Оборотная сторона правды

— Ну, прочь кота из мешка, как красноречиво выражается Эллиот.

Он боролся с собой, часто моргая, а от улыбки щеки его застыли в одном положении. Меня по макушке ударила капля дождя.

— Мы… моя… — Он начал снова: — Семнадцать лет назад мы с твоей мамой совершили ошибку.

Меня поддерживали цепи качели.

Началось. Знаю, некрасиво, но… не плачь.

— Нет, Кейт, я… — Он поднялся на ноги, спотыкаясь о низ горки.

— Я пытаюсь сказать, что это не было ошибкой. Не всё из этого. То есть я хочу сказать — здесь же ты!

— В самом деле. — Глупый ответ, но только его я и могла выдать.

Его лицо прочертил отблеск приятного изумления, но ненадолго. Он вздрогнул от дождя и посмотрел на часы.

— С твоего позволения, у меня дело. Я хочу твоего приезда в Мэриленд в мой дом за пределами колумбийского округа. Буду рад познакомить с Мег. Грейс и Гейбом.

Карусель начала вращаться.

— Сегодня мне нужно уехать — прояснить близнецам ситуацию. Они знают немного, но если ты сможешь приехать завтра, думаю, все будет хорошо. Это будет… будет правильно.

Выглядел он так, будто пытался себя убедить. Глаза его смотрели мимо меня, изучая некий умственный горизонт.

— Оставляю решать тебе. — Он оттолкнулся от игровой площадки и побрел прочь.

— Ты рад? — мои руки крепко вцепились в цепи.

Он обернулся, смутившись моего вопроса. Он был важным, поэтому я повторила его громче.

— Ты рад узнать обо мне? Это хорошая новость?

Знаю, на моем лице было написано отчаяние, но стереть его я не могла.

Он улыбнулся. Улыбка приподняла уголки его губ, а потом сползла с лица, когда он уставился на свои ботинки.

— Хорошая. Конечно же. — Разговаривал он, словно отыскивал слова в мешке с котом. — Но… трудно принимать такие новости.

Вдруг я увидела его. Выглядел он опустошенным и грустным, но только на секундочку посмотрел на меня с надеждой. Но затем улыбка вернулась, будто он в формате 2D был у меня в телевизоре, произнося: «Новый день Америки!»

Я знала эту улыбку не только по предвыборной рекламе. Это была моя шаблонная улыбка. Та, что я применяла все время.

— Не торопись, — сказал он.

Как только он зашел в дом, я села на качели, не воспринимая морось. Ощущение одиночества было приятное и странное, как тогда, в детстве, когда я лежала в кровати, пока гости на мамином ужине звенели бокалами и заходились смехом. Я никого не видела, но слышала их отовсюду. Все они здесь из-за меня. И моего отца.

Он был моим отцом. Мне не нужно зеркало или тест ДНК на подтверждение. Его манера двигаться была знакомой мне по жизни, а не из телевизора. Сейчас я чувствовала себя идиоткой, не признав его в новостях и не кликнув на паузу со словами: «Погодите минутку — это же он!»

И если он мой отец, значит, у меня есть целая семья, о которой я и не подозревала. Сидя на качелях, я ощутила тот же укол тоски, который испытала, щелкнув по фотографии близнецов.

А как же дядя Барри и тетя Тесс? Они взяли меня к себе, одарили любовью. Этого что, недостаточно?

Они были замечательными людьми и изо всех сил старались ради меня. А даже если и так, они, наверное, считали дни до моего выпуска. Их родительские будни закончились восемь лет назад с отъездом кузена в колледж. Последнее, чего они ждали — обремениться еще и мной.

Конечно, то же самое можно сказать о сенаторе и… кое-ком другом. Но вот он здесь, пригласил меня познакомиться с семьей, рискуя политическими последствиями.

