Путь к пыльной смерти

Глава 4

Когда Харлоу, наконец, вернулся в гостиницу, холл, служивший также и баром, был переполнен. Почти все места были заняты, а возле бара теснилась группа мужчин, по меньшей мере человек шесть.

Мак-Элпайн и Джейкобсон сидели за одним столиком с Даннетом. Мери, Генри и Рори оставались на прежних местах.

Как только Харлоу закрыл за собой входную дверь, гонг возвестил о том, что настало время обеда. Отель напоминал маленькую провинциальную гостиницу, где каждый обедает в один и тот же час или же не обедает вовсе. Это удобно для обслуживающего персонала, но не очень-то удобно для гостей.

Гости поднимались со своих мест, когда Харлоу проходил через холл к лестнице. Никто его не приветствовал, и лишь немногие удостоили его небрежным взглядом. Мак-Элпайн, Джейкобсон и Даннет не обратили на него совершенно никакого внимания. Рори посмотрел на Харлоу зло и с открытым презрением. Мери быстро взглянула на Джонни, прикусила губу и тотчас же отвела глаза. Два месяца назад Джонни Харлоу понадобилось бы целых пять минут, чтобы добраться до нижних ступенек лестницы, но в этот вечер он не затратил на это и десяти секунд. Но если оказанный ему прием и привел его в отчаяние, то ему удалось скрыть свои чувства. Лицо его оставалось бесстрастным, как лик высеченного из дерева индейца.

Очутившись у себя в номере, он быстро умылся, причесал волосы и, подойдя к буфету, потянулся рукой к верхней полке. Достав оттуда бутылку с шотландским виски, он прошел в ванную, отхлебнул глоток, подержал его во рту, а потом с гримасой выплюнул в умывальник. Оставив почти полный стакан на краю умывальника, он поставил бутылку обратно в буфет и сошел вниз, в столовую.

Джонни появился там последним. И тем не менее совершенно посторонний человек привлек бы больше внимания, чем он. Харлоу был уже не тем, знакомство с кем было приятно и выгодно. В столовой свободных мест почти не было. Из четырехместных столиков только за тремя сидели по три человека, из двухместных — только за единственным сидел один человек — Генри. У Харлоу дрогнули губы. Но это произошло так стремительно, что никто ничего не заметил. Затем он, не колеблясь, прошел к столику Генри.

— Не возражаете, Генри?

— Буду только рад, мистер Харлоу. — Генри был само радушие и таким же радушным он оставался на протяжении всего обеда, разглагольствуя на самые разнообразные, совершенно ничтожные темы, в которых Харлоу, как ни старался, не смог найти ничего интересного.

Харлоу, как и все остальные, ясно понимал, что самый факт его присутствия сковывал всякую нормальную беседу. Поэтому Генри, вероятно, счел благоразумным понизить голос и говорил почти шепотом, как разговаривают на кладбище, так что ему приходилось приближаться почти вплотную к лицу Харлоу. И тот почувствовал, хотя и не высказал вслух, огромное облегчение, когда обед закончился. Ко всему прочему у Генри неприятно пахло изо рта.

Харлоу встал из-за стола в числе последних. Без всякой цели он забрел в многолюдный холл. Там он и стоял в нерешительности, праздным взором оглядывая зал. На него никто не обращал внимания. Он увидел Мери и Рори, затем взгляд его упал на Мак-Элпайна, который остановился, чтобы обменяться несколькими словами с Генри.

— Ну, как? — спросил Мак-Элпайн.

Генри ответил как человек, абсолютно уверенный в своей правоте:

— Несет, как от винокуренного завода, сэр.

Мак-Элпайн кисло улыбнулся.

— Как уроженец Глазго, вы должны кое-что смыслить в таких вещах. Молодец, Генри. Приношу вам свои извинения.

Тот наклонил голову.

— Я удовлетворен, мистер Мак-Элпайн.

Харлоу отвернулся от этой сценки. Он не слышал ни слова из того, что было сказано, но ему и так все было ясно. Внезапно, как человек, быстро принявший какое-то решение, он направился к выходу.

