Грех Кабила

Глава 36

– Эли…– выдыхает он ей прямо в губы и притягивает к себе. Так быстро, что она даже не успевает перевести дыхание.

В глазах все еще стоят слезы- и он видит их. Утирает.

– Не плачь из-за них, красавица… Они того не стоят…– совсем близко, совсем рядом.

Она пытается отстраниться, но сопротивление все слабее и слабее. Просто потому, что больше нет сил бороться, нет сил биться. Хочется свернуться в калачик и плакать, пока не придет мама и не пожалеет…

Голова Элиссы кружится, а Сами прощупывает ее через шелк платья все откровеннее и откровеннее. Его взгляд становится плотоядным, а дыхание теперь похоже на глубокое сопение. Мужская энергетика давит на Эли, но она же и манит. Женское эго внутри нее необдуманно летит на этот зажегшийся мужской огонь, потому что катастрофически изголодалось по такому вниманию, вернее, даже не успело его познать.

Он снова опускает свое лицо близко-близко к ней- и она не сопротивляется. Будь что будет…

– Элисса!– раздается грозным громом. Так, что в ушах звенит.

В одно мгновение девушка отпрыгивает от мужчины, обхватывая себя за плечи, закрываясь. Она чувствует себя преступницей, пойманной с поличным. Обидно за эти предательские чувства, потому что ведь не этой семейке читать ей мораль… Точно не им!

В то же мгновение возле Сами оказываются двое качков, которые хватают его под руки, обездвиживая. Но он особо и не сопротивляется. Потому что и так понимает, что напортачил.

Агилас подходит к племяннику. И Эли только сейчас понимает, что пусть они и одного роста, свекр доминирует над мужчиной, еще секунду назад казавшемся ей альфа-самцом. Видимо, в его присутствии все мужчины сереет и преснеют, такова энергетика этого кабила с дикой искрой внутри.

Не произнеся ни слова, он с силой бьет его в живот. Это не поединок и не соревнование. Это наказание. А страшнее всего, его начало…

– В подвал его. Я разберусь с ним позже.

Свирепый взгляд Бенземы тут же опускается тяжелым молотом на девушку, жмущуюся в углу. Не хочется бояться, не хочется быть слабой, но ноги едва ее держат. Это уже не шутки. Она еще не видела этого мужчину таким.

–Я… Я ничего… Не было ничего…– нелепые отмазки срываются с ее губ рваными лохмотьями. И он, конечно же, даже их не слушает.

Подходит в один шаг, до синяков прихватывает за локоть и тащит за собой. Эли пытается успеть за ним, тонкие шпильки цепляют длинный шелк платья, она спотыкается, но это его не останавливает. Он волочит ее за собой, пока они не оказываются в его кабинете, том самом, где всего минуту назад между ним и ее подругой Евой что-то происходило…

Дверь позади с грохотом хлопает. Секунда- и она прижата изнутри к стене мощным мужским телом.

Жилистая рука сжимается на ее шее и немного ее оттягивает. Не для того, чтобы задушить. Чтобы показать, что весь контроль у него.

–Я знаю, что он ничего не сделал… Не успел… Иначе бы я уже свернул эту шею…– хрипит ей в затылок, заставляя задохнуться от возмущения и страха одновременно.

Одним рывком разворачивает так, что их глаза теперь в прямой связке. Дыхание Агиласа, заставляющее ноздри трепетать, обжигает ее кожу. Он сейчас похож на дикого хищника. И действия у него хищные, животные.

–Что… Что Вы делаете?-шепчет на выдохе и в следующее мгновение вскрикивает, потому что Агилас сгребает и соединяет ее руки, поднимает их над головой и одним ловким движением связывает шнуром от бра, фиксируя на нем, как на крючке, с которого не сорваться. Тут же слышится треск- две тонкие бретельки сорваны, заставив щелк убежать к ее ногам.

