Первая встречная

— Договорились? — табачный дым защипал глаза и уже пропитал, как казалось, каждую клеточку их тел, и каждую молекулу воздуха в этом помещении. Соколова положительно кивнула. — Завтрак в восемь, обед в час, ужин в шесть. Не опаздывай. — После этих слов, она нервно сглотнула слюну. Ей придется снова терпеть совместные трапезы… Страшно подумать, сколько она сможет набрать, за какую-то пару недель в этом доме. — Что-то не так?

— Нет, все отлично. Я могу идти?

— Иди, — равнодушно пожал плечами Манфьолетти.

«За ужином ела только салат, и то, в основном ковыряла в нем вилкой… Постоянно сонная и вялая, а при упоминании еды начинает нервничать. Выглядит так, будто ее морили голодом месяц. Хотя последнее логично, учитывая ее времяпровождение в коме. Но… что-то с ней все равно не так» — подумалось ему. Но если по существу, то этому мужчине было настолько плевать, а его психика была настолько истощена, что буквально через пару минут он уже выпивал пятый рокс. Да и кто ему такая эта девушка? «Просто путь к успеху в этой сраной жизни, которая может оборваться в два щелчка. Вот и все».

***

29 августа.

Утро. Соколова просыпается за тридцать минут до первого приема пищи. На душе было максимально тревожно, а сон был рваный и беспокойный. Она не могла готовить сама себе, соответственно не могла контролировать количество потребляемых калорий. И от этого девушку накрывало очередной волной паники.

«Что, если он узнает о моем пищевом расстройстве? Как все скрывать? Очищаться после каждого приема пищи? Тогда будут выпадать не только волосы, но и зубы…»

Дарья поднимается с кровати и направляется в ванную комнату. Но она каждый раз наступает на все одни и те же грабли: совершать резкие движения при критически низком гемоглобине противопоказано.

Перед глазами темнеет, а девушка теряет равновесие и едва не растягивается на кафельном полу санузла. Двадцати секунд ей хватает, чтобы снова начать перед собой что-то видеть.

«Надо поторопиться» — думает она, и начинает умываться.

***

Восемь часов утра. Дарья спускается по лестнице в столовую: ее волосы безжизненно ниспадают вдоль спины, а синяки под глазами густо замазаны тональным кремом. «Главное — не потерять сознание на лестнице».

За столом уже находится Алессандро, а в его руках покоится кружка черного кофе.

— Buongiorno, — тихо промолвила девушка. Ей было максимально некомфортно, а мысли о том, что сейчас ей придется поесть, не давали покоя.

— Садись, — Алессандро кивает на стул рядом с ним. — Сегодня нам надо хотя бы начать разучивать свадебный танец. Умеешь танцевать?

— Весьма скверно, — Соколова садится напротив Алессандро, ибо сидеть несколько минут в десяти сантиметрах справа от него она не выдержит.

— Понятно, — тяжело вздыхает он.

— Госпожа? — к нам тут же подбегает молоденькая служанка, в ожидании заказа. Мысли в голове тут же начинают путаться, а Алессандро уже открывает рот, желая что-то произнести, но Дарья его опережает.

— Кофе… черный кофе. И, наверное, овсянка. Да, овсяная каша, на воде, пожалуйста. И, можете не называть меня госпожой, в этом ведь нет смысла…

— Извините, госпожа, я не имею права, — взгляд девушек упал на Манфьолетти, и главная героиня понимающе кивнула.

Прислуга ушла. Они остались вдвоем.

— Я вот все не пойму, ты на диете что ли? — внутри девушки все сжалось. «А что, если Манфьолетти обо всем догадался?»

— Нет, почему вы так решили?

— Думаешь, я не вижу? Дома едва съела пару ложек салата, выглядишь, как узник Освенцима, сейчас заказала овсянку и кофе. Последний факт и вовсе выдает тебя со всеми потрохами.

— Это ничего не доказывает! Я резко похудела из-за перенесенной аварии, а питание… просто нет аппетита, — пыталась заверить его Соколова. Да такие оправдания раскусит любой дурачок.

