Темнота Крида

Ну, он не ходил на работу каждый день, но я не собиралась спорить с ним по этому поводу, поэтому держала рот на замке.

— Я прошу только лишь об одном, — прорычал он, становясь передо мной. Он был чуть больше чем на шесть дюймов выше меня, но в тот момент мне определенно казалось, что он легко возвышается надо мной. — Чтобы ужин был готов, когда я возвращаюсь. Неужели это так чертовски сложно?

— Нет, — прошептала я.

— Что? — Спросил он, дотрагиваясь до своего уха, как будто не услышал меня.

— Я сказала нет! — На этот раз я не выдержала, я закричала на него, прямо ему в лицо. — Это, блядь, не сложно, но это нихуя не значит! Ты хочешь, чтобы я готовила, убирала, стирала, косила траву, ты хочешь, чтобы я делала все, что ты должен делать! Ты родитель, а не я. Ты…

Я знала, что не должна была срываться на нем, но я устала, и меня так тошнило от этого. Я ненавидела, когда со мной так обращались, ненавидела, когда со мной так разговаривали, особенно в моем собственном доме. Я не чувствовала себя здесь в безопасности… потому что я не была, и этот факт был доказан моим отцом, когда он сделал то, что сделал дальше.

Его руки взметнулись вверх и через несколько секунд обвились вокруг моей шеи.

— Я кто? — Выплюнул он, слюна полетела мне в лицо, когда его руки сжались. — Кто я такой, малыш? Очевидно, я туп, как скала, так почему бы тебе не просветить меня? — С каждым произнесенным им словом удушье становилось все сильнее.

Я не могла дышать. Я ударила его по запястьям, шевеля губами, пытаясь сказать ему, что не могу дышать, но он либо не понимал этого, либо ему было все равно. Затем я пыталась бороться остальными частями своего тела, но он крепко держал меня, и очевидно он был сильнее меня. Я ничего не могла с этим поделать. Но потом мои глаза заметили в раковине стакан, грязный, оставшийся после завтрака. Наша посудомоечная машина была сломана уже два года, так что я каждый день мыла все вручную.

Отплевываясь, чтобы набрать побольше воздуха, я перестала его бить и потянулась за стаканом. Мои пальцы едва дотянулись. Папа был слишком занят тем, что душил меня, пытаясь преподать мне урок за то, что я отвечала с нездоровым ликованием. Моя левая рука схватила его как раз в тот момент, когда мое зрение затуманилось, все затуманилось. Я не знала, куда целилась, и позволила инстинкту взять верх. Моя левая рука обхватила стакан, и я замахнулась им так сильно, как только смогла, прямо в лицо моему отцу. Он попал ему прямо в висок, стекло разлетелось вдребезги и порезало нас обоих.

В моей руке вспыхнула боль, но это было ничто по сравнению с состоянием моей шеи, он отпустил ее, отшатнувшись назад и схватившись за голову сбоку.

— Ты гребаная сука, — прорычал он.

Я не стояла там и не ждала, что он снова нападет на меня, потому что я знала, что именно это произойдет. Я не могла больше это терпеть. Итак, я сделала единственное, что было правильным: я бросилась прочь от него, выбегая из кухни к входной двери.

Моя здоровая рука была на замке, отпирая его, в то время как мои ноги поспешно натянули пару старых теннисных туфель. Я открыла дверь в тот самый момент, когда мой отец крикнул с кухни:

— Если ты выйдешь за эту гребаную дверь, не смей, блядь, возвращаться, слышишь меня? Тебе лучше не возвращаться!

Я позволила его словам поразить меня, всего на одну секунду, а затем выбежала за дверь, как летучая мышь из ада.

Ужин. Все из-за дурацкого ужина, который я не приготовила. Честно говоря, я совсем забыла, слишком поглощенная попытками получить фору в этой дурацкой работе. И теперь я была у своего сводного брата, потому что у меня не было близких друзей, к которым я могла бы обратиться без необходимости объяснять им, насколько дерьмовой была моя домашняя жизнь, а я не хотела этого делать. Я не хотела, чтобы те немногие друзья, которых я приобрела в колледже, знали эту часть меня.

