Неспешная игра

Надеюсь.

Подъезжает ещё одна машина, и я делаю шаг назад, натягивая на голову капюшон толстовки. Автомобиль замедляет ход и останавливается прямо перед тем местом, где стою; я хмурюсь, надеясь, что это не какой-нибудь извращенец, спрашивающий дорогу. Или ещё хуже: не подвезти ли меня. С тех пор, как начала ездить на общественном транспорте, уже не раз сталкивалась с подобным: жуткие парни останавливались и спрашивали, не подвезти ли меня, а это отстой.

Стекло со стороны пассажира опускается, и я вижу, как в него кто-то выглядывает. Кто-то очень знакомый с густыми каштановыми волосами и чересчур красивым лицом.

Тристан Прескотт.

У меня в животе завязывается узел, когда слышу его глубокий, слегка хрипловатый, сексуальный голос.

— Александрия? Это, действительно, ты?

Я испепеляю его взглядом.

— Убирайся.

— Это, и в правду, ты, — он ухмыляется, как дебил. — Залезай. Я подброшу тебя.

— Нет, — я задираю подбородок, стараясь выглядеть как можно более достойно, прекрасно понимая, что похожа на промокшую крысу. — Я дождусь автобуса.

— Ты вся промокла. В моей машине тепло и уютно. Ну же, — в его голосе слышится раздражение, которое только ещё больше бесит меня.

Ну почему он должен был увидеть меня в самый неподходящий момент? Я выгляжу ужасно. Мне холодно. И я просто хочу домой.

Тристан может отвезти меня домой…

Плотно сжимаю губы. Ни за что.

— Закрой окно и уезжай. Найди себе другую девушку, чтобы целоваться, — я вздрагиваю в ту же секунду, как слова срываются с моих губ. Говорю, как ревнивая злючка. А я не такая, клянусь. Он может целоваться, с кем хочет.

До тех пор, пока это не я.

Ложь, ложь, ложь.

— Ты ведёшь себя глупо, — он ставит машину на паркинг и поднимает стекло, прежде чем выйти, бросаясь ко мне под проливным дождем, смехотворно красивый с прилипающей от дождя на плечах и груди рубашкой, демонстрируя все эти восхитительные мышцы. И вот так, ни с того ни с сего, у меня начинает гудеть кровь. Тьфу ты. — Давай мне то, что ты держишь, я положу всё в багажник.

Я пихаю мокрую кучу платьев ему в руки и бегу к пассажирской двери, проскальзываю на сиденье и запираю себя внутри. В машине тепло и слабо пахнет пряностями и мужчиной.

Не делай этого. Ты же не чокнутая. Ты же не…

Сделав глубокий вдох, я закрываю глаза. Чёртов Тристан пахнет потрясающе. Он слушает какую-то гранж-станцию девяностых по спутниковому радио, но звук приглушён. Интерьер безупречен. Чёрные кожаные сиденья с серебряной отделкой. Я представляла его машину свалкой, заваленной пустыми пивными банками, но, похоже, ошибалась.

Не знаю почему, но это делает меня счастливой.

Скинув мокрый капюшон, пытаюсь пригладить влажные, спутанные волосы, опускаю козырек, чтобы рассмотреть себя в освещённом зеркале.

Да уж… Выгляжу просто кошмарно. Волосы растрёпаны, щёки ярко-розовые от холода, под глазами чёрные пятна туши. Я вытираю их, как могу, и захлопываю козырёк, когда водительская дверь открывается и Тристан садится в машину. Он поворачивается и смотрит на меня, не говоря ни слова, я изучаю его, и у меня перехватывает дыхание.

Его присутствие, кажется, заполняет всё небольшое пространство машины, я сжимаю губы, пытаясь что-то выдавить из себя. Но слов нет. Всё, что могу делать, это пялиться, пожирая его взглядом. Его влажные волосы, то, как они вьются вокруг ушей и шеи. Щетина на скулах и подбородке, форма рта. Его губы… завораживают. Почти одинакового размера, нижняя губа немного полнее, и когда его язык проскальзывает, чтобы лизнуть самый центр этой идеальной нижней губы, мой мозг просто отключается.

