Отравленный памятью

* * *

— Что с тобой? — Роджер садится рядом, протягивая литровый бокал пива. Пена вздымается вверх, норовя испачкать стол. Делаю большой глоток, и янтарная жидкость обволакивает насыщенным горьковатым вкусом нёбо. — В последнее время ты какой-то другой. Расскажешь?

В "Бразерсе", как обычно, многолюдно — яблоку негде упасть, если бы, конечно, нашёлся такой идиот, который принёс в пристанище всех байкеров округи яблоки.

Красивые девушки разной степени опьянения слоняются из угла в угол, виляя бедрами и усиленно привлекая к себе внимание. Одна полезла на барную стойку и принялась, медленно покачиваясь на высоченных шпильках из стороны в сторону, снимать с себя тонкую белую майку с вышитым на ней красным орлом. Под одеждой, как и предполагалось, ничего не надето, и грудь — чуть больше четвёртого размера — выпрыгивает на свободу. Следом за доморощенной стриптизёршей лезет на стойку её подружка. А может, и не подружка, но такая же незакомплексованная особа в кожаном, обтягивающем шикарную фигуру, платье. Тёмные волосы водопадом спускаются до задницы — аппетитнейшей, между прочим. В итоге всё заканчивается тем, что их голых снимает со стойки Брэйн. Они хохочут, извиваются, висят на нём, а татуировщик несёт их в дальний кабинет, откуда, не стоит сомневаться, скоро будут слышны страстные охи и ахи, крики и стоны.

— Я бы тебе рассказал что-нибудь, конечно, только знать бы ещё, о чём ты слышать хочешь. — Делаю ещё глоток и лезу в карман за сигаретами. — У меня всё отлично, не парься.

— Это хорошо, — говорит Роджер, откидываясь всем своим мощным торсом, обтянутым тёмно-фиолетовой футболкой с витиеватой надписью: "Rock is not dead, suki". — А что там за Кристина такая?

Хитрый прищур единственного зрячего глаза сигнализирует о том, что Роджер уже в малейших подробностях обо всём знает, но, как обычно, делает вид, что ни о чём не ведает. За это я его и ценю: он всегда даёт шанс самому рассказать.

— Кристина? — Усиленно изображаю мыслительный процесс, хмурюсь, вроде как вспомнить пытаюсь. Роджеру нравится моё представление, и в итоге мы заходимся от хохота, уронив головы на столик. — Хорошая она. Даже слишком.

— Разве такое бывает, чтобы человек был слишком хорошим? — удивляется мудрый Роджер. — Это плохим можно быть слишком, а хорошести много не бывает.

— Ты прав, конечно, да только что я забыл рядом с хорошей девушкой?

— Вот не зря вы с Филом как сошлись в пять лет, так до смерти и не расстанетесь, — говорит Роджер, потирая искалеченный глаз под повязкой. — Тот тоже всё себя дерьмом считал из-за его мамаши. А ты из-за своего образа жизни. Но ведь Филину ничего не помешало Птичку охмурить и быть с ней счастливым, а ведь тоже какая замечательная и чистая девчонка, что тот бинт стерильный. Тебе что мешает?

— Сам знаешь что, — бурчу себе под нос, закуривая.

— Наташа? — спрашивает, пытаясь поймать мой взгляд. — Арч, очнись, я тебя прошу. Её нет, уже пять лет нет.

— А то я не знаю. — Чувствую, как внутри поднимается волна злости. Я не хочу сердиться на Роджера, но если он не прекратит нести эту чушь, я за себя не ручаюсь. И ведь он знает, что есть запретные темы, но всё равно лезет. Пользуется тем, что другого бы уже убил, а этого дерьмовоза терплю. — Слушай, завязывай, а не то поругаемся. Оно тебе надо?

— Ладно, уговорил, — произносит, вскидывая в примирительном жесте руки вверх. — Но насчёт этой Кристины подумай. Мне рассказывали, что она очень хорошая девушка. И не замужем.

