Дыши

***

Два дня спустя…

— Тебя убьет, если ты придешь на ужин?

Стоя у прилавка, Чейз наблюдал, как Шамблз готовит ему кофе. Он почувствовал, как напрягся мускул на его щеке, возле которой он держал телефон, думая: «да, его бы убило, пойди он на ужин в дом своих родителей».

Или, что более важно, это склонило бы его к убийству родного отца, если бы ему пришлось дышать с ним одним воздухом.

— Ма, — сказал он в трубку, — как я уже говорил, я занят.

— Но ты вроде сказал, что отдел нанимает новых офицеров, и все возвращается на круги своя.

— Нанимает, но все еще далеко от нормального. Мы все заняты. Очень заняты. Когда устроили чистку, мы потеряли практически всех. Новых офицеров нужно обучить, и после того, что произошло, и как долго это продолжалось, граждане Карнэла не адаптируются за несколько месяцев к представителям власти, которым они смогут доверять. При возникновении проблемы они все равно звонят друг другу, а не в полицейский участок. А когда их усилия влекут за собой нежелательные последствия, а обычно так и бывает, мы должны наводить порядок. Я ни за что не смогу прийти на ужин на этой неделе.

— А на следующей? — не унималась она, когда Шамблз добавил в напиток вспененное молоко из маленького кувшина из нержавеющей стали.

— Как насчет того, чтобы через выходные я приехал в Аспен и пригласил вас на ужин? — предложил Чейз.

Ее голос был пропитан разочарованием, когда она ответила:

— Но ты же знаешь, что в третьи выходные февраля твой отец всегда ездит на турнир по гольфу во Флориду.

О, да, он прекрасно это знал.

А также прекрасно знал, что отец ездил во Флориду не на турниры по гольфу, а заниматься кое-чем другим, что, возможно, включало в себя спортивное снаряжение, но его использование маме было бы не понять.

К сожалению, Чейз понимал. Просто старался об этом не думать.

Шамблз повернулся, улыбнулся ему и накрыл стаканчик белой крышкой.

Чейз кивнул, но сказал в телефон:

— Так ли необходимо присутствие отца на нашем ужине?

— Чейз, ты и так не видишься с отцом, — тихо ответила она.

— Ма, ты же знаешь, что это намеренно, — так же тихо ответил Чейз, вытаскивая бумажник, открывая его и вынимая деньги. Он передал купюру Шамблзу, тот поставил стаканчик с кофе на стойку и повернулся к кассовому аппарату, пока Чейз продолжал говорить: — Итак, встретимся через выходные?

Она проигнорировала его вопрос и прошептала:

— Я хочу, чтобы вы двое залатали эту трещину в своих отношениях.

Этого не случится.

Никогда.

Потому что в их отношениях с отцом не было трещины, которую можно залатать. Много лет назад, когда Чейз хотел уйти из родного дома, уйти из-под гнета отца, она была.

Теперь же трещина разрослась до размеров пропасти, которую он, черт возьми, точно не собирался преодолевать, и если бы отец попытался, Чейз бы его застрелил.

— Ма…

— Я беспокоюсь о тебе из-за смерти Мисти. Кто о тебе заботится?

Мама этого не знала, она тоже не была самой большой поклонницей Мисти, хотя и пыталась скрыть это так же, как Чейз пытался скрыть от нее свою ненависть к жене, но Мисти никогда не заботилась о нем.

Она пыталась некоторое время, после того как наконец поняла, что он не влюбится в нее по уши только потому, что она отлично умела делать минет. Это произошло главным образом потому, что он не позволял ей прикасаться к нему и не спал с ней в одной постели.

Как только она поняла, что своими обычными уловками ей не завоевать его сердце, то полностью изменилась. Попыталась стать ему хорошей женой. Строила из себя приличную домохозяйку и кухарку. Все это пошло прахом, когда он, в итоге, отказался есть то, что она готовила, чаще всего уходил из дома до того, как она просыпалась, возвращался поздно и никогда не комментировал ее любящую заботу или то, как она содержала их дом. В конце концов, ее нервы сдали, и она все испортила.

