Муридова Смерть

Кодаста взяла клинок и вонзила его в живот Модесто. Он отвлёкся на Артура и поплатился. Остриё легко проходило через мясо. Оно прошло насквозь. Со рта и носа человека полились ручьи крови и капали Кодасте на руки. У неё был приятный запах. Револьвер громко упал на пол.

Кодаста отпустила рукоять, и тело человека безвольно пало. Теперь в её голове была только блаженная тишина. Никакой боли. Никаких противоречий. Она поступила по справедливости. Справедливость настигла человека. Теперь Кодасте было легко и безмятежно. Она словно выполнила свою цель. Или ещё нет?

Она подняла револьвер. Он был для неё таким лёгким, но отлично ложился в ладонь. Она отодвинула барабан: шесть патрон. Столько, сколько нужно.

Неожиданно храм осветил яркий свет. Кодаста обернулась и увидела, как спутник освобождает звезду. Затмение проходило. Глубокая тьма отступала. Пыль весело играла в лучах. Впервые за долгое время Кодаста улыбнулась от счастья. Труп лежал весь в крови, и она блестела на свету.

Но внезапно Кодасту отвлёк шум. В храм зашёл Цавар и тут же бросился к телу Модесто. Он упал на колени и долго и молча смотрел на окровавленный труп. Она понимала, что в его голове один немой вопрос.

— Зачем? — обречённо спросил воктонец, посмотрев на неё.

Кодаста же смотрела на него в ответ и думала, что ответить. Ответов много.

— Он был во всём виноват, — не без удовольствия сказала она, бросив взгляд на тело. — Почему ты не разглядел этого? А?

— Я думал… — плаксивость в его голосе стала очевидной, выдавая надлом.

— Что ты думал? — перешла на агрессию Кодаста. — Меня, значит, допрашивать можно, а он не при делах? Так?!

Цавар положил ладони на тело Модесто и издавал что-то похожее на всхлипывания. Он всё понимал, думала она. Он знал свою ошибку.

— Ты провалился, — отрезала Кодаста. — Правильно, что тебя не взяли в «примирители». Модесто был главной угрозой, а не я! — крикнула она на воктонца. — Как ты этого не увидел?

Но, казалось, Цавар ей не верил. Он сидел и хлюпал носом, пока Кодаста ходила, всматриваясь в него.

— Он подговаривал тебя, говорил, что я какая-то не такая. Ты попался на его манипуляции! — вновь крик вырвался из её рта. — Он не знает, что такое справедливость. А я знаю!

Цавар ничего не ответил. Он будто чего-то ждал. Прекращение её гнева? Да, наверное. Кодаста выдохнула и оставила его, а сама пошла за паспортом.

Он лежал в пыли. Чудо, что он не упал вниз. Она подняла его и дунула: пыль мигом слетела с его обложки. На неё смотрел красивый двуглавый орёл. Золотистые буквы были как никогда чисты.

— Я говорил тебе, что ненавижу ошибаться, — вдруг подал голос воктонец.

Кодаста только еле слышно хмыкнула. Да, она знала. Он ошибался раз за разом.

— Ещё больше я ненавижу свидетелей моего провала! — крикнул он.

Внезапно сзади она услышала быстрые шаги.

— Родители не должны знать! — проорал он.

Она только успела обернуться, как Цавар со всей силы толкнул её. Земля ушла у неё из-под ног. Лицо воктонца стремительно отдалялось. В спину бил ветер. Кодаста закрыла глаза.

========== Крушение идеалов ==========

Их пути неправедны

Свет проникал сквозь арматуру, пыль и падал на разбитый визор РХБЗ-костюма. Спина ныла: обломки впились прямо в неё. В глазах двоилось. Разум не мог понять, что произошло. Руки ослабли и не хотели подниматься. Трещины на стекле паутиной расползлись по всей площади визора. Кодасте не удавалось хоть что-то разглядеть.

