Дыши

— Успокойся, Чейз, — усмиряюще ответил Клинтон.

— Нах*й спокойствие, — прорычал Чейз. — Мой отец, е*анутый извращенец, слишком долго превращал мою жизнь в ад. Я — чист. И останусь чистым. Скажи своим парням, чтобы держались подальше и мужественно принимали все, что с ними случится.

— Мы всего лишь просим тебя поговорить с двумя мужчинами. С Уокером, чтобы заставить его собрать сделанные им копии видео, и с Ньюкомбом, чтобы заставить его выполнить свою часть сделки. Все очень просто.

— Дело не в разговоре с целью заставить любого из этих мужчин сделать что-то. Речь идет о применении власти, и я должен пойти на это ради вас и ваших мальчиков. От этого я тоже устал.

— Поскольку ты сам поднял эту тему, к сожалению, должен тебе напомнить, что ты как раз и использовал власть ради моих коллег. Если об этом станет известно, ты сочтешь вопросы, заданные твоим начальством, очень неудобными, и, несомненно, потеряешь свое положение в этом городе как героя-спасителя.

— Эта роль не для меня, ты знаешь почему, раз уж вы с коллегами втянули меня во все это дерьмо. Так что сдавай меня. Я справлюсь.

— Возможно, это попадет в новости. Тебя преподносили как мальчика с плаката, храбро сражающегося с коррупцией. СМИ обожают создавать героев. Но больше всего им нравится их разоблачать. Это может разрушить твою жизнь.

— Подсказка, сволочь, моя жизнь уже в унитазе. Мало того, что я испытал бы облегчение, хотя не думаю, что ты бы это понял, но я знаю, какие игры ведет отец, и я — не мой отец или любой из мужчин, на которых ты работаешь. У меня есть яйца. Дерьмо случается, я не прячусь за своими деньгами и такими мордоворотами, как ты. Я беру все в свои руки. Никого не прошу. И хочу, чтобы ты это понял. Я уже живу под грозовой тучей. Ни ты, ни те мудаки, на которых ты работаешь, которые обеспечивают тебя дорогими костюмчиками, шикарными ботинками и красивой стрижкой, не сделают хуже.

— Ты очень ошибаешься, Чейз.

— Еще посмотрим.

Клинтон выдержал его взгляд, и Чейз позволил ему.

Затем тихо сказал:

— Наступит время, когда Трейн не сможет тебя защитить.

— Пусть это время наступит сейчас, — предложил Чейз. — Мне не нужна защита этого куска дерьма.

— Это неправильное решение, — прошептал Клинтон.

— Нет, — не стал шептать Чейз. — Твои парни так напуганы, в то же время полагая, что их деньги и положение могут купить им что угодно, что не видят дальше своего носа. Сделаете ход против Тая и Лекси, всколыхнете такую бурю дерьма, что она никогда не уляжется. Тай Уокер перетерпел достаточно и не будет терпеть больше, и не только он пойдет на что угодно, чтобы защитить себя, свою жену и семью, которую они создают, но за его спиной еще и стоит серьезная сила. Он ушибет палец на ноге, и это будет выглядеть подозрительно, вся мощь прессы, Сэмюэля Стерлинга и всех, кого Стерлинг сможет подключить, вцепятся вам в задницы. Я прикрою их спины любым путем, даже если для этого придется пожертвовать собой. Подумайте об этом на своих стратегических собраниях. И раз уж я даю совет, Даррен Ньюкомб — мудак-расист, продажный полицейский, который так жестоко избивал свою жену, что единственным выходом для нее стал побег, и она бросила его и родных детей. Но он любит свою дочь. Ради нее он пойдет на все. И если ему представится шанс помочь дочери победить тот яд, что ее разъедает, троньте его, он устроит вам ад. Так что посоветуй своим мальчикам заняться новой благотворительностью и научиться надеяться, что Ньюкомб не начнет жадничать. Увидьте его дочь сквозь все это дерьмо, а с ним разберетесь после. Он это заслужил. Его дочь — нет.