Он был строг с ней и в то время считал, что она этого заслуживала. Она заманила его в ловушку, женив на себе, после того, как занималась извращенным сексом с его папочкой по приказу продажного полицейского, который записал это на видео. Затем она шантажировала его отца и заставила Чейза служить не только его папочке и его дружкам, каждый из которых был под каблуком у его отца, но и банде грязных копов, которые были настолько грязными, что были вылеплены из одной только грязи.

Да, он считал, что она этого заслуживала.

Теперь она была мертва, и демоны того, как она умерла, и его отношения к ней за их очень долгий, очень несчастливый пятилетний брак, поселились в его голове.

— Мне тридцать пять, ма, я могу о себе позаботиться, — заверил он мать, принимая от Шамблза сдачу и бросая доллар в чашу для чаевых.

— Но я беспокоюсь о тебе. — Она снова перешла на шепот, на этот раз печальный и обеспокоенный, и, так как Чейз любил свою мать, это его убивало.

Он знал, что она беспокоится. Он был единственным ребенком в семье. Больше она родить не смогла. Ей повезло с ним, и она остро это ощущала. Она также была по натуре волнительной, чувствительной и нервной. Поэтому, когда он рос, она душила его заботой, не могла надышаться на своего сыночка.

Ее тактика воспитания сына резко противоречила тактике мужа.

Валери Китон была воплощением защиты, любви и заботы.

Трейн Китон был полностью поглощен тем, чтобы сделать из своего сына мужчину.

Это не способствовало созданию любящей, безопасной, понимающей и поддерживающей атмосферы в доме.

Поэтому, как Чейз и обещал себе, начиная примерно с восьми лет, лишь только получив возможность выходить из дома, он начал отдаляться от него все дальше и дальше. Усердно принявшись за дело, он добился своего.

И вскоре покинул его насовсем, не испытывая желания возвращаться.

— Не волнуйся, — спокойно заверил он ее. — Я в порядке. Просто дел полно.

Он сунул бумажник на место, взял стаканчик с кофе и еще раз кивнул Шамблзу. В ответ получил полномасштабную ухмылку хиппи от бесспорно талантливого владельца кофейни и продолжил:

— Хотя, я почувствовал бы себя лучше, если бы моя мама позволила мне пригласить ее на ужин через выходные.

Он повернулся к выходу как раз в тот момент, когда дверь открылась, над ней зазвенел колокольчик, и, не сводя глаз с «читалки», вошла Фэй Гуднайт.

Бл*ть.

Чейз остановился как вкопанный.

— Ладно, Чейз, милый, мне бы этого хотелось, — сказала его мать ему на ухо.

— Хорошо, — пробормотал он в трубку.

Услышав его голос, Фэй подняла голову, их глаза встретились, она остановилась и уставилась на Китона. Выражение, которого он не смог полностью разглядеть в лунном свете, теперь ясно читалось при дневном свете кофейни «Ла-Ла-Ленд».

Ее глаза мгновенно наполнились болью, лицо побледнело, полные розовые губы приоткрылись.

И видеть страдания, запечатленные в ее чертах, было чертовски больно.

На ней было шерстяное пальто, дизайн которого каким-то образом облегал ее тонкую талию, придавая изгибам заметный рельеф. Кремовый цвет пальто с воротником-шалькой подчеркивал темно-каштановые волосы. Натянутая до ушей светло-голубая вязаная шапочка, в сочетании с цветом пальто, также подчеркивала цвет волос, демонстрируя гораздо большую привлекательность, которую нельзя было не заметить. На ней были темно-коричневые кожаные сапоги на низком каблуке, и он знал, что под этим пальто на ней платье или юбка, потому что в этом она обычно ходила, но также и потому, что все, что он мог видеть до подола пальто — это сапоги.

Ее макияж, как отметил Чейз, как обычно, был едва заметным. Лишь для того, чтобы подчеркнуть естественную красоту, а не исказить ее.