Но со временем в мозг начали просачиваться мысли. Горькие мысли. Мелькал диалог с Модесто. Мелькал диалог с Цаваром. Ради чего она шла с ними? Из-за чего всё закончилось так? Зачем нужно было убивать Модесто? Где-то в глубинах сознания слышался электрический шёпот. Муриды.

«Муриды и люди — это одно и то же!» — последние слова Модесто. Их будто выжгли в памяти. И теперь смысл отчётливо донёсся до Кодасты. Они больше не вызывали острой боли. Только осторожный интерес. И как Кодаста не дошла до этих мыслей раньше, сама?

Внезапно старые воспоминания вырвались из-под замка психологической защиты, и Кодаста могла их изучить. Она вдруг обнаружила, что уже видела муридов. В далёком детстве она видела нескольких муридов, выбравшихся из административного района города. У одних — щупальца, голубо-ледяной цвет, нитями света окутавший их экзокостюмы; у других — парадно-серебристая броня, розоватые отростки на плечах, высокий рост, многоглазый шлем. Они её очень напугали. Она осознавала этот страх всю жизнь, но не могла найти истоков.

Но её, маленькую, поразило ещё и то, что вместе с муридами шли люди. Она не понимала, как добрые люди, как рассказывали родители, могли дружить с такими чудищами. Кодаста вспомнила этот вездесущий холод первой встречи. Может, Модесто был прав?

Удивительно, но даже такое откровение не вызвало боли. Только разочарование. Кодаста смотрела на крышу храма, разделённую визором на тысячи осколков. В голове пронеслись истребители, что испепелили это место. Оно стало мёртвым — Кодаста больше не чувствовала энергии храма. Что бы это значило?

Физическая боль не проходила, а только усиливалась. Кодаста сквозь муки подняла руку и достала из кармана пачку болеутоляющих. Это её единственное спасение. Она приподнялась и сняла шлем, отбросив его подальше — теперь он бесполезен. Туда же отправился сломанный автоматический переводчик — он не нужен, немецкого и хатракского достаточно.

Выдавив из блистера две таблетки, она закинула их в рот и мигом заглотила, ожидая чудотворного эффекта. И он не заставил себя ждать: через пару минут боль стала отступать, а Кодаста смогла спокойно встать. Но ноги не удержали её и повели в сторону, где она упала на колени.

Перед её глазами оказалась разбитая вдребезги статуя духа леса. Нет, этого не должно было произойти. Она взяла её в руки, и та развалилась как песочная. Слёзы полились из глаз. Она статую не спасла…

Внезапно снаружи послышался гул винтов. Кодаста подняла голову и увидела, как над ней пролетал транспортный вертолёт имперцев. И она сжала остатки статуи в руке. Сволочи… Они виноваты.

Их словом не исправить

В Кодасту забиралась злоба. Злоба на абстрактного человека, идущего рядом с муридами. Перед глазами проносились кадры уничтоженного города, чёрных клубов дыма и грохота боёв. Они виноваты. Эта агрессия заставляла двигаться дальше. Но куда?

Она развернулась, и внезапно во тьме подвала показался Артур Раудис, свернувший за угол. Кодаста уже хотела броситься к нему, как боль в ноге дала о себе знать. И это помогло ей найти римский паспорт. Она не знала, зачем его взяла: наверное, привычка. А затем она, подобрав револьвер, побрела вслед за Артуром, надеясь, что он не уйдёт далеко.

По дороге она заметила, как то самое храмовое чувство стало возвращаться. Но оно было уже другим: дарило Кодасте уверенность в знакомых ей людях. Но ненависть к человеку не пропадала. Её будто разрывали на две части.

Мозг подбрасывал воспоминания, как она резвилась с людскими детьми в человеческом секторе. Как в мяч играли. Как лазили по крышам высоток. Как приходила к ним на праздники. Даже смотрели на салют. Некоторое время она себя считала человеком.