— Ну, смотри… — темные ресницы приближаются друг к другу в холодном прищуре. — Только вот не держи меня за идиота: я не Русецкий.

Вот перед нашей главной героиней стояла еда, которую она заказала. Мужчина впивается в девушку заискивающим взглядом, чтобы понять, верны ли его догадки.

«Тут около трехсот миллилитров кофе… Три калории. И овсянка… Скорее всего, порядка сорока грамм в сухом виде, следовательно, здесь приблизительно ста пятидесяти калорий» — сразу рисовались цифры в голове Даши.

Она максимально пытается оттянуть момент, и просто размазывает кашу по тарелке. Только объем кофе все уменьшается и уменьшается…

Раздался рингтон телефона: Алессандро позвонили. «Боги меня услышали». На этот раз девушке повезло, и в ее желудке оказалась только пара калорий.

Он вынужденно уходит к себе в кабинет, а девушка по-тихому подзывает служанку, вручает ей посуду и убегает в комнату.

«А впереди еще обед и ужин. И так каждый день… Рано или поздно он догадается».

***

— «Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не…» — За спиной Соколовой внезапно раздается мужской голос, зачитывающий вслух строчку из раскрытой книги. Однако дочитать предложение Манфьолетти не удается, ибо девушка от неожиданности захлопывает обложку. — Что за ересь? — он брезгливо морщит нос, отходя к подоконнику.

— Это «Мастер и Маргарита», — поясняет Дарья. — Булгаков.

— Понятно. Ты мне лучше скажи, почему ничего не съела за завтраком? — ее сердце и так уже билось с неимоверной скоростью, а пульс давно перевалил за сотню ударов в минуту, но вот кровь от лица отлилась только сейчас. — Ты думала, я не узнаю? Лаура мне все доложила. Половина чашки американо — все, что ты засунула в себя за трапезу.

— Можно я не буду отвечать на ваш вопрос?

— Можно без «можно»? Я сказал отвечать, значит, ты должна отвечать. И обращайся, наконец, ко мне на «ты», сколько еще ты намереваешься выводить меня на эмоции?!

— Я не могу… Вы старше меня на десяток лет.

— И что с того? Мы почти женаты.

— Вы что-то говорили про танец…

— Не переводи тему.

— Меня с утра тошнило. Решила, что кофе мне хватит.

— Соколова, рано или поздно я все равно ведь докопаюсь до правды.

***

Первый аккорд отдался стуком каблуков, раздробившимся о стены хореографического зала. Медленное раскрытие рук и безмолвное кружение двоих вокруг одной точки, не сокращающих расстояние между телами. Пропасть с каждым новым ударом лишь сильнее раскрывалась. Попытка девушки отклониться — бесполезная трата сил. А он все продолжал считать, продолжал издеваться над ней. Голова уже давно кружилась, а перед глазами все плыло. Еще чуть-чуть, и Дарья отключится в обморок прямо в руках Алессандро…

— Раз, два, три. Раз, два, три… Черт, — последнее слово он прошипел, крепко, практически до боли сжав талию своей партнерши. — Ты можешь не наступать мне на ноги?

— Извините…

— Да Господи, когда я говорю, обращаться ко мне на «ты», ты должна обращаться ко мне на «ты»! — еще один отчаянный вздох. — Ладно, продолжим. Раз, два, три, раз, два, три… Твою мать. Ты мне все пальцы на ногах отдавишь! — вдруг колени девушки подкосились, а она обмякла в хватке Манфьолетти. — Эй, эй, ты чего? — последние слова, которые она услышала. И то, будто через толщу воды… А затем окончательно провалилась во тьму, едва он успел схватить ее за плечи.

***

— У вас катастрофически низкое давление: восемьдесят на пятьдесят три. На счет пульса вообще говорить страшно! Число ударов в минуту еле дотягивает до пятидесяти пяти, — негодовал врач. — Когда у вас в последний раз были месячные? — хороший, на самом деле, вопрос. Но Дарья на него ответ, к сожалению, сама даже смутно помнила.