— Я возьму это на заметку и поделюсь с коллегами.

— Хорошее решение.

— Но ты не затронул вопрос о своей матери.

На этот раз Чейз не смог сдержаться и втянул воздух.

Если бы мама узнала об отце, это бы ее убило.

Она была красавицей всю свою жизнь, даже сейчас, в шестьдесят лет. Она родилась в богатой семье, ее баловали, но это не сделало ее похожей на Мисти, жадной и властной. Никто не мог сравниться с его милой мамочкой. Она была такой по своей натуре.

Она любила и обожала сына.

Она любила и боготворила мужа.

Трейн Китон обладал многими чертами, и ни одна из них не была хорошей. За исключением той, что он тоже любил и боготворил свою жену, в собственной извращенной манере. Как и Чейз, он обращался с ней бережно, как с нежным, хрупким созданием, коим она и являлась, которое не привносило в мир ничего, кроме красоты.

Но именно эта хрупкость стала причиной ее порока. Эта хрупкость вынудила ее принимать лекарства, чтобы укрепить себя, иначе она разлетелась бы на части. Эта хрупкость еще до лекарств, и даже иногда после них, приводила к эпизодам, в лучшем случае неприятным, а в худшем, особенно в его детстве, ужасающим.

Черт, после прочтения статьи о маленькой девочке, которую похитили, изнасиловали и убили, с ней случился припадок, отправивший ее на лечение. Каким бы ужасным ни было это дерьмо, она совершенно не смогла с ним справиться.

И чем тогда закончится новость о том, что ее муж неоднократно изменял ей на протяжении всего их брака?

Чейз знал это. Его отец знал это. Вот так Чейз и согласился на сотрудничество с мудаками, пока в один прекрасный момент больше не мог выносить того, что творилось, потому что ему было невыносимо даже смотреть на себя в зеркало.

В то время его угроза рассказать все матери была блефом, и Клинтон об этом знал. Но теперь, как и тогда, когда он принял решение обратиться в отдел внутренних расследований и предложить свою помощь в разоблачении коррупции в Карнэле, Чейзу пришлось взвесить психическое здоровье матери и благополучие всего города.

И Чейз чертовски сильно любил ее.

Но Тай и Лекси Уокер достаточно пережили в своей жизни, и у них скоро родится ребенок.

Они склонили чашу весов.

Остальное пусть катится к черту.

— Вынудите меня, и я сделаю то, что должен. С последствиями я разберусь позже, а ты будешь разбираться с моим отцом, — ответил Чейз.

И снова солнцезащитные очки Клинтона остались прикованы к глазам Чейза.

Затем он пробормотал:

— Прошу, отступи.

— Если получу твои заверения, что больше тебя не увижу и не услышу ни о ком из вашей банды мудил.

— Я не могу этого гарантировать, Чейз.

— Очень жаль, — прошептал Чейз.

Клинтон еще долго не сводил с него глаз, прежде чем тихо спросил:

— Я прошу тебя отступить.

Чейз перевел дыхание, в то же время, осознав, что не может сделать то, чего ему очень хотелось. Почесать кулаки о Клинтона Бонара, чтобы дать прочувствовать то, с чем дочь Даррена Ньюкомба была очень хорошо знакома, — длительное пребывание в больнице.

Его единственным правильным выбором было отступить на шаг и уйти.

Поэтому он отступил и пошел прочь. В сторону библиотеки.

— Это еще не конец, — предостерег его Клинтон.

— Этому никогда не будет конца, — пробормотал Чейз, не зная, слышит ли его Клинтон, и ему было плевать, слышит ли он.

Он смотрел, как здание библиотеки становится все ближе, и вспоминал, как танцевал с Фэй после полуночи под чертовски фантастическую песню, как она улыбалась ему и позволяла обнимать себя. Как он сидел в ее грузовике, вдыхал аромат ее духов, наблюдал за эмоциями на ее лице, слушал ее милый голос, переливающийся множеством различных тонов, столь же выразительных, как и ее лицо.