Тем временем Артур вновь показался в темноте, и Кодаста ускорила шаг, пролезая через обвалы стен подвала и пола храма. В мыслях всё ещё стояли радостные лица ребят от совместных игр.

Но противоположная сторона, сторона ненависти, не собиралась сдаваться и тоже подкидывала воспоминания. Вот уже перед глазами была картина того, как эти же дети над ней издевались, не хотели принимать её в своё общество. Но в этой картине, как подметила первая сторона, не объяснялось, как Кодасте удалось влиться в их коллектив. А сама Кодаста так и не смогла вспомнить.

Воспоминания продолжали наступать на неё. Она увидела, как её, маленькую, толкнули с крыши какого-то гаража. Воспоминание кричало, что это — результат неприязни людей к ней. Но сторона человеколюбия подсказывала, что это вышло случайно.

И вот Кодаста остановилась, и чтобы разрешить этот конфликт, осмотрелась. Ничего не поменялось: разрушения, разрушения, разрушения. Заваленные дверные проёмы, холод, муридские стоны снаружи. Только и оставалось спросить: это тоже вышло случайно?

Воспоминания о детстве исказились, потускнели и почернели. Она не могла на это смотреть, но была вынуждена. Улыбка с лица детей пропадала, их количество уменьшалось, а городской пейзаж постепенно превращался в разрушенный мир. В тот, в котором она сейчас находилась.

И это вернуло её в реальность. Она стояла у лестницы наверх, а вокруг — одна тьма. До этих глубин лучи звезды не доставали. А на последней ступеньке стоял Артур Раудис, смотря прямо на неё. С муридскими руками вместо человеческих… Это повергло её в шок.

Её пробила дрожь. Он продолжал просто стоять, чего-то ожидая. Металлические пальцы были сжаты в кулак. Выражение его лица было не разглядеть. Будто мыльная маска. Кодаста не понимала, что делать.

Но первый ход сделал Артур, просто ушедший куда-то вдаль. А она осталась одна. В голове ничего хорошего: только ликование стороны ненависти. Истинный облик людей начал ей открываться. Но сторона человеколюбия не позволяла поверить в это.

Их храмы отравлены

Кодаста поднималась по ступенькам, желая узнать лицо людей. Она шла за Артуром. Человеком? Или муридом? Она слушала неведомый гул, бьющий прямо в уши, и внезапные разговоры. Она не могла разобрать слов. Сторона человеколюбия ухватилась за это и нашептала, что это может быть её спасение. Какое спасение? В чём спасение? «В справедливости», — услышала Кодаста в ответ. Но в это она больше не верила.

Сторона ненависти подкинула воспоминания, связанные с Артуром. Он показывал фотографии человеческих святынь. Они были такими разными и великолепными. Она это хорошо запомнила. В этом была человеческая культура. И никаких муридов. И вновь возник образ Модесто. Истинно верующий, не подпустивший к себе чудовищ. Сторона ненависти подсказала, что остальные люди его предали.

Но сторона человеколюбия вспомнила про родителей. Про то, как они знакомили маленькую девочку с Артуром, как возили на людские планеты, как водили на деловые встречи с людьми-поставщиками для семейного магазина. Резко потеплело на душе. Ноги сами остановились, чтобы она насладилась этими воспоминаниями. Именно родители привили любовь ко всему человеческому. Кодаста взяла в руки паспорт и вновь на него посмотрела. А на фоне слышались приближающиеся человеческие разговоры.

— Артём, ты говорил, что беглецы где-то здесь? — проговорил уже знакомый голос.

— Да, разведка говорила, — подтвердил другой. — Я обследую эти туннели, а вы бегом к храму.

Она вспомнила этих людей. Ещё тогда, на эстакаде, она видела их вместе с муридом. Страшным и огромным. И вся теплота ушла, оставив место холоду. Сторона человеколюбия отступила. Кодаста подняла взгляд и вновь встретилась с Артуром. Всё его тело было покрыто голубо-ледяным узором. Как у муридов…