Только (не) с тобой!

Глава 20

«Смирись». Легко ему говорить. Уже часа три я бесцельно бродила по комнате, ни на чём особо не сосредотачиваясь. Да и вообще чувствовала себя в какой-то прострации, что ли. В голове как набатом било лишь одно слово «смирись». Да черта с два я смирюсь! Очнулась внезапно, когда поняла, что в комнате темно. Наступила ночь, а я и не заметила. Замерла напротив окна, на лицо иногда падали лучи прожекторов. Спать в этом доме было бы глупо, но организм требовал отдыха. И пришлось идти на риск. Упала на постель, вдыхая аромат чистоты, проваливаясь в сон. Правда спокойствия в этом сне не было, я даже не спала, а дремала. Прислушивалась к каждому шороху в доме. Наверно, дело всё в том, что изнутри я запереться не могу, мою дверь поменяли. Теперь никакой преграды нет. А под утро мне вообще стало не до сна, к горлу подступила тошнота и я заперлась в ванной. Умылась холодной водой и без сил опустилась на пол, прижавшись к стене спиной. Слабость была просто невыносимой. Пришлось несколько минут посидеть, опустив голову на колени, чтобы снова не вывернуло. Я уже и забыла из-за всех этих переживаний, что во мне теперь ни одно, а два сердца бьётся. Несмотря на дурноту, я улыбнулась и погладила живот. Впервые осознав, что это правда.

— Прости меня, малыш, я постараюсь нервничать поменьше, — из глаз покатились слёзы. — Только потерпи немножко, выберусь отсюда, и всё будет хорошо. Я тебе обещаю, я вытащу нас.

Не знаю, подействовали мои слова или ещё что, но стало легче, тошнота слегка отступила. Осторожно поднялась с пола, чтобы снова не вызвать рвотный позыв. Снова умылась и тут в дверь ванны, раздался настойчивый стук, заставивший вздрогнуть от неожиданности. Машинально коснулась живота и тут же отдёрнула себя. Никто в этом доме не должен узнать о моём положении. Это может очень плохо закончиться, не для меня конечно, для ребёнка. Я прекрасно знаю, чем занимается мой отчим. У него есть партнёр по бизнесу в Питере. Я даже однажды как-то фамилию слышала. Что-то на «з». То ли Зорин, то ли Зоричев. А нет, вспомнила, Зорицкий. У него фармацевтическая фирма, которая просто прикрытие. Его фирма производит различные препараты, но я думаю, что и наркотиками они занимаются. Понятно, зачем отчиму нужен бизнес моего отца. Транспортировка этих веществ, тогда будет очень простой. Мой отец же никогда не занимался криминалом, за это его ценили, потому и доверяли.

И тут вдруг мне вспомнилась статья из газеты, которую мы разбирали вместе с Авророй. Там были упоминания о таинственном наркобароне, так может это Лазарь и есть и если так, то они точно сделают всё, чтобы получить мою подпись. То, что было до этого всего лишь цветочки. Стук повторился, и я снова вздрогнула, уже и позабыв о визитере. Теперь выходить мне было страшно.

— Варя, сколь ты ещё планируешь там отсиживаться? — расслабилась, услышав голос матери. — Выходи немедленно!

Я зажмурилась и открыла дверь, выйдя к своей родительнице. Она сидела на моей кровати, закинув ногу на ногу и покачивая одной. А ещё пила кофе из маленькой фарфоровой чашечки. И выглядела великолепно, волосы собраны в строгую прическу, бордового цвета брючный костюм, под пиджаком белый топ, на ногах чёрные лабутены. Всегда такая элегантная и красивая, годы её совсем не портят, а совсем наоборот. Рядом с ней на постели стоял поднос со стаканом апельсинового сока, тарелкой овсяной каши с кусочками свежих фруктов.

— Поешь, — кивнула мама на поднос, отставив свою чашечку на блюдце, которое стояло рядом с кашей. Вау, меня так не кормили, даже когда я жила тут на законных правах, так сказать. Думала, что кроме стакана воды и корки хлеба ничего не получу. Выглядит подозрительно, но есть хотелось безумно. Тем более сейчас не только о себе нужно волноваться. Когда я присела на кровать, мама поднялась и отошла к окну. — Пока есть такая возможность, — и она противно усмехнулась.

