Свадьбы и разводы

– Катюша, вы как? – присаживаюсь к невесте, рыдающей навзрыд. – Почему отец против вашего с Андреем брака?

– Потому что мама ушла от него к отцу Андрея. Папа её обижал, – всхлипывая, вытирает салфеткой слёзы, – последние несколько лет даже не скрывал, что у него были другие женщины. А тут Валентин Александрович: вдовец, чуткий, заботливый… Он любит маму, очень любит, Олеся Дмитриевна. Но как только мама о разводе заговорила, словно опомнился и понял, что невозможно бесконечно издеваться. У всех есть предел терпения. Ну и вот… – обводит ладошкой гостей.

– Катя, мы договаривались не распространяться о месте проведения свадьбы, но, возможно, я…

– Это я ему сказала, – обречённо опускает голову, вновь всхлипывая.

Я идиотка. Поспешила обвинить Ворона в подлости. А вообще, он чёрствый и непробиваемый. Он это легко переживёт. К тому же думаю прямо сейчас рядом та, что поможет ему не вспоминать ни обо мне, ни о Щурове, ни о моём звонке.

– Зачем?

– Я думала, он перебесится и придёт на свадьбу единственного ребёнка, чтобы пожелать счастья. Я ошиблась… – воет на моём плече.

– Ничего страшного, мы сейчас снова всё повторим, – поглядываю в сторону Евгении Дмитриевны, которая тычет пальцем в часы, напоминая об ограничении времени.

– Как? Вот смотрите, – вытягивает руки, позволяя увидеть надорванный рукав из тончайшей ткани.

– А вот так, – безжалостно его отрываю, делая аналогичное со вторым. – И вот у нас платье без рукавов. Фотосессия у вас уже была, так что будем считать, что нарядов было два.

– Неплохо, – наконец, на лице девушки проскальзывает улыбка. – А макияж?

– Вера! – зову помощницу, которая несётся к нам с дорожным набором косметики. – Сейчас поправим.

Десять минут, и Катя вновь готовится к выходу. На лице жениха зияет синяк, но и его Вера успевает скрыть тональным кремом. Экстренные меры проведены в срок, и мы идём на второй заход.

Евгения Дмитриевна произносит речь, получая согласие жениха и невесты. Гости, немного отошедшие от представления, аплодируют и выкрикивают поздравления. Получаю облегчение, что не я виновница появления Щурова, но желания позвонить Максиму и извиниться не возникает. Обида за обиду. Пусть будет так.

– Впервые попадаю на мордобой, – шепчет Вера, пока молодые принимают поздравления.

– Кто вызвал полицию?

– Я. У неадекватного папаши теперь будет пятнадцать суток, чтобы обдумать своё поведение.

– Ты слишком сурова.

– Нет. Сначала ты и разбитая дверь, а теперь это. Пусть остынет, а если вытворит ещё что-нибудь по дороге в участок, получит добавку.

– А мог бы сейчас радоваться за дочь, – указываю на Катю, которая успокоилась и теперь щебечет со свидетельницей.

– Но увы. Езжай домой. Регистрация прошла почти без эксцессов, а дальше только вопрос в горячем и танцах. Я проконтролирую, чтобы всё собрали и увезли.

Собираюсь отказаться, но боль в ноге напоминает, что даже в балетках я передвигаюсь, хромая.

– Не откажусь. Спасибо. Если что, на связи.

Пока Вера не напишет, что праздник окончен, а все гости разъехались, не успокоюсь. Нужно начинать доверять ей, иначе слаженной работы не получится. Вызвав такси, еду домой, предвкушая отдых и крепкий сон. Мне снова приснится Максим, а утром я буду сожалеть, что его нет рядом. Удивительно: несколько ночей, заинтересованность, забота, немного нежности, и вот я уже утопаю в страданиях. Говорят, что только с самыми близкими мы готовы делиться проблемами. И сейчас обо всём мне хочется рассказать именно ему. Он бы нашёл слова, которые спасли этот день.

Но на смену мыслям о том, кто теперь просто сосед по офису, приходят иные: неожиданные, вероятно, сумасшедшие, но кажущиеся единственным выходом из непростой ситуации, приправленной изнывающим сердцем.

Выхожу из машины, попутно перебирая содержимое сумки в поисках ключей, когда раздаётся громкое:

– Сюрпри-и-и-з!

Отшатываюсь, а затем растерянно роняю сумку. Передо мной сияющий Даня, а за ним мои родители, его мать, сестра с мужем и несколько друзей. В руках у каждого с десяток шаров и светящиеся палочки, которые создают странный эффект в темноте.

– Что происходит? – ошарашенно выдавливаю вопрос, не совсем понимая причину появления всей этой компании. День рождения у меня в сентябре.

– Любимая, – Даня опускается на одно колено, и лишь теперь я вижу на его ладони коробку, внутри которой колечко из белого золота с внушительным камнем, – я совершил ошибку. Но я тебя по-прежнему люблю и прошу стать моей женой. Ты согласна?

Зависаю. Словно в замедленной съёмке веду взглядом по присутствующим, на лицах которых застыло явное предвкушение. Спланированное мероприятие. Сахаров по-своему интерпретировал мои слова о реальных действиях. Именно по этой причине, он стоит передо мной на одном колене, ожидая ответа.

Но это не то, чего я хотела. И можно согласиться назло Ворону и на радость моей маме, так страстно жаждущей отправить меня замуж, но отчего-то в памяти всплывают слова Максима: «Лучшее – это то, что делает тебя счастливой». Осознаю, что, став женой Даниила, через год-два по причине отсутствия чувств и нежности, я сбегу от него в поисках настоящего счастья, поэтому ещё раз окинув взглядом группу поддержки Сахарова, уверенно произношу:

– Нет.

Разворачиваюсь, не дожидаясь комментариев и обвинений, и спокойно иду к подъезду, чтобы закончить этот чёртов день.

– Леся! Леся, ты что делаешь? – следом бежит мама, окликая меня. Отец остался на улице. Уверена, он стоял там только потому, что она заставила.

– А что не так? – резко оборачиваюсь, столкнувшись около лифта.

Моя родная женщина довольно стройная и свежая, сейчас запыхавшись, старается отдышаться, не забывая смотреть на меня с укором.

– Даня тебе замуж позвал! Второй раз! Как ты не понимаешь, он любит и сожалеет, что оставил тебя тогда.

– Да плевать мне на его сожаления. Он ушёл, а сейчас вернулся – усталый и вдоволь нагулявшийся. Я для него удобная Олеся, которая подтирала сопли, помогала, поддерживала и потакала его желаниям во вред своим. Он пытается зажечь огонь внутри меня и заново восстановить любовь. А так это не работает. Понимаешь? Он решил, что, опустившись на одно колено и сказав заветные слова, я ломанусь выбирать свадебное платье и с предвкушением ждать свадьбы? Нет.

– Олесенька, – начинает мама нравоучительным тоном, – ты же у меня скромная и воспитанная девочка. Что о тебе подумает мама Данечки?

– Мне понадобился почти год, чтобы понять: скромность, которая, по твоему мнению, является показателем воспитания и очень меня украшает, удобна всем, кроме меня. Мой окончательный ответ – нет!

Заскакиваю в лифт и настойчиво жму на кнопку, чтобы покинуть «вечеринку» не в свою честь. Хочу закрыть глаза, с головой накрывшись одеялом и засыпая вспоминать Максима и то, чему не суждено повториться никогда.