Жернова

Глава 9. Слишком много врагов

Бренн уже несколько раз поднимался по старой скрипучей лестнице в комнату Дуги поболтать и понаблюдать за ним, как за своим пациентом. Слава Синдри, Дуги стало заметно легче — отек с шеи, век и языка почти сошел, да и следы от «поцелуев» медуз на побледневшей коже потеряли пугающую багровость. Как придет в себя окончательно, так сразу начнет хвастать перед девами своими шрамами, полученными в схватке с ядовитыми гадинами, — посмеивался про себя Бренн, прихлебывая из кружки холодный вишневый компот.

Кроме Дуги, никто в семействе Ри не обсуждал его злоключения в Доме Правосудия, никто не спрашивал о пережитом во время проверки на яджу, будто опасались даже тени того горя, которое могло обрушиться на всех, если бы Бренна признали виновным. Похоже, даже думать об этом никому не хотелось — прошло и прошло, теперь все должно вернуться к прежней уютной и понятной жизни. Но Бренн сразу почувствовал, что в Русалке за него искренне переживали. Тетушка Улла, не скрывая облегчения, принялась усиленно его кормить, папаша Мартен чаще награждал его крепким хлопком по плечу, едва не сшибая с ног, Пепин довольно лыбился, а маленькая Герда украдкой пихала в его ладонь свои сокровища — то липкую конфету, то красивое стеклышко. Дрифа то и дело бестолково топтался рядом, удовлетворенно мыча. Одна Мелена ходила недовольной, стиснув пухлые губы, и вообще не смотрела на него.

— Правду сказать, с одного бока я уж и не чаяла, что вернешься ты из этой дыры, — вздохнула старая Ойхе, — а с другого бока — твердо знала, что увижу тебя целого и невредимого… Слава Жизнедателю, помог… не бросил в беде старуху… — Сидя в кресле, она щурилась, глядя на пламя свечи, продолжая что-то бормотать. Бренн уже засобирался домой, но на выходе из Русалки его перехватил Мартен. — Мож, к вечерку-то заместо Дуги малость поможешь в зале, — он почесал бровь, — а то народу на День Рассвета подвалит немерено… сам понимаешь…

Чуть помешкав, Бренн кивнул. Он совсем забыл о том, что сегодня Бхаддуар празднует знаменательный день… Полтысячи лет назад именно в этот день назад светлая прионса Маф развеяла по ветру прах своего отца — короля-урхуда Чарлага, и Эпоха Раздора сменилась Эпохой Рассвета… Ну, да, а сейчас он живет в Эпоху Процветания… и ведь не поспоришь — Лаар действительно процветал, затмевая своими богатствами и могуществом и соседнюю Арианию, и прочие государства на Востоке, Юге и Западе… Пепин, похоже, больше всех обрадовался, что Бренн согласился остаться на ночь в Русалке — теперь ему не придется одному корячится, помогая и на кухне, и на дворе, и в зале. В обычные вечера хватало троих подавальщиц, но сегодня народу в трактир набьется как собак нерезаных, по выражению Мартена…

К концу дня Бхаддуар накрыла такая духота, что даже на заднем дворе возле открытых жаровен с мясом и рыбой находиться было невмоготу. А к вечеру трактир гудел, шумел и гремел, источая сытные запахи вкусной еды, эля и крепкого пота. Фигуры пьяных гостей тонули в сизом табачном дыму, подсвеченном оплывающими свечами, хотя все окна и двери были распахнуты настежь. Гул голосов смешивался с воплями дудки, наигрывавшей веселые мотивы под удары табуреля, а они сменялись простыми мелодийками на трехструнном жиге, которые обожали и мореманы, и торговцы.

Благодаря умениям старой Ойхе, блюда в Пьяной русалке пользовалась всегдашним успехом, и потому в таверну часто заходили студиозы из простолюдинов, матросы, местные торгаши, ремесленный люд и караульные, что стояли на Межпортовых воротах. А иногда, к неудовольствию папаши Мартена, появлялись даже благородные обитатели Розстейнар. Молодые пресыщенные нобили от скуки рыскали в кварталах Грайорде в поисках грязных драк, где можно потешиться кровью худородных, не опасаясь попасть за решетку, и чистых дешевых хуср из Веселых домов.