— Язык бы этому рассказчику вырвать, — усмехаюсь, представляя, как Филин собрал всех жаждущих подробностей моей личной жизни кружком и в красках поведал о Кристине и моём интересе к ней.

— Если ты хочешь, чтобы твоя мать осталась без языка, то тогда, конечно, твоё желание — закон, — хохочет Роджер.

— Так это мама о ней рассказывала? — удивляюсь, потому что не понимаю, ей-то это зачем нужно?! — И ты там вообще, каким боком?

— О, глядите на него, взъерепенился.

— Да нет, просто интересно, когда ты успел обо всём прознать.

— Мой отец женится, а там такое общество подобралось, что без костюма никуда. Да и зачем отца расстраивать? Ну, а где приличную одежду брать для такого представительно мужчины, как я, если не в "Арчибальде"?

— Это же, сколько жениху лет?

— Много, — ухмыляется Роджер. — Зато невесте мало — ранимая ясноокая лань с трепетным взмахом ресниц. Такую моим видом пугать не рекомендуется, а то сбежит от папули. А он человек в возрасте, ему такой стресс врачами противопоказан.

Я смеюсь, представив эту свадьбу.

— Видишь, даже мой отец не теряет надежды на личное счастье и юношеский задор. Уже пятый раз под венец идёт и не факт, что последний. А ты вот сдаёшься.

— Ты тоже нашёл, что сравнивать.

— А чем тебе мои сравнения не угодили? — спрашивает Роджер, подзывает официанта и заказывает ещё пива. — Если баба хорошая, её нужно хватать, пока какого-нибудь ботана-неудачника себе не нашла.

— Предлагаешь вместо этого предложить ей байкера-удачника?

— Ну, а почему бы и нет? — Роджер закуривает новую сигарету. Вокруг нас плотное дымное облако, в котором скоро уже не будем видеть друг друга. — Ты ничем не хуже всех остальных, поверь мне. И то, что ты пьёшь, словно последний день живёшь, и гоняешь на полной скорости, говорит только лишь о том, что тебе не хватает в этой жизни смысла.

— То есть если у меня появится нормальная баба, я тут же начну вести себя хорошо, перестану вас расстраивать, надену белую рубашку с воротником-стоечкой и устроюсь на работу в банк? — Весь этот разговор уже порядком мне осточертел.

— Арчи, — хмурится Роджер, — почему тебя вечно из крайности в крайность бросает?

И этот туда же.

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Наверное, потому, что каждый считает своим долгом промыть мне мозг и наставить на путь истинный. Вы никогда не задумывались, что мне просто нравится моя жизнь?

— Ничего не имею против твоей жизни, дружище. — Неожиданно рядом с нами возникает Брэйн. Его раскрасневшееся лицо и довольный вид красноречивее любых слов. — Но за ум уже браться нужно.

— И ты туда же? Сам-то только что отымел двух малознакомых девок, а от меня ещё чего-то хочешь.

— Потому что я свободный от всякого дерьма. — Брэйн делает знак рукой, и через несколько минут, которые мы проводим в полной тишине, перед нами возникает бутылка виски, две курицы с зажаристой корочкой, какой-то салат и мясная нарезка. — Что вы как школьники пиво сёрбаете?

— Ждали, когда ты нам что-то посерьёзнее купишь, о, наш большой татуированный друг! — Протягиваю руку и, взяв, бутылку, отвинчиваю крышку. — А если серьёзно, по какому поводу сабантуй?

— А что, для этого нужен повод? — удивляется Брэйн, отрывая одним движением от куриной тушки почти половину. — Но вообще-то напоим тебя и заставим на эмблеме Harley Davidson поклясться, что перестанешь муйнёй страдать и пригласишь эту самую Кристину на свидание. Она, кстати, красивая очень, я видел.

О, началась массированная атака.

— А ты как успел? Когда умудрился её увидеть? — вся эта шумиха вокруг Кристины уже превращается в какой-то цирк с конями. — Тоже папа женится?

— Нет, — ухмыляется Брэйн, впиваясь зубами в куриную ножку. — Мой папа не так залихватски активен, как Роджер старший.