— Ну… Года три назад? — слова неуверенно слетели с ее губ.

Алессандро же сидел в кресле, максимально не догоняя, как эта девушка вообще дожила до восемнадцати.

— Ваш вес составляет двадцать девять килограмм! И это при росте метр шестьдесят!! — а вот сейчас даже Соколова была в шоке. Она не знала, радоваться ей, или плакать. Она пробила свой минимальный вес, сама того не замечая. Даже наоборот: Дарья была полностью уверена, что набрала, из-за чего ей было попросту страшно становиться на весы. После данных слов доктора, Манфьолетти подавился кофе, едва не расплескав его себе на рубашку. Он тихо выругался на итальянском, затем поднялся со своего места.

— Mazzarino, andiamo, usciamo.[2]

Девушку оставили одну, в ее спальне. Интересно, это конец? История даже не успела толком начаться, а уже заканчивается…

***

— Насколько все плохо? — Манфьолетти быстро заговорил на итальянском, чтобы Соколова не догадалась содержания их диалога. Хотя какой в этом вообще был смысл, если Алессандро и так собирался обо всем ей доложить?

— Если повезет, то ей осталось месяца четыре. Если же она так и продолжит стремительно терять вес, то месяц-два — в лучшем случае. Еще три-пять килограмм и, — он запнулся. — Масса тела критически низкая. ИМТ около одиннадцати единиц, — специалист тяжело вздыхает. — Диагноз: нервная анорексия и нервная булимия. Зубы в ужасном состоянии…

— А что теперь делать? Ее можно как-то вернуть в жизнь? — какая-то странная надежда, и желание кому-то помочь, овладели Алессандро. С чего бы это вдруг? А кто знает… Возможно, он просто хотел получить наследство. А возможно, что даже он сам не знал ответа на этот вопрос.

— Можно, но нужен хороший психиатр, и требуется наблюдение врача. Имейте ввиду, что лечить голову не так-то просто. Шансы на победу болезни есть, но детей она уже вряд ли сможет родить, даже если захочет. Да и вообще, мало вероятно то, что у Дарьи восстановится цикл, ибо вторичная аменорея, длинной в три года, не оставляет много надежд…

— Я понял. Спасибо за помощь.

***

— Дура, ты чем думала, когда с собой это вытворяла? Нет, я просто не понимаю!! Тебе в действительности нравится то, как ты сейчас выглядишь? Да у тебя уже кожа прозрачная! Ты будто героином ширяешься! Ох, поверь, я-то знаю, о чем говорю… В последний раз спрошу: ты точно не хочешь пройти восстановление? Ты реально хочешь сдохнуть, едва достигнув совершеннолетия? Скажу честно, на тебя мне плевать. Но мне не плевать на все планы, что я выстраивал годами, — со щеки девушки скатывается слеза. Она все еще молчала. Почему же Алессандро насильно не заставит ее пройти лечение? Да потому, что пока человек сам этого не захочет, ни черта не выйдет. Хотя, давайте не будем никого обманывать и сразу скажем, что если придется, то он заставит ее.

— Я здорова! Мне не нужна ваша помощь! — дрожащим голосом кричала Дарья.

— Господи, да Альфредо сказал, что тебе осталось в лучшем случае пожить до конца года! Опомнись, наконец, и спустись с небес на землю! — глаза Соколовой стали еще больше, а паническая атака уже дышала ей в шею. — Еще раз спрашиваю: ты…

— Я согласна пройти лечение, — Манфьолетти даже выдохнул. Только что, он, возможно, кому-то спас жизнь. — Но только при условии, что если я захочу выйти из процесса, то вы не будете против. — Мужчина кивнул.

— Как только приедем в Италию, ты начнешь занятия с психотерапевтом. У меня есть один человек. А пока… пока что начни есть, хотя бы раз в день, — кинул через плечо он, прежде чем покинуть комнату…