Перебирая жизни

Ирина Лир
Перебирая жизни

По темным летним улицам небольшого городка мчался черный тонированный джип, из салона которого раздавалась громкая музыка, будя своими басами жителей окрестных домов. За рулем сидела блондинка лет тридцати, крепко вцепившись в руль и с остервенением давя на газ. Длинные светлые волосы, все в грязи и запекшейся крови, спутались и торчали во все стороны. Ее, когда-то красивое и ухоженное лицо, а сейчас опухшее от побоев и с размазанным макияжем, вкупе с бешено горящими глазами, смотрелось жуткой маской. Всё тело, покрытое ссадинами и синяками, ныло от нестерпимой боли, горло саднило, а глаза слипались от усталости. Но засыпать нельзя. Не сейчас. Не здесь. До цели оставалось совсем немного. Блондинка, тряхнула головой, отгоняя сон, и с визгом шин, лихо вошла в очередной поворот. «Осталось совсем немного. Уже скоро всё закончится, — шептала она себе разбитыми губами, — Не спать, Ильюха, не спать…»

***

— Не спать, Ильюха! Эй! Подъём! Так всю жизнь проспишь, братан!

Чья-то крепкая рука потрепала Илью за плечо, выводя из пьяного забытия. Он медленно приподнял голову, тряхнул ей пару раз и уставился мутным взглядом на полки с бутылками. Где он? Кругом слышна громкая музыка, разговоры и пьяный смех, а он сидит на высоком стуле за барной стойкой. Илья повернул голову вправо и наткнулся взглядом на пьяно любящегося Антоху. Чуть дальше сидел Санёк и воодушевленно «клеил» какую-то пьяную девицу.

Точно! Сегодня пятница и он с друзьями заскочил, как обычно, в бар. Ага, заскочил. Набухался в хлам. Как только со стула не свалился. Ну да ладно… Всё равно жизнь дерьмо. Просвета нет и не будет. И что остается тогда? Правильно. Напиться и забыться.

В кармане настойчиво завибрировал телефон. Илья еще раз тряхнул хмельной головой и полез в карман. Посмотрев на экран телефона, он злобно выругался. Звонила Ленка, чтоб её! Опять за алименты втирать начнет. А где ему денег взять? Он их не печатает.

И если честно, то Ленка сама и виновата. Угораздила же ее забеременеть сразу после выпускного. И всё. Прощай универ, мечты о престижной работе и безбедной жизни. А можно было без шума решить эту проблему и, разбежались оба в разные стороны. Илья в Москву поступать. А Ленка… Да хрен знает, чего она тогда хотела.

Так нет же. Побежала в соплях рассказывать своим родителям, что Илья отвечать за свои «куролесы» отказывается. Те в припряжку к Илье домой. Вот, дескать, что ваш сынок набедокурил. Тут уж и родители Ильи в бой пошли.

— Как же так, сынок? Негоже это, дитю без отца расти. Не по-людски это… Что люди-то о нас скажут? — причитала на кухне мать, когда они с отцом, после разговора с Ленкиными родителями, устраивали Илье разнос.

— Не будет в семье Самохиных такого позора! Женишься и точка! — стукнул кулаком по столу отец, поднимаясь со стула и вышел.

Потом вернулся и, уже с сожалением глядя на сына, тихо пробурчал:

— А учеба, сынок, никуда не денется. Даст Бог, подрастет дитё и, поступишь ты в своей Москве куда захочешь. Правда, на заочное, но всё же.

Не дал Бог, батя. Ничего не дал. Десять лет, как в тумане. Свадьба, пеленки, детские крики по ночам, работа за копейки, шабашки, вечные ссоры с женой. Запил крепко. С Ленкой развелся и к родителям переехал. По началу они с алиментами на сына Димку помогали. А год назад не стало отца. Сердце. А за ним и мама тихонько ушла. Вот и некому Илье больше помочь. Не к кому со своей бедой пойти. А Ленка всё не унимается. Дай, дай, дай. Вроде и мужика себе уже нашла, и дочку ему родила, а всё нудит. «Сын, — говорит, — твой. И обеспечивать его должен ты». А чем обеспечивать-то?

