Муридова Смерть

Однако Цавар чувствовал себя в своей тарелке. Кодасте показалось, что он тут всё знал: по его словам, он уже не раз по долгу службы на крейсерах этого типа летал. Сейчас они проходили по узким коридорчикам, между закрытыми дверями, в медблок. Оттуда уже можно на мостик. Но хатраку что-то не нравилось в голосе Цавара, но непонятно что. Диалог «о неприязни к хатракам» воктонец больше не начинал, что тоже немало удивило Кодасту.

В самом медблоке их встретила стерильность и темнота. Электричества здесь совсем не было. Пол под одним из операционных столов провалился, из-за чего тот частично оказался на нижнем этаже: из дыры торчала только лампа. Цавар остановился и осматривался вокруг. Кодаста заметила полное отсутствие лекарств, так как темень ей была нипочём. Кроме одного стеклянного ящика, потерявшегося в самом углу: она подошла к нему и взяла три упаковки. Надписи на них оказались на неизвестном ей языке, но, смотря на картинки, она поняла, что это болеутоляющее.

— Что это? — спросил Цавар и забрал их у Кодасты. — А. Написано, что универсальные, — объявил он. — Универсально нас всех убьёт.

— А если серьёзно? — попросил его Модесто.

Тот повернулся к нему, раздал обоим по одной упаковке и попросил поглубже спрятать.

— Ими вся армия Вортааг пользуется: не убьёт и вас, — напоследок добавил он. — Но не обещаю, что будет приятно.

После медблока их продвижение замедлилось: воктонец шагал уже не так бойко, как раньше. Это заметили и человек, и хатрак. Они уже подумали, что он всё-таки заблудился, но просто виду не подавал. Однако они не останавливались, а шли куда-то: детали Цавар по непонятной причине скрывал. И это не могло Кодасту не волновать. Но беспокоилась она не из-за промедления, а за душевное состояние напарника. На вопросы он не реагировал. И чем дальше, тем медленнее они шли.

— Так, говори прямо, мы заблудились? — вспылил Модесто. — Какого мы ещё не на мостике?!

— Успокойся, — ответил ему Цавар. — Просто воспоминания, — объяснил он и, медленно потянув руку, нажал кнопку, открывающую двери.

Внутри были капсулы с костюмами радхимбиозащиты. Воктонец медленно перешагнул порог и подошёл к одной из них. Кодаста же начала гулять по залу: свет тут с натяжкой, но горел. Дисплеи, с помощью которых можно открыть эти капсулы, были отключены. Устройства проверки костюмов, насколько могла понять Кодаста, работали на резервном питании. Куда подевался весь персонал? Убежал, или его взяли в плен? На эти вопросы, наверное, никто из них ответить не смог бы даже при желании.

— Скажи, почему ты не попал в «примирители»? — спросила она у Цавара, который всё ещё сидел и глядел на капсулу.

В ответ услышала глубокий вздох и долгое-долгое молчание. Но она терпеливо ожидала. Модесто не вмешивался: то ли ему было интересно, то ли он копался в собственных мыслях, удобно устроившись на приборной панели. Наконец воктонец начал говорить — медленно и протяжно:

— Не прошёл экзамен.

Кодаста подошла к нему и посмотрела на РХБЗ-костюм. Он был будто совсем новым: резко контрастировал с окружающей его обстановкой. На нём не было ни грязи, ни царапины, ничего.

— Я всегда плохо учился, — продолжил Цавар с грустью и разочарованием. — Не мог я разрешать эти конфликты. Теорию ещё понимал, а вот практические занятия никогда мне не давались.

Кодаста не могла сказать, что удивилась такому ответу. Это было вполне ожидаемо. Но ей было интересно его слушать. Тон его речи с горечью был обращён… К кому?