Он купил ей кофе. Видел, как ребенок, у которого ничего не было, схватил пять сумок, полных того, что он считал сокровищем, подаренным ему добрым сердцем Фэй Гуднайт.

Это утро было добрым, его первое доброе утро за очень долгое время, после того как отец и его сомнительные делишки превратили его жизнь в дерьмо.

И именно это он ощущал, когда его длинные ноги съедали расстояние от его грузовика до библиотеки. Дерьмо. Его запах. Его вкус.

Он должен был избавиться от этого.

И он знал только один способ. За гребаные годы он всего два раза не ощутил ничего, кроме сладости, и всего раз попробовал это на вкус.

Танец с Фэй и ее поцелуй.

Библиотека еще не открылась, но он все равно взялся за ручку входной двери и нажал.

Не заперто.

Слава богу, она была там и не заперла двери.

Он вошел, смутно замечая обстановку, полки, книги, ощущая тот запах, который присущ только библиотекам, но его внимание было сосредоточено на осмотре помещения.

Справа тянулась длинная стойка.

За ней слева была дверь, из которой вышла Фэй.

— Привет, — поздоровалась она своим мелодичным голосом. — Ты узнал, куда он пошел?

Чейз не ответил, а направился прямиком к ней.

Она наклонила голову вбок, а выражение лица сменилось с любопытного на пристальное.

— У тебя все нормально? — тихо спросила она.

Чейз обогнул стойку.

На ней была симпатичная, обтягивающая юбка до колена, облегавшая бедра и попку. Коричневые сапоги на низком каблуке. Блузка с круглым вырезом под кардиганом. Декольте украшало необычное и привлекательное ожерелье в три ряда. Каштановые волосы ниспадали на плечи и грудь, прядь с правого бока придерживала милая заколка-невидимка. Макияж был естественным и привлекательным.

Она походила на библиотекаршу с хорошим вкусом в одежде и способной нанести легкий, но искусный макияж. Это был ее личный стиль, который никак не подчеркивал явно привлекательные черты лица или телосложения, но по необъяснимым причинам, именно это и делало ее внешность такой прекрасной. Этот стиль невероятно ей шел.

И Чейзу он нравился уже долгое время.

— Чейз, — позвала она по-прежнему тихо, — что-то…

Она резко замолчала, когда ей стало ясно, что он не перестанет наступать на нее.

Она сделала шаг назад.

Слишком поздно.

Он настиг ее, обхватил за талию и стал теснить обратно к двери, из которой она вышла.

— О, боже, — прошептала она, слегка касаясь руками его груди, ее широко распахнутые глаза смотрели на него. — Мальчик в порядке?

Он не ответил.

Он провел ее через дверь, захлопнул ее за собой, резко развернул Фэй и прижал к двери.

— Что ты..?

На этот раз она резко замолчала, потому что он одной рукой стиснул ее талию и дернул на себя, прижимая к своему телу. Другой рукой провел по ее шелковистым волосам на затылке. Затем обхватил ее голову и наклонил ее набок. Сам же склонил голову в другую сторону и впился в ее губы поцелуем.

Фэй издала звук удивления, напрягаясь всем телом, и он проник языком между ее губ. Не имея выбора, они открылись, еще один звук удивления наполнил его рот, но он проигнорировал и его, продолжая овладевать ее ртом.

Она снова источала аромат мяты. На этот раз он знал почему, так как его язык наткнулся на жевательную резинку.

Сладкая, свежая, чистая. Чертовски чистая. Прекрасная.

Боже, нет ничего прекраснее.

Он углубил и без того глубокий поцелуй, нуждаясь в нем, и она позволила ему. Напряжение покидало ее тело, она растворялась в объятиях Чейза, ее руки скользнули вверх по его груди, одна обвила его затылок, зарываясь пальцами в волосы. Другой она обняла его за плечи и крепко держалась.

Затем Фэй позволила больше, погружаясь в него глубже, ее язык робко коснулся его языка, хватка на его волосах и плече усилилась. Чейз притянул ее теснее к себе, одновременно прижимая спиной к двери, заставляя ее мягкие изгибы принять форму его тела.