Смотрю на татуировщика и замечаю, что в его карих глазах прячется смех, но он старается сохранять спокойствие.

— Он помогал мне костюм выбирать, там и видели твою красотку. — Роджер накладывает салат так активно, что лучше бы уже всю миску себе забрал и не мелочился. — Хороша, зараза. А потом с Ирмой о ней побеседовали шёпотом.

— Как бабы: шепчетесь по углам.

Этот комментарий пропускают мимо ушей, потому что моё слово сейчас для них ничего не значит. Друзья вскочили на своих любимых коней и теперь не отстанут, пока не доведут меня своей заботой до нервного припадка.

— И приветливая такая, — мечтательно протягивает Брэйн, разделавшись со своей частью курицы. — Улыбается, вежливая. Чистый ангел. И видно, что маме твоей она по сердцу пришлась.

— Ну, моей маме не так сложно понравиться, как всем кажется.

— Вот и не будь дураком. — Роджер стучит кулаком по столу, от чего стаканы жалобно звенят, а пачка сигарет подпрыгивает. Даже Брэйн от неожиданности замирает с протянутой к новой порции курицы рукой. — А то Брэйн её уведёт, помяни моё слово, уведёт.

— И я согласен, что нужно паковать Кристину, пока не сбежала. — Филин возникает рядом с бутылкой пива в руке. — А то Брэйн сети свои распустит и плакало твоё личное счастье, Арч.

Смотрю на этого предателя и скриплю зубами.

— А что ты смотришь на меня так красноречиво? Брэйн у нас серьёзный парень и никогда не теряется.

— И правильно сделаю, кстати, — склабится друг, закуривая. Сквозь завесу сигаретного дыма замечаю, как он изучающе смотрит на меня. Знаю, что никогда он не посягнёт на девушку, которая мне нравится, но, что если буду тянуть кота за яйца, и татуировщик всё-таки рискнет и подкатит к Кристине? Как тогда буду реагировать? И имею ли право реагировать хоть как-то? — Поэтому задумайся.

— А может быть, ему нравится быть самым несчастным? — спрашивает Роджер, будто не сижу я рядом с ними. — Мы такой сюжет не рассматривали, а надо было. Может быть, ждёт наш Арчи, что мы будем его жалеть и плакать над его горькой судьбой до скончания века?

Мне хочется подняться и, перевернуть этот стол, демонстративно уйти отсюда, но сдерживаюсь.

— А ведь ты прав! — восклицает Брэйн, разливая виски по стаканам. — В таком случае, тем более нет ни единой причины, почему я не могу к Кристине подкатить.

— Может быть, вы уже перестанете изображать из себя кучки дерьма? Надоели уже, чёрт бы вас побрал.

— Не злись, друг. — Роджер хватает своей пятернёй, что той лопатой, меня за шею и трясёт так, что у меня чуть глаза из орбит не выпрыгивают. — Не будешь дураком, так мы от тебя и отстанем.

— Что вы за грёбаные свахи, скажите, пожалуйста?

— Обычные такие, татуированные, — хохочет Филин.

— Просто девчонка и правда сто?ящая, — замечает Роджер. — Сам знаешь, я никогда по этой части не ошибаюсь.

— Папины гены, — ржёт Брэйн, отхлёбывая виски прямо из горла?. — Но на самом деле тебе любой скажет, что Кристина эта — девочка-мечта, и только распоследний идиот может мимо пройти.

— Просто попробуй, — шепчет Фил, наклонившись прямо к моему уху, — а то Брэйну она на самом деле понравилась. Так что свято место, сам понимаешь, пусто не бывает.

Я уже достаточно пьян для того, чтобы совершать глупости. И я обещаю.

Что попробую.

Что рискну.

И перестану быть трусливым идиотом, отравленным изнутри памятью, скорбящим о потерянной любви, которая, словно пропитанная ядом игла засела в душе и никак не хочет оставить меня в покое.

Утром я, наверное, об этом пожалею, но когда оно ещё будет это утро?

Сейчас я сижу за столиком в окружении людей, которым дорог и обещаю, что решусь.