Я налегла на кашу так, как будто не ела уже целую вечность и мамину шпильку пропустила мимо ушей. Сейчас я ощущала себя хомячком, очень страшно было, что опять вырвет, поэтому закидывала всё в рот и когда жевала, щеки забавно раздувались. Очень порадовало и то, что мать в мою сторону не смотрела, иначе она бы точно всё поняла, как женщина заметила точно. Прикончила свой завтрак достаточно быстро и всё запила соком. Сразу даже на душе как-то легче стало. И мысли стали яснее. Теперь всё не казалось таким невинным, и этот завтрак, скорее всего небольшой подкуп и то, что мама сама его принесла тоже.

— Ты же понимаешь, что я ничего не подпишу, да? — риторический вопрос просто, чтобы привлечь к себе внимание. Мама, казалось, очень сильно задумалась, высматривая, что-то в окне.

— Само собой, — задумчиво произнесла она и обернулась ко мне. — Только вот совсем не понимаю твою принципиальность. От тебя нужна только подпись, а потом ты будешь богатой, хорошо обеспеченной девушкой, не в чем не будешь нуждаться. Тебе никогда не придётся делать, что-то самой.

— Мне не нужны эти деньги. И я не хочу, чтобы бизнес моего отца строился на крови. Или ты думаешь, я не знаю, что планирует транспортировать отчим? Сколько жизней будет тогда загублено? — конечно, ей было плевать на всё и на всех. В ней всегда было больше меркантильности. Хотя раньше, она была не такой, она была доброй, отзывчивой и весёлой. Что же пошло не так.

Она очень долго молчала, внимательно меня разглядывала, а когда заговорила, голос сочился ядом.

— Ну, конечно, как я могла предположить такое, как мне вообще могло прийти это в голову? — Она яростно усмехнулась. — Ты такая моралистка, — тяжело вздохнула и со злостью произнесла фразу, которая и предназначалась даже не мне, это были скорее просто мысли вслух. — Вся в мать.

— Что?! — бестолково переспросила, потому что не совсем уловила смысл, хотя может мне этого просто не хотелось. Но, почему она говорит о себе в третьем лице или так будто о другом человеке? Подсознательно я уже знала ответ. Женщина посмотрела на меня удивлённо. Похоже, лицо моё выглядело ошалело, и она весело рассмеялась.

— Так Янка тебе не рассказала? — теперь она прямо лучилась.

— О чём? — в горле резко пересохло.

— Я тебе не мать, дорогая, — дыхание перехватило, сердце забилось быстрее. — О как же я мечтала увидеть твою реакции. Столько лет представляла, как это будет. И признаюсь, ты не разочаровала меня, милая.

Я поднялась с постели и замерла. Казалось, сделаю ещё хоть шаг и упаду.

— Как… — голос был хриплым и я прокашлялась. — Как такое возможно? — спросила, качнув головой. — Я же видела фотографию. Там ты беременная стоишь рядом с папой, — да я и правда видела эту фотографию, прямо перед тем, как мама избавилась от них всех.