— Отвезти тебя домой? — его голос прорывается сквозь туман, окутывающий мой разум, и я выпрямляюсь, приглаживая слабой рукой безнадёжные волосы.

— Да, гм. Было бы здорово, — я смотрю прямо перед собой, желая сосредоточиться на ритмичном движении дворников, а не губах Тристана.

— Где ты живёшь? — спрашивает он, забавляясь за мой счёт. Или, может, я просто защищаюсь.

Выпаливаю на одном дыхании свой адрес, он останавливается на светофоре и спрашивает ещё раз, чтобы ввести его в свой навигатор. Я обхватываю себя руками за талию, пока мы ждём смены света, дрожь пробегает по мне, Тристан мимоходом окидывает меня взглядом, прежде чем протянуть руку и практически схватить меня за колено.

Но он тянется к какому-то переключателю, который настраивает на максимум.

— Подогрев сиденья, — объясняет он, когда встречаюсь с ним взглядом. — Ты замёрзла.

— Спасибо, — мямлю я.

— И промокла, — добавляет он. Я бросаю на него быстрый взгляд, чтобы понять, нет ли здесь двойного смысла — может, я единственный извращенец, — но он выглядит совершенно невинным. И очень обеспокоенным. — Тебе стоит снять толстовку.

— Да, конечно. Ты просто хочешь посмотреть, как я раздеваюсь.

— Эта толстовка выглядит довольно тяжёлой.

Ничего не говорю, потому что он прав. Толстовка холодная, мокрая, тяжёлая и чертовски жалкая. Когда загорается зелёный свет и его внимание полностью сосредотачивается на вождении, я выбираюсь из промокшей одежды и позволяю упасть ей на пол с хлюпающим шлепком.

— Господи, — бормочет он, качая головой.

— Извини, что намочила твои коврики, — мужчины довольно сильно трясутся над своими машинами, а эта машина очень красивая. Такая, какой восхищался бы мой отец, если бы не владел, при условии, что мог бы.

Но он не может. Ему пришлось продать все свои шикарные машины, чтобы вернуть деньги, которые он присвоил от своих клиентов.

— Не беспокойся о воде. Я просто не могу поверить, что твоя толстовка настолько мокрая. Ты, должно быть, окоченела, — он наклоняется и увеличивает температуру в салоне.

— Спасибо, — я расслабляюсь в кресле, подогрев вкупе с обогревателем творят чудеса, обдувая горячим воздухом моё лицо, отчего понемногу начинаю ощущать сонливость. Я смотрю в окно, наблюдая за частым и сильным дождём, и радуюсь, что не еду в вонючем городском автобусе или ещё хуже — всё ещё жду появления этого дурацкого автобуса.

Вместо этого я сижу в очень хорошей, очень дорогой машине Тристана, и он везёт меня домой.

Жизнь странная штука.

ГЛАВА 5

Тристан

Я останавливаюсь перед маленьким неприметным домиком по адресу, который дала мне Александрия, в старом районе недалеко от кампуса, с отстойным двором и разросшимися под окнами вдоль фасада розовыми кустами. Типичное жильё за пределами кампуса, уверен — у неё куча соседок и никакой личной жизни.

Другими словами, она живёт как дикарка.

— Дорогая, мы дома, — бормочу я, сворачивая на подъездную дорожку.

Александрия не издаёт ни звука.

Поставив машину на паркинг, оборачиваюсь и вижу, что её тело расслаблено, голова повёрнута в сторону окна, волосы падают на щёку. Глаза закрыты, губы приоткрыты. Она крепко спит.

Миленькая. Тихая. Не грубит, не спорит и не хмурится на меня. Такой она мне нравится. Я без тени смущения изучаю её, блуждая взглядом по тёмно-русым волосам, безупречной кремовой коже, розовым губам, которые соблазнили бы и святого поцеловать их. Только один раз.

Просто узнать, какая она на вкус.