–Нет… Не надо! – отчаянная попытка себя прикрыть. Отчаянная и бессмысленная. Она совершенно гола под этим платьем, не предполагающим никакого белья. Когда между ней и ним не осталось ни единой преграды, когда голая плоть встрепенулась мурашками от холодного воздуха кондиционера, Эли задохнулась. Хотя нет, она задохнулась не от пробежавшего по коже холодка, от его взгляда. Зрачки Агиласа сейчас были с красными прожилками. Воспаленные, одержимые, жадные. Он смотрел на нее так, как умирающий в пустыне смотрит на воду.

–Что я делаю? Срываю тряпку, на которой его грязные руки! -наклоняется к губам. Близко-близко, но не целует. Словно заставляет ее его поглощать, впитывать. Ауру, запах, силу…– А еще даю тебе то, что ты так отчаянно просила, Элисса…

Сейчас его голос немного другой. Он все еще хищник. Даже больше хищник, чем еще секунду назад. Просто жертва уже в ловушке. Теперь не нужно спешить. Можно и поиграть. Жестко и агрессивно.

От этого хриплого голоса с манящей поволокой соблазнителя ноги слабеют, заставляя руки притянуть на себя тяжесть тела, а живот скручивает спазм.

Рука мужчины собственнически сжимает ее грудь, цепляя большим и указательным пальцами в захват сосок, и она не выдерживает- всхлипывает с болезненным стоном- от боли и желания одновременно. Выгибается дугой. Её тело живет своей жизнью. Элисса в буквальном и переносном смыслах чувствует себя безвольной тряпкой, заключенной в марионетку, полностью управляемую этим опасным мужчиной. Он прекрасно это понимает и потому победоносно хмыкает. И в то же время, его хрипота и дрожь выдают ответное желание. Он сам тоже на пределе.

–Я уже задавал тебе этот вопрос, Эли… Зачем этот цирк? Чего ты добиваешься, провоцируя меня? Этого?

Еще один болезненно-сладкий щипок за грудь. Но рука теперь не замирает, а движется ниже, сжимает талию, пальцем цепляя пупок и спускаясь вниз.

–Встречный вопрос… зачем этот цирк?– она еще надеется, что удастся противостоять, что может играть на равных,– Ааа…– последние слова тонут в ее агонии. Руки уже затекли, в животе огонь. От его манипуляций все вокруг плывет. Она в аду или в раю? А когда грубая и опытная рука накрывает промежность, Эли начинает яростно трепыхаться, как бабочка, пойманная в банку.

–Влажная…– шепчет ей в рот, так и не подарив даже крошечного поцелуя,– для меня… Ты всегда течешь, когда меня видишь, сладкая девочка?

Болезненно жмурится, поэтому не видит его порочную ухмылку, делающую мужественное, почти всегда каменное лицо одержимым, но чувствует ее- по тону, по интонации.

–Не для Вас…– остатки гордости все еще заставляют предпринимать нелепые попытки ему противостоять хотя бы словами. Тщетно.

Когда его палец входит в нее, как по маслу, а к нему тут же, без церемоний, присоединяется второй, в легких снова нет воздуха, а с губ срываются нечленораздельные стоны.

–Маленькая лживая сучка,– выплевывает и щелкает по клитору умелым взмахом, заставляя ее громко закричать,– я ведь знаю, что ты бросила взгляд на этого нелепого сопляка только для того, чтобы выбесить меня… Не получится… На меня смотри!

Сжимает клитор, одновременно тараня ее пальцами, зажимает второй рукой горло, чтобы поднять и зафиксировать ее лицо, потерянное в стыде и удовольствии.

Сколько ему понадобилось, чтобы свести ее с ума? Счет времени потерян. Есть только ее стоны, влажно-пошлые звуки от яростно таранящих ее лоно пальцев и его хриплое дыхание.

Когда всполохи первого в жизни оргазма с мужчиной накрывают Элиссу, как обвал камней из-за землетрясения, когда голова окончательно потеряна, а ноги уже не держат, заставляя руки судорожно брать на себя всю тяжесть больше не принадлежавшего ей тела, она видит мир размашистыми мазками художника, одаренного дьявольским талантом. Это совершенно. Это ни на что не похоже. Это кратчайший путь к звездам. Это чувство, заполняющее каждую клетку, перед которым отступают и стыд, и сожаление, и все условности этого мира… И лишь его глаза пылают перед ней во всей своей фатальной четкости, клеймя.