Я уставилась на дом. Шторка на окне зашевелилась. Кто-то из телевизионной наблюдал за мной. Один из коллег. А когда шторка задвинулась обратно, все стало ясно.

Я уперлась ногами и остановила качели.

Это не риск. Это стратегия избирательной кампании. Пригласить домой, привести на борт. Вот о чем они все утро разговаривали за закрытыми дверями. Не потерять лицо.

Они пытались использовать меня, хоть отчасти пытаясь спасти репутацию, прилагали усилия, чтобы спасти кампанию, чтобы успокоить телеведущих, гудящих весь день и вопрошающих: «Уйдет ли он в оставку»?

Это не обо мне.

Но разве это важно?

Я не знаю сенатора достаточно хорошо, чтобы доверять ему — это факт. Но если я откажусь сейчас, то будет ли у меня шанс потом?

За забором в камеру тараторил репортер, а внутри сотрудники отца разместили призывы и предвыборные программы. Но здесь я слышала только тихое постукивание капелек дождя по пластику. Я закрыла глаза и вслушалась.

Глава 4

Четверг, 12 июня

Визит к моей давно потерянной семье

145 дней до всеобщих выборов

Если стюардесса и узнала меня, то провела над собой хорошую работу, не показав этого.

— Напиток перед взлетом? — предложила она.

— Спасибо! — Я потянулась через соседнее кресло за бокалом апельсинового сока. Тим, помощник, назначенный мне кампанией, отодвинул газету, явно опасаясь, что я могу пролить на него.

Я отважно улыбнулась.

— Ни разу не летала первым классом.

Вздохнув, Тим сложил газету и достал электронную книгу. Вероятно, он родился в середине прошлого века, несуразно худой с гигантским адамовым яблоком, подпрыгивающим над воротником его угловатого костюма.

— Вы тоже живете в округе Колумбия? — полюбопытствовала я с целью поддержания дружеской беседы.

— Да. — Он возился с гигантской парой шумопоглощающих наушников. Я украдкой глянула на его экран, обнаружив там что-то насчет «мармеладных бобов» и «договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности». Биография Рональда Рейгана? Оки-доки.

С Тимом мы не сдружимся, это яснее ясного. Он и ни на йоту меня не обнадежил с тех пор как забрал из дома и потащился через дворы, заборы, мимо соседних домов и в конец квартала — подождать машину в 4:00 утра в потёмках, скрываясь от внимания прессы. Сначала его молчание я истолковала как неуверенность, но после четвертого «Спасибохрю!» в нашей перепалке до меня доперло, что Тим не в духе.

Видимо, винил меня в сорванной избирательной кампании сенатора, будто я засланный казачок какой-то с целью уничтожить его дражайшую республиканскую партию. Шаг коварного замысла номер один: рождение.

Если бы я только замышляла. Тогда бы я знала точно, что делать, что сказать при встрече с Маргарет Купер — единственным человеком, имеющем законное право меня презирать.

Моей мачехе. Официальной.

Нэнси позвонила вчера поздно ночью, когда я паковала вещи на выходные.

— Нам отправили результаты теста. — У меня перехватило дыхание, в каком-то смысле я цеплялась за последний миг неясности. — Поздравляю, Кейт. Он твой отец! — Не уверена, правильные ли интонации были в поздравлении, но попытку зачла и даже пожелала, чтобы в Мэриленде поджидала меня она, а не трое незнакомцев.

Не незнакомцы, поправила я себя. Моя семья.

Мэрилендский дом Куперов широко раскинулся, окруженный высоким железным забором и акрами зеленой лужайки, вековые дубы, определяющие пределы частных владений, стояли на страже. Он был построен в стиле, который, как я догадалась, и называют колониальным — деревянный фасад начисто выбелен белоснежным, но чувство было, что стоит дом здесь сотни лет.