Мери, увидев, что он уходит, оглянулась, проверяя, не смотрит ли на нее кто-нибудь. Придя к выводу, что никто не смотрит, подхватила обе свои палки и, хромая, пошла следом за ним. Рори, в свою очередь, выждал минут десять после ухода сестры и затем с небрежным видом двинулся к двери.

Минут пять спустя Харлоу вошел в маленькое кафе и сел за свободный столик, откуда была видна входная дверь. К нему тотчас же приблизилась хорошенькая и молоденькая официантка. Она посмотрела на него своими большими глазами и улыбнулась. Во всей Европе лишь немногие из молодых людей не узнали бы Джонни Харлоу.

Харлоу тоже улыбнулся в ответ.

— Тонизирующий напиток и воду, пожалуйста.

Ее глаза стали еще больше.

— Простите, сэр?

— Тонизирующего и воды.

Официантка, мнение которой о гонщиках — чемпионах мира явно подверглось мгновенному пересмотру, быстро выполнила заказ. Харлоу сидел, время от времени отпивая глоток, не сводя глаз с входной двери. Он нахмурился, когда она открылась и встревоженная Мери вошла в кафе. Она тотчас же увидела Харлоу, хромая, прошла через зал и подсела к нему.

— Хелло, Джонни! — сказала она тоном человека, который не уверен, какой прием ему окажут.

— Признаться, я ждал кое-кого другого.

— Вы… что?

— Ждал другого.

— Не понимаю. Кто…

— Неважно. — Голос Харлоу звучал так же резко, как и его слова. — Кто послал вас шпионить за мной?

— Шпионить за вами? Шпионить… за вами? — Она уставилась на него, скорее не понимая, чем не веря. — Что вы хотите этим сказать?

Харлоу ответил таким же суровым тоном.

— Будто уж вы не знаете, что означает слово «шпионить»?

— О, Джонни! — Чувство обиды так же явственно выразилось в ее больших глазах, как и в звуках ее голоса. — Вы же отлично знаете, что я бы никогда не согласилась шпионить за вами!

Харлоу немного смягчился.

— Тогда почему вы оказались здесь?

— Разве вам не приятно просто меня видеть?

— Я не об этом… Что вам понадобилось в этом кафе?

— Я… просто проходила мимо… и…

— И увидели меня! И вошли! — Он внезапно оттолкнул свой стул и встал. — Подождите, я сейчас…

Харлоу подошел к двери, быстро осмотрел ее и открыл. На мгновение он вышел на улицу, но тут же вернулся. Продолжая стоять в дверях, он некоторое время смотрел в ту сторону, откуда пришел. Потом его интерес сосредоточился на парадном напротив кафе, на другой стороне улицы. Там, в полумраке, стоял человек. Не подавая вида, что заметил его, Харлоу вернулся в кафе, закрыл дверь и сел за свой столик.

— Повезло же вам с глазами, — сказал он. — Просвечивают все, как рентгеновские лучи. Повсюду — матовые стекла. А вы меня тем не менее увидели.

— Ну хорошо, Джонни! Не будем играть в прятки, — сказала она усталым голосом. — Я просто пошла следом за вами. Я беспокоюсь. Ужасно беспокоюсь.

— Все мы беспокоимся время от времени. Видели бы вы меня порой на треке! — Он помолчал, потом спросил без всякой видимой связи: — Когда вы выходили из гостиницы, Рори все еще был там?

Она озадаченно нахмурила брови.

— Да, да. Он был там. Я как раз обратила на него внимание, когда выходила.

— А он мог вас видеть?

— Какой странный вопрос.

— А я вообще человек странный. Спросите любого из гонщиков… Так он мог вас видеть?

— Н-ну… Конечно… Вероятно, мог. Только не понимаю, при чем тут Рори?

— Просто мне не хочется, чтобы бедный мальчуган бродил по вечерам по улицам. Ведь так можно и простудиться. Или даже стать жертвой ограбления. — Харлоу замолчал, обдумывая что-то. — A-а! Вот и идея!

— О, Джонни, перестаньте! Перестаньте! Я понимаю, он не может смотреть на вас без ненависти, не хочет даже говорить о вас, с тех пор… с тех пор… как…

— С тех пор, как я сделал вас калекой!

