Дело Кристофера

— А ну стой где стоишь! — рявкаю я.

— Ты что задумала? — рычит он.

Марион подкрадывается ко мне ближе, не сводя с Шона глаз. Она кокетливо улыбается и одной рукой обхватывает мою ногу, при этом глаз смотрит только на него.

— Пытать меня решила? — фыркает Картер, глядя на ребенка с некоторым подобием интереса.

Ну еще бы, безраздельное внимание ребенка его забавляет. Это, наверное, хорошо.

— Пожалуйста, Шон. Ты ей очень нравишься. А малышке это нужно. Пожалуйста, ну пожаааалуйста. — Говоря это, я стараюсь скопировать взгляд Марион. У нее ведь отлично получается!

— Конелл, по-твоему я похож на человека, который облагодетельствует детишек?

— Ты похож на человека, который изредка облагодетельствует меня. И очень надеюсь, что у тебя подходящее настроение. — Я подхожу к нему ближе, сужая границы зоны комфорта. Картеру могут не нравиться мои отчаянные попытки забыться в его объятиях, но игры — всегда пожалуйста. Он любит выигрывать, а я и не против. Сегодня. Хотя, может и вообще.

— И что же я, по-твоему, буду делать? — спрашивает Шон, совершенно отчетливо поддаваясь моим уговорам.

— Сидеть и смотреть фильм на супергигантском экране.

— Пойду принесу попкорн, заодно смирюсь с мыслью, что ты беспощадная стерва.

У меня расширяются глаза. Неужели так бывает?! Ох силы небесные! Он согласился. Я, конечно, не стала говорить Шону, что вместо фильма будет мультик. Кстати, я вообще не уверена, что Картеру мультики нравятся меньше фильмов, по-моему, искусство кинематографа вообще не по его части.

На диване, приволоченном из комнаты отдыха, мы сидим в таком порядке: Марион, Шон и я. Да-да, он в центре. Спросите, почему? А потому что нам обеим он очень нравится, и мне дали на этот день зеленый свет, причем настолько зеленый, что Марион ухитрилась удобно прильнуть к Шону и не получить за это по шапке. Ну почему, почему черт его дери, все это не может быть правдой? Вздохнув, следую ее примеру, ведь можно и помечтать… Залезаю с ногами на диван и кладу голову на плечо Шону, а его пальцы приподнимают край моей юбки и начинают ласкать кожу… Корзинка попкорна внезапно оказывается очень в тему, Марион за ней ничего не увидит, а я сама ни за что не стану останавливать Картера. Я тону в запахах и ощущениях, вот бы так жить, вот бы всегда так было. Из состояния истинного блаженства меня вырывает вопрос Марион:

— А почему телевизор такой странный. Из нескольких частей? — Здесь составной экран, совсем как и у суперкомпьютера.

— Потому что намного круче, когда все работает правильно и слаженно, — буднично отвечает ей Шон. — Но так умеют только машины.

Да-да, а в жизни мы теряем матерей и подруг, остаемся горкой осколков у алтаря и только делаем вид, что так и было задумано. В программировании есть понятие костыля — это то, что можно быстренько вставить, чтобы заработало, и за что можно классно получить по шапке, если забыть вовремя убрать. Но, смешно ведь, в жизни все то же самое. Снотворное и антидепрессанты, вечер просмотров мультика в компании Шона, переезд детей Керри в Сидней… Закрыть проблему без костылей в жизни не просто сложно, это практически невозможно. Мы слабые, слабее собственного мозга, который понимает, что владеющее им тело вытворяет нечто запредельно глупое, а ведь он у нас работает всего-то на десять процентов…

Но этот новенький, сверкающий костыль того стоит. Марион счастлива. Я не имею представления, чем Шон ее так покорил, может быть он в принципе нравится маленьким глупеньким блондинкам. А уж я-то в каком восторге…

Марион уже давно спит, а попкорн закончился, но мы с Картером все еще сидим на диване и смотрим глупый мультик.

— Неудивительно, что дети такие странные. Это похоже на тяжелую наркоманию, — тихо сообщают мне. Я усмехаюсь, глядя на подпрыгивающее до небес нечто.

— Считается, что это весело. Дети должны быть веселыми. — В ответ лишь фырканье.

