Жернова

Потянувшись и рыгнув, Вислоусый отошел к двери, загремел засовом и, не поворачиваясь, бросил через плечо: — Кто дернется или вякнет — буду отрезать по кусочку и скармливать своему любимому псу. Начну с ваших мочек и сосков, ублюдки…

Девушки затряслись в рыданиях, парни скорчились, будто стараясь казаться меньше. Бренну казалось, что он, как жалкая муха, попал в центр жуткой паутины, похожей на железное устройство в Испытательном Рауме, где он висел, растянутый на ремнях. Висел и ничего не мог сделать или хоть как-то повлиять на события.

Когда вдали затихли шаги скорпа, в камеру вошел пожилой тюремщик и, шаркая сапогами, приблизился к Бренну: — Ты не станешь кусаться, порх, если я вытащу кляп, сниму удавку и посажу на цепь? Не станешь драться? — задал он вопрос, ставя на земляной пол гнутую жестяную миску с водой. Бренн замотал головой, глядя на воду. Надзиратель выдернул ему изо рта слюнявый ком, снял с шеи ремень, надел железный ошейник, закрепив цепь на стенном кольце, и лишь после этого развязал запястья. Бренн лихорадочно хватал открытым ртом воздух, еле разгибая почти вывернутые руки.

— Ладони и пальцы жечь будет, — оно всегда так бывает. Но ты не кричи, не кричи, порх, терпи, иначе Зигор, то бишь, твой хозяин господин Зигор Болли, обозлится, и будет только хуже. — Тюремщик подвинул ему миску: — Лакай из миски, порх, да не пытайся хвататься руками — все одно — разольешь. Или терпи, коли гордый, пока руки не отойдут…

— Я не порх, я не вор, я свободный подданный Бренн Ардан — прохрипел он, решив, что не станет лакать по-собачьи, как бы ни хотелось пить. — Это какая-то дерьмовая ошибка…

Перед глазами закачалось желтое морщинистое лицо надзирателя. Откашлявшись, старик проскрипел: — Ошибка? Может, оно и так, только это уже неважно… Забудь свое прежнее имя, порх. Привыкай к новой жизни. Привыкай стоять на четвереньках, поджимать зад и с готовностью подчиняться… иначе будет хуже.

Хуже? Он задыхается в вонючей камере. Не чувствует рук, не чувствует даже слабой пульсации яджу из-за сильной боли в голове и охватившей его паники. Его собираются лишить свободы, сделать никчемным бесправным порхом, как его мать… Старый, вызревший в детстве, ужас набросился на него голодным зверем, захлестнув темной волной. Бренн почти не соображал. Куда уж хуже!

Но старый тюремщик оказался прав.