— О, боже ты мой! — По ее лицу было заметно, что она расстроена. — Он — мой брат, Джонни, но ведь он — не я. Что я могу, если… Послушайте, что бы он ни имел против вас, неужели вы не можете забыть об этом. Вы — самый добрый человек, Джонни Харлоу. Самый добрый человек на свете…

— Доброта ничего не дает, Мери.

— И все равно — вы добрый, я знаю. Неужели вы не можете забыть? Не можете простить его? Вы великодушны. Больше чем великодушны. Кроме того, ведь он еще мальчик. А вы — мужчина. Чем он вам опасен? Что он может сделать?

— Вы бы посмотрели, что может сделать десятилетний вьетнамец, когда у него в руках ружье!

Она хотела было встать. В ее глазах блестели слезы, хотя она и говорила бесстрастным тоном:

— Я не должна была вам надоедать. Спокойной ночи, Джонни!

Но он нежно удержал ее руку, и она не сделала попытки освободить ее, просто сидела, ожидая чего-то, с онемевшим от отчаяния лицом.

Он сказал:

— Прошу вас, не уходите. Я просто хотел удостовериться…

— В чем?

— Как ни странно, теперь это не имеет значения. Забудем о Рори. Поговорим о вас. — Он подозвал официантку. — Прошу вас, повторите, пожалуйста.

Мери посмотрела на него и на вновь наполненный стакан.

— Что это? — спросила она. — Джин? Водка?

— Тонизирующий напиток с водой.

— О, Джонни!

— Что вы все заладили: «О, Джонни! О, Джонни!» — Из его тона нельзя было понять, искренне или притворно его раздражение. — Ну, ладно, вы говорите, что беспокоитесь. Но неужели вы думаете, что я и так этого не вижу? Хотите, Мери, я отгадаю все причины вашего беспокойства? Я бы сказал, что у вас имеется для беспокойства пять поводов: Рори, вы сами, ваш отец, ваша мать и я… — Мери хотела что-то сказать, но Харлоу остановил ее. — О Рори и его вражде ко мне можете забыть, пройдет месяц, и все это покажется ему дурным сном. Теперь о вас! Только не вздумайте отрицать, что вас не беспокоят… ну, наши с вами отношения. Могу сказать, что с этим тоже уладится. Нужно только время. Затем — ваши отец и мать и, в общем, снова я… Ну, как, правильно я говорю?

— Вы давно со мной так не говорили.

— Вы хотите сказать, что я прав?

Она молча кивнула в знак согласия.

— Вернемся к вашему отцу, — продолжал Джонни. — Я знаю, он неважно выглядит, потерял в весе. По-моему, он беспокоится о вашей матери и обо мне. Именно в такой последовательности.

— О моей матери? — прошептала она. — Откуда вы об этом знаете? Ведь об этом знают только два человека — отец и я.

— Подозреваю, что Даннет тоже знает об этом. Ведь они — близкие друзья. Впрочем, не уверен. Но мне рассказывал об этом ваш отец, сам, месяца два тому назад. Понятно, что в те времена он в меня верил, поэтому и рассказал мне все, что касается вашей матушки…

— Прошу вас, Джонни!

— Что ж, это уже лучше, чем «О, Джонни!». Несмотря на все, что произошло, мне думается, он мне еще доверяет. Только прошу вас не говорить ему о нашем разговоре. Я поклялся никому об этом не рассказывать. Обещаете?

— Обещаю, Джонни.

— Последние два месяца ваш отец был не очень-то общительным. Я вполне понимаю — по какой причине. Я не чувствовал себя вправе задавать ему вопросы… Скажите, Мери, это дело совсем не продвинулось вперед? Никаких сведений вы не получили с тех пор, как она уехала из вашего дома в Марселе три месяца назад?

— Ничего, решительно ничего мне о ней неизвестно. А ведь она всегда звонила нам каждый день, если уезжала надолго. Каждую неделю писала письма, а сейчас…

— И ваш отец испробовал уже все средства?

— Папа — миллионер. Неужели вы думаете, что он не испробовал всего, что только мог?