Ее раненые кристально-голубые глаза были широко раскрыты.

— Хочешь, закажу столик у Рейнальдо? — спросила его мать.

— Да, ма, — ответил он. — Было бы здорово. А теперь мне пора идти.

На этот раз звук его голоса вывел Фэй из оцепенения, и она, не колеблясь, развернулась и поспешила к двери.

— Но, Чейз… — начала его мать.

Инстинктивно и определенно глупо, Чейз быстро направился к двери.

— Кое-что только что произошло, ма, правда, мне нужно идти.

Он услышал, как его мать вздохнула:

— Ладно, дорогой. Увидимся через выходные.

— Через выходные. Люблю тебя, ма, пока.

Он слышал ее прощание, но смутно. Выйдя за дверь, быстро зашагал по тротуару вслед за спешно удаляющейся Фэй Гуднайт.

И он понятия не имел, почему.

За исключением того, что он все еще чувствовал боль, увидев страдание на ее лице, причиной которого являлся он, и ему нужно было что-то с этим сделать.

Приблизившись к ней, Чейз позвал:

— Мисс Гуднайт.

Она ускорила шаг.

Чейз двинулся быстрее.

— Мисс Гуднайт.

Она перешла на бег-шаг.

Его длинные шаги не могли сравниться с ее, Чейз легко догнал ее, обхватил пальцами предплечье и остановил, развернув к себе, а сам встал перед ней всем телом и тихо произнес:

— Фэй.

Ее прекрасные, наполненные болью глаза поднялись на него, ранив так же точно, как если бы она вонзила нож ему в живот.

Но ее плечи распрямились. Она призывала характер.

— Доброе утро, детектив Китон, — поздоровалась она, не холодным, а своим обычным тихим голосом, но теперь, в отличие от той ночи в Харкерс-Вуд, он определенно звучал отчужденно.

Держа ее за руку, он рассеянно пробормотал:

— Чейз.

Больше он ничего не сказал, в основном потому, что понятия не имел, что говорить.

Она тоже молчала.

Так продолжалось некоторое время.

Затем Фэй произнесла:

— Поскольку вы меня задерживаете, — она слегка пошевелила рукой в его хватке, вероятно, чтобы указать, что он все еще ее держит, и ей этого не хотелось, — могу ли я вам чем-то помочь?

— На самом деле, можете, — подтвердил он. — Я бы хотел извиниться за ту ночь.

— Извинения приняты, — мгновенно выпалила она. Затем, снова слегка двинула рукой в его хватке, давая понять, что хочет, чтобы он ее отпустил, и закончила: — А теперь, хорошего дня.

Он не отпустил ее.

Он также не знал, почему он этого не сделал, просто не мог. Более того, он переместил руку ей на плечо, притягивая девушку ближе, пока она не оказалась в нескольких дюймах от него.

При этом Чейз увидел у нее почти ту же реакцию, что и в кофейне «Ла-Ла-Ленд», но без боли. Ее красивые розовые губки приоткрылись, прекрасные голубые глаза распахнулись, а безупречная бледная кожа стала еще бледнее.

Никакой боли и всего в нескольких дюймах между ними эта реакция выглядела чертовски будоражащей.

Китон также заметил, что она не дышит.

Поэтому наклонился к ней и прошептал:

— Дышите, Фэй.

Дыхание вырвалось из нее с тихим свистом.

Это было мило, выражение ее лица все еще было великолепным, эффект от того и другого, вместе с ее близостью, был нереально горячим.

Иисусе.

Что еще хуже, от нее вкусно пахло.

Нет, не вкусно.

Чертовски потрясающе.

Господи, он хотел поцеловать ее. Хотел до боли.

— Что-то еще? — прошептала она, и Чейз моргнул, его взгляд переместился с ее глаз на губы, затем обратно.

— Вы были правы, — прошептал он в ответ. — Я пытаюсь справиться кое с каким дерьмом.

— Могу себе представить, — выпалила она, отстраняясь на несколько дюймов, и в ее чертах промелькнул холод. Нет, не холод. Снова отстраненность.