Черт возьми, я не хотела знать эту часть себя. Это было не то, чем я гордилась. Это была часть меня, от которой меня тошнило, часть меня, которую я хотел бы изменить. Некоторые люди гордились тем, кем они были, но я - нет.

Но что еще я могла сделать? У меня больше никого нет. У меня больше нет ни мамы, ни брата. Ко мне никогда не приходили близкие друзья, потому что я не хотела, чтобы они видели моего отца и имели с ним дело. Жизнь, которая у меня могла бы быть, была разбита вдребезги из-за него.

Я закрыла глаза, больше не в силах смотреть на себя в зеркало, на синяк, растущий у меня на шее. Синяки становились только сильнее, а у меня здесь не было никакой косметики, чтобы скрыть их. Даже если я накрашусь завтра, когда мы с Кридом пойдем куда-нибудь… смогу ли я скрыть это от него? Я зашла так далеко, но…

Боже. Я действительно жалкая, не так ли? Я бы заплакала, если бы у меня уже не пересохли слезные протоки. Я не могу даже сказать вам, сколько ночей я провела, лежа в постели, плача, пока не засыпала, желая, чтобы все было по-другому. Иногда жизнь действительно была отстойной, и теперь я, честно говоря, не знала, куда мне идти дальше.

Конечно, не домой к папе, но я не могла оставаться с Кридом вечно. Как бы сильно мне ни нравился тот факт, что он бросил все, чтобы помочь мне, я не хотела злоупотреблять его гостеприимством. И, может быть, просто, может быть, маленькая часть меня думает, что было бы проще просто сбежать и начать все сначала где-нибудь на новом месте. Не знаю, как я это сделаю и куда пойду, но…

Дверь в ванную открылась, и мои веки приподнялись в тот самый момент, когда Крид протиснулся внутрь. Он снял пиджак вместе с галстуком, но на нем все еще были темные отглаженные брюки и заправленная рубашка на пуговицах.

— Эй! — Отозвалась я. — Я могла бы быть голой...

Но я поняла, что он ворвался без стука не поэтому, как только его взгляд опустился на мою шею, а затем скользнул к окровавленной руке.

Дерьмо.

Я развернулась, повернувшись к нему спиной, прижимая раненую руку к груди, обхватив ее другой, как будто хотела спрятать. Однако я не могла скрыть того, что он уже видел.

— Убирайся, — прошептала я, желая, чтобы он это сделал.

Он этого не сделал.

Крид положил сильную руку мне на плечо, заставляя меня повернуться к нему лицом. Выражение его лица выражало чистую ярость, его рот скривился в хмурой гримасе, но я знала, что эта ярость была направлена не на меня, а на моего отца. Ну, может быть, что-то из этого было для меня, поскольку я пыталась скрыть это от него.

— Кто это сделал? — Потребовал Крид, все еще держась за мое плечо, даже после того, как развернул меня, как будто думал, что я попытаюсь убежать, если он меня отпустит. — Это был он? Это он сделал? — Когда я не предприняла никаких попыток заговорить с ним, а просто молчала, он убрал руку с моего плеча и, прищурившись, посмотрел на меня.

Я не хотела ему говорить. Я не хотела, и именно поэтому я не знала, почему я начала говорить:

— Он не хотел…

Крид шагнул ближе, напряженность исходила от него волнами.

— Не оправдывай этого засранца, Тейлор. Он знал, что делал. Люди всегда так поступают, когда причиняют боль, они просто заставляют тебя верить, что это твоя вина.

Я не знала, что ему сказать. Я действительно не знала, что сказать. В конце концов, я ничего не сказала, опустив взгляд на плитку перед своими ботинками. Я еще даже не сняла свои дурацкие ботинки. Я…

Мои мысли были прерваны Кридом, который подошел ближе, его изящные черные туфли остановились в двух дюймах от моих. Его ноги были намного больше моих, это было почти забавно. Но сейчас в этом не было ничего по-настоящему смешного.