Душный вечер незаметно перешел в душную ночь. Мартен велел поставить дополнительные столы и лавки снаружи, где дышать было легче. К утренним звездам с моря потянуло соленой прохладой. Свечи колыхались на ветру, и тени танцевали на стенах старой таверны.

Бренн уже захмелел от нескольких кружек холодного пива, и его слегка качало. Он выходил в зал с двумя кружками эля, когда сильная рука уже до маковки нагрузившегося гостя отшвырнула его с дороги и он упал на спину, облившись с ног до головы. Грубое, но вполне себе добродушное ржание сопровождало его попытки подняться на липком полу, — похоже, долгожданная свежесть подарила всем благодушное настроение. Дернув встопорщенными усами, папаша Мартен неодобрительно посмотрел на разлитое пиво и мокрого Бренна, но лишь снисходительно крякнул, и враскачку направился к стойке. Забежав в спальню братьев Ри, Бренн скинул промокшую рубаху, надев безрукавку Пепина. Он была ему велика и болталась на шнуровке, но зато под нее залетал ветерок, охлаждая потное тело.

Дело шло к рассвету, и народу поубавилось, когда внутрь ввалились четверо богато одетых молодых вооруженных мужчин в компании двух молоденьких хуср. Лицо одного из благородных господ — светлокудрого, высокого, в шелковой рубашке с серебряной нитью — было прикрыто черной полумаской. Виден был лишь красивый рот с белоснежными зубами. Лицо папаши Мартена посмурнело, и он тут же велел Дрифе освободить от местных гуляк лучший стол у открытого окна — трезвый зоркий глаз трактирщика немедля разглядел и перламутровый блеск кружев на манжетах, и сверкание драгоценных камней на ножнах коротких мечей. Стол опустел мгновенно — никто не подумал возражать огромному, как тролль, порху-вышибале. Все знали, что миролюбивый Дрифа приходит в ярость, если возражают его хозяину.

— Мальчик мой, — подозвал трактирщик Бренна, и он невольно насторожился, — папаша Мартен был не склонен к проявлениям нежности. — Ты задержись-ка малость и на пару с Пепином обслужи гостей вон за тем столом, — отец Дуги явно нервничал, то и дело утирая с красного лица крупные капли пота. — Вишь, нобили с Верхнего к нам пожаловали, и не побрезговали дешевым трактиром, рыбий хрен им в глотку… И уж пьяные в дымину… Тут такое дело… — не хочу я к ихнему столу подавальщиц слать. Коли по пьяни начнут девок лапать, мы ж ничего сделать не сможем супротив таких высоких господ, сам понимаешь… — дыша чесноком, разъяснил ситуацию Мартен, — а очень может статься, что на четверых здоровых жеребцов, как я мыслю, — двух бабенок, что они с собой приволокли, — маловато будет…

Бренн без особого интереса глянул на дальний стол, где молодые богачи ржали, щупая под юбками продажных дев.

— Не пойму я, чего вдруг благородным господам приспело пиво пить в Русалке, — озадаченно продолжал папаша Мартен, — хотя люди шумят, что в последнее время нобилям по нраву стало таскаться по кабакам Грайорде. Зажрались, видать. И еще шепчут, что немало дев перепортили в Нижнем, — видать, хусры и домашние потаскухи им приелись, а свежие-то горожаночки — они вкуснее…

Папаша Ри вдруг побагровел, увидав, что старшая дочь, стоя в проеме кухонной двери, с интересом разглядывает богатых аристократов. — Ну-ка живо пошла на задний двор матери помогать, непутная! — шикнул отец на Мелену, и та, раздосадованная, надула пухлые губы, но перечить отцу не посмела и нехотя ушла в глубь дома. Трактирщик дернул себя за встопорщившийся ус и зашептал:

— Ты, главное, в глаза им не смотри, — продолжал он учить Бренна, — ссутулься и голову пониже держи, чтоб ненужного любопытства ихнего не вызвать… Постерегись… в общем…

— Мне-то чего стеречься, я ж не девка… — буркнул уставший Бренн.