Чтобы проверить, не разбудили ли мы Марион, я чуть вытягиваю шею и смотрю на ее спящее личико, на пушистые волосы, так хочется их поправить…

— Вставай, — вдруг заявляет Картер и ведет меня в коридор. — Когда они уедут?

— Я еще не знаю…

— Точно, — ядовито перебивает он. — Некорректный вопрос. Они вообще уедут?

— Я люблю этих детей. Я не хочу оставлять их в такое трудное время. Вот и все.

— Все?!

— Да, все.

— Конелл, они уже два месяца у тебя живут, тебе так нравится играть в их мамочку или что? Может, ты собираешься занять место умершей подруги? Как удобно, полностью укомплектованная, благоустроенная семья. Ты этого хочешь? Заметь, все к тому идет! — рычит он. — Очнись, смерть не сделала Керри святой. Нет человека, который хотел бы, чтобы близкие люди взяли и заняли вакантное место, будто его и не было вовсе. Думаешь, она хотела бы, что ее детишки звали тебя мамой, а муж имел в ее постели на ее простынях.

— ЗАТКНИСЬ! — кричу я. — Этого не будет никогда!

— Тогда не давай им такого повода. Ты эгоистично наслаждаешься моментом.

— Это не счастье, это…

— А что же еще? Ты боишься изменить свою жизнь, Конелл, а вот взять написанный Керри код и навернуть собственный интефейс — запросто! Там все уже есть, и даже если не заработает, ты не при чем, ведь ты же не она и не можешь быть в этом виновата.

По моему лицу текут слезы, они утопают в уголках губ.

— И что ты предлагаешь, просто выгнать их?!

— Я предлагаю тебе перестать сходить с ума от миллиарда просчитываемых вариантов. Семья Прескотт — не твоя проблема. Это она завела семью, она родила трех детей, уверенная, что Лайонел справится с ними, даже если ее не станет. Почему ты веришь в Керри и ее родных меньше? Они не беспомощные и не бесполезные, а значит дело в тебе. В моменты сильных стрессов все мы делаем именно то, что хотим. Ты приехала ко мне, ты хотела этого, а теперь снова вошла в свое безопасное русло.

— Я…

— Слушай и не перебивай! Знаешь, у меня есть очень чудесное правило, которое упрощает все на свете: есть только два слова «я хочу». Не «я хочу, но», а просто «я хочу». Скажем, например, я хочу тебя. Не я хочу тебя, но ты как всегда решила заняться полнейшей хренью. Только я хочу тебя. И знаешь, что это значит? Я тебя получу и это не обсуждается, потому что «но» в моей формулировке было опущено. Это у тебя тысяча вариантов, у меня один, а значит это у тебя нет шансов, а не у меня.

Его слова настолько прекрасные, что я не помня себя бросаюсь к нему на шею, целую его губы. Может быть, если бы я и в прошлый раз проявила больше твердости, он бы уступил, в конце концов если уж я кого и знаю, так это Шона. Стягиваю с него пиджак и расстегиваю пуговицы рубашки, а он сквозь атлас блузки гладит мою грудь. Я распластана по круглой стене, защищающей суперкомпьютер от мифического взрыва, прижата к ней телом Шона и схожу с ума от восторга и удовольствия. Но внезапно Картер замирает, а я поворачиваю голову и вижу удивленную Марион.

— Иди спать, ребенок, — шипит Шон и притягивает меня ближе, будто она сейчас бросится и начнет нас растаскивать в разные стороны.

— А что вы делаете? — вместо этого спрашивает малышка.

Смачно выругавшись и приведя в шок нас обеих, Картер поднимает с пола пиджак, а затем направляется к лифту. И все-таки он не выносит женщин до восемнадцати.

Тем же вечером я стучусь в спальню Лайонела.

— Я должна задать вопрос.

— Я слушаю, — говорит он, стягивая с носа очки и опуская книгу.

— Эм, я думаю, все в порядке. И…

— Я понял, — сглотнув, говорит он.

— Да. Прости. Школа Джулиана оплачена до конца лета, ему не повредит, так что…

— В конце лета и уедем.

— Хорошо. Прости еще раз.

— Все в порядке.

Это не слишком долго, но и не мало, правильно? У нас еще есть время.