С работой у Ильи в последнее время совсем не ладилось. То оттуда турнут, то отсюда попросят. С женщинами ему тоже конкретно не везло. Тем, кто нравился Илье, он был не ко двору. А те, кто сами вешались на него, ему и даром были не нужны. В общем, везде засада. Только два друга и осталось, Антоха и Санек. И то, строго по пятницам. В остальное время у них на первом месте были свои семьи и своя работа.

Так, в безрадостных мыслях о своей злосчастной судьбе, Илья и не заметил, как телефон перестал вибрировать и экран погас. Тяжело выдохнув, он засунул телефон обратно в карман и повернулся к Антохе:

— Надолго я рубанулся?

— Да не. Минут на двадцать. Ты как пришел, сразу закидываться начал. Вот тебя и развезло. Ну так понятно. С очередной работы поперли. Тут любой сорвется.

— Угу, — угрюмо буркнул Илья, вспоминая, как мастер автосервиса, в который он устроился всего две недели назад, отчитывал его, как пацана, и за опоздания, и за косорукость, и за хамство клиентам, подытожив кратким: «Уволен!».

— Забей ты на них всех, Ильюха, — похлопал его по плечу Антон, — Найдешь ты себе еще нормальную работу. Не кисни, братан.

— Угу, — опять невнятно пробурчал в ответ Илья.

Голова раскалывалась. Думать о чем-то совсем не хотелось. И разговаривать тоже. Было только одно желание, добраться до дома и завалиться спать.

— Слушай, Тоха, чего-то хреново мне. Пойду я домой, — пытаясь сфокусировать пьяный взгляд на Антоне, промямлил Илья и стал сползать со стула.

— Ты чего, Ильюха! — пытался остановить Илью тот, хватая за рукав, — Еще только десять вечера. Время детское. Выпей, расслабься, с девчонками потанцуй.

— Не, не, я домой, — мотнул головой Илья и, покачиваясь, побрел к выходу.

— Может тебе такси вызвать? — крикнул ему в след Антон.

Илья лишь только отрицательно покачал головой. Да и идти тут было всего два квартала. Проходя мимо большого зеркала у выхода из бара и, мельком взглянув на своё отражение, Илья еще раз убедился, что жизнь изрядно его потрепала. Вместо высокого, широкоплечего спортивного парня, с копной каштановых волос и веселым прищуром карих глаз, коим он был когда-то, на него смотрел худой, сгорбленный, еще молодой, но уже с явными признаками алкогольной зависимости, мужчина, глаза которого давно потухли и выражали лишь обреченность и неспособность сопротивляться жизненным трудностям. Светлая джинсовая куртка свисала с плеч, как рубище.

— Пошли они все, — сплюнул себе под ноги Илья и поплелся дальше.

Выйдя из бара, Илья полной грудью вдохнул прохладный воздух ночного города и нетвердым шагом направился в сторону дома.

Уже, подходя к дому, и концентрируясь только на том, чтобы не споткнуться и не угодить лицом в очередную лужу, Илья не заметил, как к нему подбежал смуглый, кучерявый мальчонка, лет семи, и, буквально путаясь у него под ногами, жалобно заглядывал тому в глаза.

— Дядя, дай пять рублей! Дай пять рублей, дядя! Дай пять рублей! — скороговоркой тараторил мальчуган, не на шаг не отставая от Ильи.

— Отвяжись! — злобно гаркнул Илья, пытаясь обойти мальчишку.

Но тот прилип к Илье, как жвачка к ботинку. То забегая вперед, то пристроившись рядом и, дергая Илью за штанину, продолжал верещать:

— Ну дай, дай пять рублей, дядя!

Не выдержав такого напора мелкого проныры, Илья попытался его несильно оттолкнуть от себя. Но не подрасчитал силы и, мальчонка, не устояв на ногах, плюхнулся задом на асфальт.

— Эй! — раздался за спиной Ильи зычный мужской бас, — Ты зачем детей обижаешь?! Сила есть — ума не надо?

Илья развернулся и заметил недалеко от себя троих. Две цыганки в длинных юбках, одна старая, другая помоложе, сверлили его злым взглядом. А в центре стоял здоровый, тучный, бородатый цыган, лет пятидесяти, в замысловатой шляпе и хитрым прищуром черных глаз. Мальчишка тут же соскочил с асфальта и, обиженно потирая «пятую точку», подбежал и прижался к старой цыганке.