— Ах да, конечно, та, — она притворно задумалась. — Наверно, стоит пояснить, чтобы ты поняла, наконец. Твоя мать моя сестра-близнец… О, я вижу это осознание в твоих глазках. Да, нас всегда было двое — Кира и Тина, — она усмехнулась, но вскоре снова стала серьёзной. — Но мы никогда на самом деле не были близки. Тинка была не такой как я. Совсем не такой, — она усмехнулась, погружаясь в воспоминания. — Когда мы только родились, она была очень слаба. Врачи думали, вообще не смогут её спасти, но она выкарабкалась. Правда всю жизнь мучилась, проблемы у неё серьёзные с сердцем были. Но вот, что самое интересное, я родилась здоровой, почти. Я не могу иметь детей. Вот ведь ирония судьбы, — она посмотрела мне в глаза. — Тинка встретила твоего отца на первом курсе института культуры, я в это время была в Санкт-Петербурге. А когда приехала у них уже была любовь. Такая, о какой я и мечтать не могла. Ты бы знала, как он на неё смотрел, как заботился, буквально пылинки сдувал, вёл себя так, будто она хрустальная. Когда Тина только познакомила меня с Лёшкой я признаться и внимания-то на него не обратила. Мы виделись всего несколько минут. Твоя мать только и успела представить нас друг другу, потом твой отец уехал на какую-то встречу, я уже и не помню. Тогда я была под впечатлением от Питера и не могла думать о чём-то другом. Но вот потом, когда я увидела его второй раз. Он встречал нас с Тиной после её сессии. Тогда-то я его уже рассмотрела. И тут же влюбилась. Ты же помнишь, как красив был твой отец? До твоего рождения он был ещё красивее. В такого любая бы влюбилась. Но он был поглощен твоей матерью так, что на других женщин внимания не обращал даже. Хоть мы и были внешне похожи, но Лёша видел в Тинке то, чего не было во мне. Её чистое сердце, не омрачённое завистью, темнотой и жестокостью этого мира. Она не была наивной, нет, она просто была доброй. На всё смотрела с оптимизмом. Видела хорошее там, где казалось, его и не было. Но она была слабой и не хотела становиться другой. Но вот их отношения с твоим отцом. Их любовь подарила ей крылья. Ты, конечно же, не знаешь, но она была художницей. И постоянно рисовала. Это было не просто увлечением для неё — это было её одержимостью. А когда она встретила твоего отца, почти не рисовала, захваченная чувствами. Но когда всё же изредка брала в руки кисть, картины её оживали, были яркими и красивыми, рождали в душе тепло. А разделял с ней это тепло твой отец. И в эти моменты я ей завидовала до дрожи. Мне хотелось того, что имела она. Сколько бы я не боролась, сколько бы ни привлекала к себе внимания, Алексей игнорировал всё. А один раз прямо заявил, что любит мою сестру и пытаюсь я напрасно. Он был очень умным и, конечно, всё понял. Он был ласков и нежен, только по отношению к Тинке. И просто отказал мне. Меня это разозлило и унизило. И я отступила ненадолго, выжидая подходящего момента. Спустя какое-то время Лёша сам позвонил мне. Уже обрадовалась, но он звонил, чтобы сообщить о том, что Тинка попала в больницу. Естественно я рванула туда, как бы я не относилась к её парню и какие бы чувства не испытывала, она всё-таки моя сестра. Когда приехала, узнала, что она ждёт ребёнка. Оттого ей и было плохо в тот день. Я уже не раз говорила, она была слабой. Так и врачи говорили. Предупреждали, что она может не выжить, что лучший вариант сделать аборт. Но она так тебя хотела, — если до этого женщина говорила спокойно, то эти слова выплюнула с яростью. — Она была очень упряма. Говорила: даже если умру, мне будет приятно знать, что я хоть что-то после себя оставлю. Она сразу сказала, что у неё девочка будет, она это чувствовала. И они оба решили рискнуть. Тинка пила витамины, часто была у своего врача, а Лёшка заботился о ней ещё тщательнее. И беременность её протекала хорошо, без каких либо осложнений. Но вот роды были тяжелыми и она не выдержала. Да и тебя еле спасли, думали, не выживешь, но ты будто наперекор судьбе начала бороться за свою жизнь. И стала единственным якорем держащим Лёшку в этой жизни. Смерть Тинки сильно подкосила его, но ты не позволяла ему сдаваться. Твой отец просто сошёл с ума от горя. Мы все понимали, одному с ребёнком ему не справиться. После похорон я поняла одно — это мой шанс получить то, чего желаю. И я пришла к нему. Убедила, что нельзя, чтобы девочка была лишена материнской любви. И он принял меня. Тогда я поклялась себе, что раз Бог никогда не наградит меня детьми, полюблю тебя как собственную дочь. А воспоминание о твоей матери мы похоронили. Договорились, что забудем прошлое и вырастим тебя вместе, — она впервые за всё время искренне улыбнулась, а потом по её щеке скатилась одинокая слеза. Правда теперь я не верила в её искренность. Хотя может, это и было искренне, только вот, что она оплакивала? — Всё было просто прекрасно. До поры до времени. Твой отец часто стал называть меня её именем. Я постоянно отдергивала его, он извинялся, но всё повторялось раз за разом. Пока я не пригрозила, что уеду. И оставлю вас одних. Это подействовало, Лёша пришёл в себя и всё вернулось. Мы были счастливы. Вскоре ты подросла и стала очень похожей на мать. Всем. Теперь он сам забыл обо мне, всё его внимание принадлежало тебе. Вся его любовь принадлежала тебе. Как бы я не пыталась, этого было не изменить. Ведь ты точная копия Тинки, такая же светлая и выглядишь так же. Ия возненавидела тебя всей душой. Сначала, твоя мать отняла у меня всё, потом и ты, — мне было ужасно больно от её слов. А ещё от осознания того, что на самом деле я ни одного дня не была знакома со своей мамой. И сегодня я узнала о ней больше, чем когда, как думала, жила с ней в одном доме. Оказалось, что я плачу, а ведь даже и не заметила этого. Так больно мне сейчас было. Но ей этого показалось мало, и она решила добить меня: — И знаешь кто ты теперь? Ты просто маленькая, бедная сиротка.