На подъездной дорожке я увидела как сенатор поджидает на крыльце, огромная дубовая дверь позади него была распахнута. Тим рядом со мной оживился словно его корова боднула. Он пригладил и костюм и только-только машина остановилась, выскочил — открыть мне дверцу и занести сумочку в дом. Я бросила на него косой взгляд, припомнив, как утром он мог бы и помочь мне, когда я с перекинутой через плечо сумкой лазила по заборам. Когда я взобралась на площадку кирпичной лестницы, сенатор неловко похлопал меня и повернулся к сияющему Тиму, подавая ему руку.

— Спасибо за помощь, сынок.

— Это было мне в удовольствие, сэр. Ваша дочь очаровательна.

Тим так на меня зыркнул и выдавил улыбочку, которую он счел миллиондолларовой, а затем затрусил обратно к машине.

Очаровательна. Как бы не так, Тим.

Сенатор закашлялся.

— Пойдем.

Я прошла в дом и приготовилась повстречаться с семьей с доверительной улыбкой, но единственным человеком в блестящем вестибюле был охранник из Южной Каролины, тот, что вытащил меня из толпы репортеров.

— Ох, и снова здравствуйте. — Я улыбнулась. — Я Кейт, кстати.

— Знаю. — Он подмигнул. — Джеймс.

— Приятно познакомиться.

Сенатор колебался в дальнем конце комнаты, по-видимому, озадаченный разговором.

— Мег в задней комнате. Сходим, поздороваемся.

Мы покинули эту прекрасную комнату, прошли мимо светлого салона, обеденной зоны, обитой деревянными панелями библиотеки, нащупывая свой путь в тишине. Несмотря на неловкость, меня это устраивало. Слишком много вопросов у меня имелось, чтобы знать, с чего начать, и кроме того, на знакомство у меня целые выходные. На этой мысли я посмотрела на него, но сенатор хмурился в телефон. Мы прошли мимо целого комплекта тонированных стеклянных дверей и оказались в освещенном саду, где находилась Маргарет Купер. Точнее, я так предположила. В ней не было ничего от женщины с предвыборных фотографий. Эта женщина носила подвернутые джинсы и испачканную футболку, рядом с ней лежала пара перчаток на столе патио. Волосы собраны в пучок на макушке.

Шаги мои стали неуверенными. Я морально подготовилась к встрече — с новым человеком, в котором абсолютно не разобралась. Она быстро вскочила со стула в патио, завидев нас, затем уселась снова, как если бы одумалась — благодаря этому жесту ее наряд преобразился прямо на глазах. Она была одета с умыслом. Не уверена, с чего бы, но я заприметила перемещающиеся фигурки по границам владений — это охрана патрулировала периметр.

С приближением сенатор снова оробел, пока я с неохотой тащилась за ним. Его жена улыбнулась нам иронично сжатыми губами. Достигнув ее, я принудила мозг бороться за отрепетированные в самолете речи.

— Здравствуйте, миссис Купер. Очень рада познакомиться. — Я надеялась, что прозвучит это уважительно. А вышло остолбенело.

Глаза ее смягчились морщинками от сиюминутной жалости. Затем она встала.

— Зови меня Мег.

И прошла мимо, постукивая себя по бедрам пыльными садовничими перчатками, скользнув в дом. Сенатор выглядывал из-за моей спину, будто его кто-то замораживающим лучом ударил. Он не знал, что делать дальше.

Мег прокричала в окно:

— Иди сюда, Кейт, я покажу тебе твою комнату.

Когда мы вошли в дом, сенатор нырнул в зал и кабинет, прикрыв за собой дверь. Я в одиночестве зависла там, где должна располагаться семейная комната — хотя она была слишком чистой, чтобы использовать ее по назначению — будучи неуверенной, куда идти, что говорить, что делать в случае чего, борясь с подергиваниями пальцев рук и ног, дрожью челюсти и желанием спрятаться под диван.

Все хорошо. Это интересно. Не страшно. Это твоя семья.

— Сюда. — Мег таращилась на меня из зала.