Грех Кабила

Глава 40

Все, что происходило дальше, было в тумане, песчаном мороке, мираже. Горько- соленый вкус пыли, смешавшейся с ее слезами и потом, опадающее на нее мощное тело Кабила, кровь, много крови… на заднем плане- еще одно тело, неподвижное, раскинутое на песке нелепой кривой звездой. Она боялась смотреть на Монику- словно бы сдувшуюся, как шарик, которая теперь больше походила на тряпичную куклу, небрежно выкинутую хозяйкой. Смерть жадно высосала из нее всю энергию жизни- и от некогда сочной латиноамериканки не осталось и следа… Как будто это только ее оболочка лежала на песке- подобно тому, как змея скидывает шкуру.

Голоса- много голосов, шум двигателей и облака пыли от их стремительного движения по барханам. Они клубятся, как джинны, потревоженные в лампе.

–Кто вы?– хочет она прокричать, но не может, песок внутри, облепил горло и легкие. Он везде, он режет глаза, заставляя часто моргать.

–Все хорошо, все хорошо…– доносится до ее сознания, Элисса понимает, что это Он. Он рядом, Он не ушел.

Агилас. Его тон, его неизменная уверенность заставляют прийти в себя. Протолкнуть тяжелым глотком наст на горле, снова вдохнуть без помех.

Они уже в машине. Дикая скорость. Его песочного цвета рубашка разорвана на руке. Плечо перевязано бинтами, которые уже успели набухнуть кроваво- красным. Элиссе кажется, что она чувствует запах его крови. Голова кружится, а на сердце такая боль- жалости, сострадания и… чего- то еще. Больно смотреть на этого мужчину сейчас. Как на солнце. На того, кто ее спас, закрыв собой…

Он протягивает к ней вторую, незадетую руку. Улыбается бледными губами приободряюще.

Элисса не думает, тут же протягивает свою и крепко сжимает его пальцы, словно от этого зависит жизнь. Не ее, его. В этот момент, перед лицом смерти, которая, казалось, все еще лакомилась энергией живых где- то рядом с ними, она доверяла ему всецело, неотрывно. Так, как доверяла только отцу.

–Все хорошо, девочка, все хорошо,– шепчет он и нежно гладит большим пальцем по лицу.

Одинокая слеза стекает по ее щеке.

–Тебя могли убить… Ты закрыл меня…– все, что получается сейчас произнести.

Снова улыбка. Так хорошо ей знакомая. Так умел улыбаться только Агилас. Улыбка неизбежности. Он словно бы знал, как будет. С самого начала знал.

«В жизни человека всегда есть тот, кто важнее для него, чем он сам, и кто важнее для него всех остальных»…- звучало в ее голове. То ли он произнес это вслух, то ли пески принесли это воспоминание на вихрях ветра, она уже не помнила, потому что усталость накрыла ее пушистым покрывалом сна.

***

Запах очага- обволакивающий дымом и уютом, щекочущие нос шафран и лимон, старинный тихий напев грудным женским голосом, теплые знакомые руки, умелые и мягкие, подрагивание длинной серебряной сережки в мочке, растянутой ее тяжестью… Когда Элисса открыла глаза, она не сразу признала, что перед ней служанка Зейнаб. Но чувство спокойствия и комфорта не покинуло её. Оно было рядом, витало в воздухе, клубилось с запахом костра и жарящегося на нем мяса.

–Где я?– произнесла Эли, когда прислужница обернулась, одарив Элиссу приветливой улыбкой золотых зубов.

–Дома, Лалла Элисса. Ты теперь дома…

Эли приподнялась и огляделась. Это место не было ей знакомо. Просторное помещение- то ли кухня, то ли зал. Такое часто бывает на женской половине старинных домов на Востоке. Здесь царит атмосфера уюта, зачаровывающих женских историй и сплетен. Здесь восточные девочки обретают томительность и знойность и мудрость…

–Где Агилас?– в голосе невольно проскользнуло волнение.

–Хозяин отдыхает. Ему нужно набраться сил,– задумчиво произнесла Зейнаб и снова повернулась к огню, помешивать содержимое большого горшка- тажина из терракотовой глины.

Эли встала. Окончательное пробуждение принесло ей беспокойство, вырвав из неги.

–Он был опасно ранен… Хочу его видеть.

Зейнаб отложила широкую медную шумовку и подошла к Эли.

–Хозяин не зря носит имя отважного гепарда, Лалла Элисса. Он залижет раны и сам тебя найдет, а ты должна решить…

–Что решить?

Загадочный вид и тон нубийки создавали ощущение, что Эли в какой- то сказке из книги «Тысячи и одной ночи». Почему- то вспомнилась беззубая шаввафа из бирюзового города Шейфшауэна, о которой она уже успела забыть…

Зейнаб посмотрела в глаза Элиссы как- то по- особенному. Словно бы говоря сейчас не с ней как с обычным человеком, с ее сутью, с внутренним «я», смотрящем на этот мир через нее как через иллюминатор.

«И когда покажется, что спасения нет, рука помощи придет оттуда, откуда никто не ждет. Бери её, даже если будет казаться, что смерть лучше. Будь покорной. Прогнись. Ибо твоя победа настигнет недругов громом возмездия только тогда, когда они решат, что уже победили. Ты поразишь в самое сердце. И разбудишь уже не обычную бурю, но цунами. Оно снесет прошлое. Оно сломает настоящее. И тогда солнце снова станет светить. Его свет- твоя любовь. Она и станет твоей победой. Она снова вернет тебя на то место, которое уготовано тебе судьбой. Вот тебе мой совет, девочка, из-за которой этот мир рассыпится на осколки и ею же будет собран заново. Будь стойкой и слушай свое сердце!»

Рот Зейнаб двигался неестественно, словно бы им управляли изнутри, а взгляд пылал огнем- и Эли даже попятилась назад, потому что глаза у нее были не свои, а той старой марокканской колдуньи, посыпающей голову Элиссы предсказаниями, как пеплом. Прислужница вся теперь была как будто на шарнирах. И опять почему- то вспомнилась красавица- Моника, безжалостная убийца, безвольно лежавшая на песке с откинутой рукой со странной татуировкой, смотрящей на солнце.

«Слушай свое сердце! Слушай свое сердце! Слушай свое сердце!»– продолжала шептать женщина с огромными серебряными серьгами в растянутых мочках. И они качались, издавая приглушенный звон, от каждого движения ее головы в чалме.

Эли дернулась, открыв глаза. Она лежала на просторной кровати, занавешенной прозрачным белым балдахином, спасающим от назойливых насекомых. Перед ней была огромная терраса, словно бы преподносящая ей на своей широкой руке звездный ковер неба, раскинувшегося даже не над головой, а везде вокруг.

В комнате пахло шафраном и лимонами. Эли увидела на прикроватном столике еще дымящуюся тарелку ароматного мяса с рисом цвета желтого зноя.

Откинула паланкин. Ступила голой ногой на успевший уже остыть от дневной жары терракотовый пол. Её все еще немного покачивало ото сна. Да, это был сон. Всего лишь сон. Всего лишь сон?

Прошла дальше, к высоким сводам террасы без стекол. Посмотрела вниз и увидела внизу захватывающее дух ущелье с навивающими над ним гроздьями домов и лентами мостов.

Она была в Константине.