«Вот только вас еще не хватало», — раздраженно подумал Илья.

— Чего молчишь? — ухмыльнулся цыган, — Сказать нечего?

И вот тут Илья всерьез разозлился.

— Да пошли вы все! Все! И ты! И ты! И ты! — орал он, тыкая пальцем в каждого из этой троицы, — И ваш мелкий глазолез! Пошли вы все!!!

К удивлению Ильи, цыган не стал дерзить в ответ. Он лишь перестал щуриться, внимательно посмотрел на Илью и грустно присвистнул:

— Э, парень… Тебе, я гляжу, тошно сегодня.

— Ты даже не представляешь как, — махнул рукой Илья и устало опустился на ближайшую скамейку.

Бородатый, тем временем, махнул головой женщинам и, те, прихватив с собой мальчонку, бесшумно «растворились» в ночи. Мужчина подошел к скамейке и опустился рядом с Ильей.

— Ну, рассказывай, — тихо произнес он, глядя на Илью.

— А чего рассказывать-то? — опустив голову и глядя вниз, безликим голосом ответил Илья.

— Что в твоей жизни такого приключилось, что ты на людей срываешься? Умер кто-то из родных? Или, не приведи Господь, сам убил кого? Может болезнь у тебя неизлечимая?

— Ну ты загнул, — ухмыльнулся Илья, не поднимая головы, — Ничего такого. Просто сама жизнь — дерьмо.

— И с чего ты сделал такие выводы? — не унимался бородач.

Илья приподнял голову, посмотрел куда-то вдаль и тяжело вздохнул.

— Знаешь такое выражение: «Вся жизнь — борьба»? И чтобы жить нужно бороться? Тут борись, там не сдавайся, здесь поднажми, там прорвись. А за что бороться? Куда стремиться? Нет, вот ты мне скажи! А?

— Откуда у тебя в таком возрасте такие печальные мысли? — удивился цыган, — Тебе сколько лет? На вид и тридцати нет?

Илья кивнул.

— Ну вот! Парень молодой, здоровый, руки — ноги есть, голова вроде тоже на месте. Чего тебе не хватает?

— Да не знаю я! — взбеленился Илья, — Вот у всех жизнь как жизнь. У всех есть какие-то радости. Какие-то стремления, увлечения. Какая-то цель. Только у меня всё не так. Всё через одно место. Куда не кинь — везде клин. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — ответил бородач, — У всех, как ты говоришь, кроме радостей есть еще и свои трудности. Жизнь она непростая штука, где-то дает, где-то отбирает. Думаешь у других жизнь — сплошной сахар. Вон, взгляни на него.

Цыган кивнул в сторону соседней скамейки, где сидел какой-то бомжеватого вида мужичонка неопределенного возраста, и с деловитым видом пытался уместить в, уже и так полную, грязную сумку очередную пустую бутылку.

— Как думаешь, у него жизнь лучше твоей?

— Конечно, — ухмыльнулся Илья, глядя на бомжа, — Пошел, бутылок насобирал, выпить — пожрать купил и целый день свободен. Ни о чем париться не надо.

— Вот даже как? — прищурился цыган, — Ты, видать, и вправду не ценишь свою жизнь.

Потом тяжело вздохнул и продолжил:

— Ну что ж… Давненько я этим не занимался. И матушка мой порыв вряд ли оценит… Но, как говорится, для хорошего человека ничего не жалко, — хмыкнул он и, тут его голос стал очень серьезным и каким-то металлическим, — Я даю тебе одну ночь. Только одну ночь. Завтра, ровно в восемь утра, твои скитания закончатся. И кем ты в тот момент окажешься, ту жизнь до самой смерти и проживешь.

— Чего ты мне там даешь? — с усмешкой повернулся в сторону цыгана Илья.

Но того и след простыл. Илья стал оглядываться по сторонам, думая, не привиделось ли это всё ему по пьяни, как рядом раздался скрипучий мужской голос:

— Я очень извиняюсь… Но не могли бы Вы дать мне немного денег? Для здоровья… Поправиться…