Свадьбы и разводы

Глава 20

Олеся

В его руках уютно и тепло. И плевать Ворону на мои возмущения и уколы. Он просто делает то, что считает нужным. Да и возмущаться уже не особо хочется, и не имеет значения, что происходит в офисе после представления, устроенного отцом невесты. К тому же Вера написала, что новую дверь уже устанавливают по приказу Максима. Он молча поднимается в лифте, удерживая меня на руках, и идёт к двери моей квартиры. Остановившись, аккуратно ставит меня на землю и рассматривает содержимое моей сумки на предмет ключей, которые находятся сразу.

Я его не приглашала, но входит следом и закрывает дверь. Скидывает туфли и несёт меня в комнату, чтобы усадить на кровать.

– Спасибо, – произношу сухо, хотя готова расцеловать мужчину, что сегодня он решил все мои проблемы и осуществил доставку на дом. – Дальше я сама.

– Сама, что? Будете на одной ноге прыгать по квартире?

– Можно ползком, – равнодушно пожимаю плечами, на миг представляя себя в коленно-локтевой позе. – В общем, разберусь. Вы и так потратили много времени на соседку по офису, пожертвовав своим временем.

– Олеся, – опускается на корточки передо мной, – я хочу помочь, потому что хочу. Всё. Я не знал, что дочь Щурова находится в вашем офисе, и не успел предупредить то, что случилось потом. Отчасти это и моя вина.

– Вы же не знали, что пара окажется у меня сегодня. Да, они сказали, что не хотят приглашать родителей, но причин не называли. Я же не знала, что всё так… запутано.

– Мог сделать больше.

– Вы сделали достаточно: разобрались с агрессивным мужчиной, отвезли меня в травмпункт, носили на руках…

– А сейчас приготовлю ужин, – в тишину комнаты врывается трель моего желудка, который видел пищу утром. Я не успела сходить на обед, переключив внимание на пришедшую пару. – В моих кулинарных способностях вы не сомневаетесь?

– Нет, – улыбаюсь, зная, что готовка – это призвание Ворона.

– Тогда я проведу инспекцию в вашем холодильнике.

Максим скидывает пиджак и галстук, ослабив верхние пуговицы, и уже через минуту исчезает на кухне. И пока мужчина хозяйничает в моей квартире, решаю сменить одежду, которая покрыта непонятными пятнами после столкновения с полом. Бесшумно прыгаю к шкафу, быстро надеваю футболку, и с такой же скоростью планирую стянуть брюки, но, наступив на больную ногу, скулю, запутываюсь в штанине и падаю ничком на пол. Хочется рыдать от собственной беспомощности.

– Вот скажите, вы решили сегодня убиться? – надо мной появляется озадаченное лицо адвоката, а в следующую секунду моё тело оказывается в вертикальном положении и перемещается на кресло.

Он заботливо стягивает брюки, оставив меня в нижнем белье. Но смущаться бессмысленно, когда в субботу он видел всё без ограничений. Надевает на меня приготовленные шортики, и с победным видом выпрямляется.

– Простите, я думала, что справлюсь.

– А не надо думать, Олеся, надо попросить помочь. К тому же вы сегодня с ранением… Кстати…

Вытаскивает из кармана купленную мазь, назначенную врачом, и старательно втирает в мою конечность. Каждое касание приносит удовольствие, а мягкие ладони, порхающие по ноге, почти ласкают. В какой-то момент забываю, что у меня вообще что-то болит, и прикрыв глаза, наслаждаюсь моментом, пока не пугаюсь собственного стона, а открыв глаза, наблюдаю на лице Ворона улыбку, являющую смешные ямочки на щеках. Чаще он лишь сдержанно растягивает губы, создавая видимость радости, но ямочки – особый показатель.

– Вы мне нравитесь таким.

– Каким?

– Расслабленным, открытым, домашним.

– Таким я бываю нечасто и с ограниченным числом людей.