— Не знаю, как я прошёл всё это, — продолжил он. — Но впереди был экзамен по терапии в паре… Я, один из сокурсников и «пациент»…

Не увидеть здесь обиды нельзя: тон его голоса чётко давал понять на кого обида. Часть: «Один из моих сокурсников», — он выделил отчётливо. Кодаста догадалась, кого именно винить в последующих событиях.

— Мы его провалили… Всё из-за него! — подтвердил догадки Цавар.

— А что он сделал? — спросила Кодаста, зайдя ему за спину. — Ты ни в чём не виноват?

Воктонец приблизился к капсуле и провёл по её дверце рукой. В помещение вернулась тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием. Торопить события никто не собирался. Тот будто находил, что сказать в своё оправдание. Или нет?

— Здесь нет моей вины, — разогнал он тишину. — Сокурсник всё испортил… Он даже не смог вспомнить теорию… — объяснился он.

Кодаста ощутила в его голосе некую плаксивость. Будто она заставила его отчитываться перед всеми. Ей было неясно, как реагировать. Понимание, что это не она решает этот ребус, а сам Цавар подкидывает ей подсказки, присутствовало. Только вот зачем? Ему что-то нужно от неё? Чего он этим добивался? А может, посчитала Кодаста, на эти вопросы вообще нет ответа.

— А я всё делал как надо!

Откуда ему было знать, что он делал всё верно? Он же несколько раньше сказал, что ничего у него не получалось… У Кодасты появилось желание рассказать о противоречии, но она промолчала. Сама не знала, почему. Но ей было забавно его изучать. Что-то в этом определённо было.

— Он меня постоянно перебивал! Я пытался разглядеть проблему, а он лишь уводил «пациента» в сторону.

Обида усилилась. Его эмоции были одновременно настоящими и нет. Кодаста придирчиво рассматривала Цавара. Она не верила, что он устроил здесь истерику по прошлому. Это воктонцы: они умели контролировать эмоции.

— Он постоянно «пациента» запутывал. Я пытался взять инициативу, но он не позволял. Я задам вопрос, «пациент» ответит, а следующий вопрос сокурсника куда-то в потолок.

К чему он вёл? Он пытался заставить Кодасту поверить, что говорил правду? Правды тут мало, насколько она могла судить. Слишком уж эти односторонние обвинения казались беспочвенными.

— И когда это перетекло в полнейший абсурд, экзаменатор нас остановил и сказал, что мы провалились…

Что он имел в виду под абсурдом? На это тоже не было ответа. Но тон воктонца однозначно давал понять, что дело далеко не в этом. А основная часть его рассказа только началась.

— Ты говорила, что родители тобой гордились, — внезапно обратился он к хатраку. — А вот мои нет.

Неожиданный поворот. Кодаста не знала, что на это отвечать. Она рассчитывала просто слушать и изучать монолог Цавара. Но он не дал. Но, заметив, что тот не ждёт от неё ответа, промолчала. Не хотелось сбивать его с мысли.

— Они требовали от меня успехов. Вся семья была в «примирителях». Химвойска были не для нас.

Этим откровением он Кодасту окончательно запутал. Она попыталась построить теории о морали его слов, но они рассыпались в труху. Было глупостью думать, что он пытался что-то до неё донести. Но нутро подсказывало, что не всё так просто. И она продолжила слушать дальше.

— Но я не мог. Меня били, выгоняли из дома на время, запирали в подвале.

Он пытался сказать, какие у него ужасные родители, а у неё хорошие? Быть такого не может. Полный бред.

— Поэтому я пытался скрыть свои провалы. Я ненавижу ошибаться и проигрывать.

А вот это, посчитала Кодаста, конкретное послание. Но в чём оно заключалось? Они на крейсере, скоро позовут силы Вортааг на помощь, эвакуируются. Но он говорил о каком-то проигрыше.

— Чего я только не делал, чтобы родители не узнали о провалах… Но тогда я понимал, что никак не скрою, но надеялся, что могу пересказать события родителям выгодно для себя.