–Ненавижу…– шепчут ее пересохшие губы беззвучно, а он просто стоит, не сбавляя ни на йоту своего дикого темпа и жадно впитывает ее реакции. Его губы так и не прикоснулись к ней, хотя были все это время так близко. Только пальцы. Только умелые прикосновения.

Элисса понимает, что все кончено, когда боль в руках ослабевает и она опадает осенним листом на пол. Всё. Её больше нет. Она растворилась во вселенной. Разлетелась на песчинки. Где-то под ней холодной тряпкой чувствуется шелк разорванного платья. Там же, у себя в ногах, растоптанной, она находит гордость и нелепые иллюзии о том, что она что-то может здесь решать…

Агилас поднимает ее. И она снова не успевает опомниться, когда ощущает, как живота касается холодная поверхность стола его кабинета. Сзади слышится звук расстегиваемого ремня. Замирает… Неужели? Сейчас это произойдет? Он просто возьмет и войдет в нее сзади, как это делают животные? Ужаснее всего было то, что она хотела этого, по-животному хотела. Хотела, наконец, почувствовать его в себе. Кому она врала? Она хотела этого с самого начала, когда только зашла в его парижскую квартиру и увидела, что Он может делать с женщиной…

Инстинктивно зажимается от страха и неопытности, а потом… Потом в ужасе вскрикивает, когда чувствует, как кожу голых ягодиц обжигает удар ремня.

Он не дает продохнуть. За первым тут же следует второй и третий, заставляя ее теперь извиваться в агонии, но крепкая рука на пояснице не дает сместиться, оставляя беззащитную пятую точку открытой для его экзекуции.

–Я же сказал, Элисса. Я дам тебе все, о чем ты так просила. А ремня ты просишь давно…

Удар за ударом. Ей отчаянно хочется кричать ему, чтобы прекратил. Просить. Умолять. Но она молчит, до крови закусив нижнюю губу. Хотя бы в этом она будет последовательна.

На каком-то этапе коже так больно, что вскрики подавить не удается. Слез нет. Но лицо горит так сильно, что, как кажется, сейчас действительно воспламенится.

Внезапно он останавливается. Отбрасывает в сторону ремень, который звенит пряжкой по стене. Яростно прижимает ее к себе, вжимается сам. Элисса чувствует каменную эрекцию через ткань его брюк. Впервые с ней такое. Она никогда не ощущала, какой твердой может быть мужская плоть, упирающаяся в ее тело. Зад так горит от боли, что каждое движение как пытка.

– Никто не прикоснется к тебе Элисса. Ты усвоила свой урок?– шепчет в волосы, все еще нависая сверху всей массой тела.

Агония не только на коже. Она и внутри. Всю ее поглотила. Сейчас, когда порочное удовольствие отступило, а рассудок начал проясняться, она поняла, как низко пала…

–Ненавижу,– снова шепчет сквозь зубы, находя силы обернуться на него, скрестив руки на груди,– я уеду отсюда завтра же! Ни минуты больше не останусь здесь! Вы гадкий, грешный человек! И вокруг Вас- один грех.

Агилас снова спокоен, словно только что с ним не было того дикого исступления, что заставил бы оторопеть любого. Даже улыбается знающе.

–Согласись, сладкий грех… Тебе ведь было хорошо?

–Ненавижу!– кричит она так громко, что окна звенят.

Агилас наступает на ее платье в ногах, срывает с себя рубашку, не обращая внимание на то, как разлетаются в разные стороны пуговицы. Швыряет ей небрежно.

– Иди в свою комнату, Элисса. Завтра мы обязательно поговорим на свежую голову и если это решение и правда окончательное, я не буду тебя держать… А сейчас ложись спать. И запри дверь или я прикажу, чтобы тебя заперли.