– Судя по ямочкам, – обвожу в воздухе пальцем его лицо, – я вхожу в это число.

– С нашей первой встречи, Олеся. Удивительно, но несмотря на наши перепалки, мне комфортно. Иногда я представляю, какая тема могла бы стать триггером для нас обоих, и как в этом случае развивался бы наш разговор. – Каждое слово произносится им без стеснения, а я удивляюсь, что удостоилась внимания с его стороны.

– И какая?

– Брак. Короткое слово из четырёх букв болезненно отзывается в нас обоих. Во мне по причине его нежелания, а в вас посредством рьяного стремления кому-то принадлежать на законных основаниях.

– Дело же не в этом.

– Я помню ваши слова: «Для женщины важна определённость, ощущение, что мужчина выбрал именно её». Но выбор не гарантирует верности и любви на долгие годы.

– Нет, он показатель, что человек готов стараться именно с этой женщиной и на определённых условиях. Брак – это не плохо.

– Чем дольше я с вами общаюсь, тем больше начинаю верить в правдивость ваших слов.

– Правда? – слышать такое из уст Ворона удивительно и непривычно. – Осторожно, Максим Максимович, ещё через месяц вы вприпрыжку побежите в ЗАГС, – мой смех, подхватываемый Вороном, разносится по комнате, сбавляя напряжение.

– Если это и случится, я обязательно составлю брачный договор и заставлю подписать свою избранницу перед свадьбой. – Радость растворяется, когда он становится привычным адвокатом. – Да, Олеся, ничего ужасного в этом не вижу. Странно видеть подобную реакцию от человека, который поддерживает законный брак.

– Свадьба – это ритуал, традиция. А брачный договор – желание перенести на бумагу чувства, зафиксировав их в списке прав и обязанностей. Но ведь любовь – это нечто неосязаемое, тонкое и невидимое, а брачный договор словно оскверняет то, что испытывают люди. Я бы никогда не согласилась на такое.

– Рассматривайте это, как гарантию и безопасность в случае непредвиденных обстоятельств.

– А зачем тогда вообще вступать в брак, если тебя не оставляет мысль об этих самых обстоятельствах?

– Чтобы дать понять женщине, что она единственный выбор мужчины. – И сейчас Ворон нагло вывернув мои слова, использует их против меня. – И мы вернулись к тому, с чего начали. – В этот момент проводит пальцами по моей щеке, и от неожиданного ласкового жеста по спине волной проносятся мурашки.

Два дня силилась вспомнить о проведённой вместе ночи, но картинки заканчивались жарким поцелуем и платьем под ногами. Моё тело уверенно заявляло, что ничего не было, а адвокат убеждал в обратном. Кому верить: собственным ощущениям или заверениям мужчины?

Ворон поднимает меня и несёт на кухню, усаживая на стул.

– Мне спокойнее, когда я могу контролировать ваши действия, иначе вы точно сегодня свернёте шею.

– Я не настолько беспомощна, – скачу на одной ноге, чтобы попить воды и показать Максиму, что я вполне способна обслужить себя сама. – Сама водички набрала, – салютую стаканом.

– Лучше сядьте, – и вроде произносит спокойно, но понимаю, что мне лучше подчиниться.

Он и так сегодня сосредоточен на мне, отложив в сторону все планы и намеченные встречи.

– А вам в офис не нужно?

– Важная встреча была утром с Щуровым и его женой. А кроме меня там есть Яна и отец.

– Отец? – понимаю, что Ворона-старшего я ни разу не видела. – Вроде бы вы работали вдвоём?

– До недавнего времени так и было, – бросает Максим, нарезая мясо небольшими кусочками и перебирая мои запасы круп, чтобы определиться с гарниром. – Отец создал и развил фирму, но в определённый момент решил, что устал бегать по судам и копаться в грязном белье женатых людей. Передал мне дела и ушёл на покой. С Яной мы давно знакомы, учились вместе. Поэтому, когда дело отошло мне, пригласил её стать партнёром.