— Да кто ж знает… — туманно ответил Мартен, понизив голос, — сдается мне, вон тот белобрысый нобиль в маске, что лыбится без продыху, больно уж походит на Белого принца — прионса Лизарда. А морду маской прикрыл для виду…

Если честно, Бренну было плевать и на господ, и на прионса. Вымотавшись за три последних дня до крайности, он хотел только одного — долго спать… Очень долго…

— А что, прионс, окромя баб, до задков мальчиков охочь… ты, верно, и сам слыхал, — добавил скабрезных подробностей трактирщик, — в общем, чудаковатый у Красного короля сынок. Вот ты и потише себя веди… Навроде тебя и нет…

Бренну совсем не улыбалось обслуживать чудаковатого прионса. И чего тогда Мартен сам их не обслужит, — на его-то зад благородные господа уж точно покушаться не станут, — думалось ему, пока из огромной бочки в кувшин тянулась темная струя густого эля. Когда он, не спеша двигаясь меж столами и пьяными тушами, приблизился к столу у окна, Пепин уже успел постелить перед господами чистую скатерть.

Белокурый красавец, оскалив снежные зубы под черной маской, медленно разрезал кинжалом шнуровку на платье у одной из девушек. Хусра игриво взвизгивала, вроде как дразня мужчину, но ее хорошенькое личико было искажено страхом. Ее неловкие попытки прикрыться неожиданно вызвали раздражение у пьяного нобиля, и он рывком разорвав лиф платья, грубо стиснул вывалившиеся груди.

Бренн, стараясь не смотреть ни на господ, быстро поставил два кувшина черного эля, а сменивший его Пепин принес блюдо с запеченной рыбой и побежал за мясом.

— Еще свечей, шико! — велел смазливый, употребив унизительное прозвище слуг, и с прищуром мазнул взглядом по фигуре Бренна, — быстро!

Бренн вышел в кухню. Липкий взгляд светлых прозрачных глаз молодого нобиля вызывал брезгливость, богач смотрел на него так, как мужики смотрят на потаскух. Неужто, этот похотливый козел и правда, сын Красного короля Готфрида. Да, уж — не свезло королю… Да и хрен с ним! — отмахнулся Бренн от неприятных мыслей. Еще малость помочь Пепину и можно сваливать наверх, к Дуги. Спать.

В брошенном на него взгляде Ойхе, которая, пощелкивая пальцами, что-то шептала над вспухавшим тестом, он увидел беспокойство. Похоже, бабка Дуги уже знала о нежеланных гостях. Она бросила колдовать над тестом, и, подхватив щепоть золы у очага, молча растерла ее по лицу Бренна, растрепала мокрые от пота волосы и затянула шнуровку на безрукавке. Кривовато усмехнувшись, он кивнул, поняв ее намерение как можно сильнее подпортить ему наружность. Пепин же, приподняв бровь, прыснул от смеха, догадавшись о причине бабкиного маневра.

— Вот был бы ты пострашнее, как все порядочные парни, типа меня, — придуриваясь, заявил Пепин, подмигивая Бренну, — так и не пришлось бы по углам шарахаться от благородных извратов…

— Иди в пень, Пепин, я достаточно страшен… — буркнул Бренн, поднимая поднос с кусками телятины, запеченной в сливах под мятным соусом. Пепин подхватил соседнее блюдо, где дымились лепешки с пузырящимся от жара острым сыром, и улыбнулся прабабке: — Да не боись, афи, господа девками заняты, на честь и задницу нашего Бренна никто покушаться не будет…

Пробираясь между столами с тяжелым подносом, Бренн увидел, как хохочущий Лизард тычет горящей свечой в обнаженные груди скулящей девушки, которую крепко стискивал его приятель, зажав ей рот. Глаза хусры были полны ужаса, кожа на груди покрылась красными пятнами. Ее подружка, вспотевшая от страха, замерла, не обращая внимания на задранный подол, под которым уже шарили две пары рук.