Я откидываюсь на спинку сиденья и делаю глубокий вдох. Мне в голову приходят чертовски безумные мысли. Она ненавидит меня. От неё больше проблем, чем пользы. Я бы всё равно только трахнул её и бросил, а она возненавидит меня ещё больше, когда всё будет сказано и сделано.

Как любили повторять Шеп и Гейб перед тем, как забили на меня, я не вступаю в отношения. И никто не заставит меня передумать. Эти два придурка, так называемые мои лучшие друзья, могут продолжать так и дальше и ещё сильнее влюбиться в своих девчонок. Обручиться, жениться, завести парочку сопляков и жить той скучной и никчемной жизнью, которую, по мнению любого другого болвана, хотят.

Но это не про меня. Мои родители всё ещё вместе, но не так давно они были в довольно шатком положении. Чёрт возьми, почти два года назад мою мать пришлось отправить в реабилитационный центр, после того как она потеряла кучу денег из-за неудачных инвестиций.

И когда я говорю о куче денег, я говорю не о паре тысяч долларов. Скорее о сотнях тысяч долларов — или даже о сумме, близкой к миллиону. Это был небольшой урон для семейного банковского счёта, но что хуже всего оказалось в этой ситуации? Чувак, который убедил маму сделать эти инвестиции. Он оказался ещё и её любовником.

Излишне говорить, что она почти лишилась рассудка, когда потеряла и деньги, и своего тайного любовника. Падение вниз по наклонной плоскости было болезненным, но каким-то образом мои родители выкарабкались. Маме сейчас лучше. Папа играет в гольф. Они теперь редко проводят время вместе, и их это устраивает.

Их сдержанные отношения лишний раз убеждают меня, что во всём этом нет смысла. Мои родители не такие ужасные, как у Шепа, с его амбициозной сучкой-матерью и жёстким, как чёрт, отцом, которые, кажется, упиваются своей ненавистью друг к другу. Но они ещё один яркий пример того, почему я не хочу быть в отношениях.

Они все плохо заканчиваются. Все без исключения. Мне всё равно, насколько счастливыми и влюблёнными люди себя считают, если в конце концов всё идёт к чертям.

Александрия шевелится, привлекая моё внимание, я глушу двигатель, и внезапная тишина заставляет её проснуться. Она быстро садится и, убирая волосы с лица, растерянно оглядывается. Поворачивает ко мне голову, и наши взгляды встречаются. Сцепляются.

— Я заснула, — объясняет она очевидное, её голос мягкий и сексуальный.

— Я заметил, — киваю и протягиваю руку, чтобы отключить подогрев сидений, при этом касаясь пальцами её бедра. Искры пробегают в том месте, где я касаюсь её. Отдёргиваю руку, возвращая её на нижнюю часть руля. — Тебе помочь с вещами?

Она отрицательно качает головой.

— Я могу сама достать их, если ты откроешь багажник.

Проклятье, я действительно хочу ей помочь. Почему с ней так трудно?

— Дождь всё ещё идёт.

— Думаю, я справлюсь, — шутливо говорит она, берясь за дверную ручку. Замерев, она долго и напряжённо сидит ко мне спиной, а потом оглядывается через плечо, и её настороженные голубые глаза встречаются с моими. — Спасибо, что подвёз.

— В любое время, — отвечаю, имея в виду именно это. Чёрт, я говорю серьёзно, но зря. Это отстой. Я не хочу, чтобы она мне нравилась, но мои пальцы всё ещё гудят от прикосновения к ней ранее.

Даже говорить такое смешно.

Она выходит из машины, я делаю то же самое, захлопывая дверцу и бросаясь к багажнику, который уже приоткрылся. Я распахиваю его прежде, чем она подходит, и тянусь внутрь за кучей мешков с одеждой, которые туда бросил. Она появляется рядом со мной и пытается забрать их у меня, но я не позволяю.

— Я донесу, — предлагаю, повышая голос, чтобы меня было слышно сквозь шум дождя.

Александрия пытается вырвать их из моих рук, но я не отпускаю.

— Ты такой раздражающий, — кричит она, вызывая у меня смех.