Кодаста сосредоточила взгляд на затылке Цавара. Скоро должна быть развязка.

— Но мне мешал мой сокурсник…

В тоне его голоса было то ли предупреждение, то ли угроза. Но кому? Кодаста всё ещё не понимала, зачем он перед ней целое выступление организовал. Её молчание его никак не тревожило. Он знал, что она слушала.

— В нашем поселении новости распространяются быстро. А он был явно не из молчаливых. Как и вся наша раса, по стереотипному мнению.

Угроза никуда не исчезла. Этого невозможно не слышать. Но угроза куда-то в прошлое, обращённое к сокурснику, или угроза кому-то в настоящем?

— Я почти сразу позвал этого сокурсника на речку…

Угроза перетекла в предупреждающий тон. Кодаста это заметила и замерла. Но кого он хочет предупредить? Одни и те же вопросы как по кругу. Это уже начало надоедать.

— Мы пришли туда, и я без лишних слов ударил его по животу. Сильно…

Его пальцы сжались в кулак. Ему это было вспоминать, как казалось хатраку, противно, но он всё же вспоминал.

— Я пнул его по голове. Со старанием.

Зачем эти угроза и предупреждение? Не ей же они адресованы. Это бред. Да и зачем это ему? Она же ничего плохого не сделала. И не планировала делать.

— После окунул его лицом в воду. Требовал под страхом повторения ничего никому не говорить. Говорить только то, что я скажу.

И это всё из-за родителей… Кодасте действительно повезло, что никого калечить ей не приходилось ради сокрытия тайн. Но зачем она вообще об этом рассуждала?

— Зачем? Ещё больше я ненавижу, когда о моих провалах кто-то узнаёт.

Эти слова были произнесены с агрессией и угрозой. Но Кодаста ума приложить не могла, кому конкретно они обращены. Риму? Да! Точно! Цавар угрожает Риму в случае провала. Это было понятное и удобное объяснение. И задаваться лишними вопросами Кодаста совсем не желала. Такого мозгового штурма ей было достаточно.

Но потом до неё дошло осознание всей катастрофичности ситуации: один её напарник пристрелил своего знакомого за неправильное виденье ситуации, другой чуть не утопил сокурсника за общий провал. Кодаста отошла от Цавара и встала по середине между ним и человеком.

— Два моральных урода, — выпалила она.

— Три, — поправил её воктонец, громко рассмеявшись.

Нельзя было не заметить, как от угроз и агрессии тон его голоса перешёл в юмористический, но одновременно какой-то серьёзный. Его навыки манипуляции с голосом Кодасту не могли не удивлять. Но к чему это было? Она ещё ничего не делала. Никак себя с плохой стороны не проявила.

— Не понимаешь? — сообразил Цавар, повернувшись к ней головой. — А что было в храме? Какие эмоции тебя преследовали? Что это была за ненависть?

Память ей выдала только то, как она водила их по коридорам и рассказывала религиозный сюжет о святом, что пришёл спасти хатраков. Ненависти она, как ей казалось, тогда не ощущала. Слова сами нашлись:

— Это было художественное преувеличение.

Цавар промолчал, обдумывая ответ. А вот Модесто ожил и хмыкнул:

— Это теперь так называется? Ну-ну…

Кодаста смотрела то на одного, то на другого. Они изучали её так, как она сама себя изучала. И в этом деле они продвинулись, как она видела, куда глубже. Но и они не понимали всего.

— Иногда мне кажется, что у тебя расстройство личности, — добавил воктонец.

На эту реплику она просто не нашла ответа. Но была с ней не согласна: себя ощущала цельной. Никаких противоречий не было. Кодаста вглядывалась в Цавара, пока тот наблюдал за Модесто. Все друг от друга чего-то ждали. И вот человек поднялся с насиженного места и объявил:

— Давайте заканчивать отдых: меньше слов, больше дела. Нам ещё помощь звать.