– А почему отец вдруг решил вернуться? Соскучился по судам и грязному белью?

– Всё предельно банально – деньги закончились. Его молоды пассии требуют финансовых вложений, а меняет он их стабильно раз в полгода.

Ворон усмехается, словно образ жизни родители вполне привычен и не вызывает удивления. А я на секунду представляю своего папу, скитающегося по женщинам, и отчего-то становится противно.

– А ваша мама?

– У неё аналогичный образ жизни.

– Это как? – не совсем понимаю, о чём говорит Максим.

– Так, Олеся, – Максим закидывает мясо в сковороду, накрывает крышкой и садится напротив. – У отца юные девочки, у мамы молодые мальчики.

На миг зависаю, но картинка, описанная Вороном, никак не встраивается в моё понимание отношений.

– Они разведены?

– Нет. Они женаты уже сорок лет. Но у каждого своя личная жизнь.

– Вы имели в виду свою семью, когда говорили, что некоторые неспособны выстроить отношения, потому что не знают, как правильно? – вспоминается наш разговор в доме тёти Раи, и сейчас становятся понятны убеждения Ворона.

– Да, – он становится серьёзным, потому что, кажется, впервые готов делиться с кем-то причинами, по которым стал таким. – Отец последние двадцать лет знакомил меня со своими девушками, а мама с новыми ухажёрами, но при этом они всегда позиционировали себя, как крепкую и дружную семью. Я не сразу понял, что это неверный формат отношений в общепринятом смысле, и был невероятно удивлён, когда мне сказали, что они исключение из правил. Но мой пример семьи именно такой. Родители состоят в браке, но имеют право на свободу личной жизни. Мне до кровавых соплей доказывали, что это неправильно, и супруги должны сохранять верность партнёру. Но когда я столкнулся с разводами, понял, что это всё лишь слова: все всем изменяют. И разница лишь в том, что кто-то попадается, а кто-то нет. С того самого момента я решил, что брак мне не нужен. При знакомстве я сразу оговариваю, чтобы женщина не рассчитывала ни на что, кроме проведённой вместе ночи и прощания с рассветом. С моей стороны честность, с её – отсутствие иллюзий на мой счёт.

Слова испаряются, а я смотрю на Максима, наконец понимая, что его таким сделали: циничным, чёрствым и неспособным на чувства. Бесконечная вереница женщин в его жизни – его осознанный выбор. Он видел так много низких поступков, что с трудом может поверить в любовь и единственный выбор. Но ведь он даже не попробовал, и видимо не хочет, довольствуясь лишь моментами. Но в таком случае возникает вопрос:

– А почему вы мне такого не сказали?

– Я говорил, – поднимается, чтобы посмотреть на готовящееся блюдо, – просто вы не помните.

И как бы я ни была пьяна, увлёкшись шампанским и падая с ног от напряжения рабочей недели, согласиться на такое не могла. Прозвучи его слова в перерывах между поцелуями, непременно оборвала любые поползновения и провела ночь в одиночестве. Именно легкомысленное отношение Ворона к подобным моментам, вызвало бы во мне полное непринятие. Поэтому сейчас его последние слова кажутся сфабрикованными и фальшивыми. Внутри клокочет обида и негодование, потому что он так легко приписал то, что мне несвойственно.

– Уходите, – произношу с надломом. – Сейчас.

– Олесь… – повернувшись, впивается непонимающим взглядом.

– Уходите, пожалуйста, – глаза щиплют слёзы, готовые преобразиться в нескончаемый поток. – Спасибо за помощь, но я прошу вас уйти, – смотрю сквозь Максима, ожидая, когда он оставит меня одну.

Задерживается с решением на некоторое время, но затем идёт в комнату, берёт вещи и через несколько секунд щёлкнувшая входная дверь извещает, что я теперь одна.