Тепло разлилось по моей руке, прикрывающей раненую, и когда я подняла глаза, то встретилась с темными глазами Крида. Вот так просто я попалась в его сети и позволила ему отодвинуть мою здоровую руку, чтобы он мог взглянуть на мою больную. Он нежно провел пальцами по порезам, оставленными стеклом, когда я разбила его о череп моего отца. Было больно, рана слишком свежая, адреналин больше не циркулировал по моему организму, но я сопротивлялась своему желанию отстраниться от него.

На мгновение воздух наполнился только шумом воды из душа, льющейся на кафельный пол. Другая рука Крида потянулась к моей шее, где начинали образовываться синяки. Я могла только представить, о чем он думал, что он думал о моем отце, что он думал обо мне за то, что я пыталась скрыть это... и за то, что терпела это так долго.

— У тебя еще что-нибудь болит? — Спросил он тихим голосом. Тем не менее, было бы ложью сказать, что его голос звучал спокойно, во всяком случае, он выглядел прямо противоположно: неистово сердитым, едва способным сдерживаться. Но он не злился на меня. Я должна была помнить об этом.

Я ничего не сказала на это, не знаю почему. Любое слово, которое я хотела бы сказать, застревало у меня в горле, он выдержал мой взгляд, отказываясь выводить меня из своего транса.

— Тейлор, — он произнес мое имя с большей настойчивостью. — У тебя еще что-нибудь болит? Если мне придется осмотреть каждый дюйм твоего тела, я...

Мое сердце сделало что-то странное в груди, и я отступила на шаг от него и его рук, один раз покачав головой.

— Нет! Больше нигде. — Поскольку я видела, что он мне не совсем поверил, я добавила: — клянусь.

Крид издал резкий вздох, проведя рукой по подбородку, как бы размышляя.

— Умойся. Я оставлю тебе свежую одежду на кровати. Когда ты закончишь, ты съешь все, что я тебе приготовлю, и расскажешь мне в точности до мельчайших деталей, что произошло.

Он не дал мне времени поспорить с ним, потому что повернулся и вышел из ванной, закрыв за собой дверь на ходу, оставив меня стоять там в некотором оцепенении. Почему ты так заботишься обо мне, даже спустя столько времени? После того, как ты ушел? Я этого не понимаю. Для меня это не имеет никакого смысла, и когда я сняла остальную одежду и запрыгнула в душ, я прокрутила в голове то, что он мне сказал.

Потому что я должен был это сделать.

Он ушел, потому что должен был это сделать. В этом не было никакого смысла. Может быть, рано или поздно я заставлю его рассказать мне настоящую причину, по которой он ушел, потому что для меня это было просто невыносимо. Должно было быть что-то еще, что-то, чего он не хотел говорить.

А потом, когда вода достигла моей макушки и мгновенно промочила меня насквозь, я задалась вопросом: оставит ли он меня снова? Моим единственным ответом была кровь, стекающая по канализации, и слабая боль в руке из-за того, что ее потревожили.

ГЛАВА 4

Крид

Я собираюсь убить его. Я, Крид Калипсо, собираюсь убить этого ублюдка, заставить его подавиться собственными криками, наполненными жидкостью. Я собираюсь разорвать его на части, кусок за куском, стараясь только сохранить ему жизнь как можно дольше для того, чтобы он смог испытать столько боли, сколько сможет постичь его разум, прежде чем испустить свой последний вздох.

Я хочу сделать все это и даже больше.

Я ненавижу себя за то, что меня не было рядом с Тейлор последние десять лет. Я думал… Я надеялся, что с ней все будет в порядке. Может быть, это была наивная надежда, но в то время у меня не было выбора. Мне пришлось взять все на себя, официально вступить в Гильдию вместо моей мамы.