, ей не до меня. Она сама понимает, что мне плохо одному, но…

– Но вы не можете найти свою единственную. Понятно, – протянула я.

Пауза.

– Но ты же вроде не против общения, верно? – Сергей с надеждой посмотрел на меня.

– Не против. Но я, в самом деле, ничего не понимаю. Зачем со мной общаться? – я пожала плечами. – Хотя дело ваше. Если вы так хотите – валяйте.

Спустя время Сергей посмотрел на золотые часы на своей руке и спохватился. Вскочил и поспешно произнес: