Искусство смерти

Гости один за другим с особой аккуратностью поприветствовали утонченного организатора эдакого банкета. Далее Фрагеманн продолжил:

— Вам, наверное, очень интересно зачем я вас всех здесь собрал, но начну из далека… Для полноты картины. — немного улыбнувшись продолжал Фрагеманн.

Фрагеманн подошел к одному из стульев и вальяжно на него сел. Тем временем, люди, сидящие вокруг него чутко ожидали, когда он начнет свое повествование. Фрагеманн сделал еще один глоток из чашки чая, оглядел своих слушателей и продолжил:

— Не так давно, я посещал один театр в Лебенбурге…

Фрагеманна тут же перебил Саинт:

— Не знал, что небесные хранители шляются по театрам. Вам что делать нечего, пьесы смотреть? — с непристойным к моменту юмором перебил Тюйер, немного усмехнувшись.

— Знаете, на самом деле — да. Порой скука настигает. А вас это так удивляет? Или вы небось думали, что мы работаем по сменам с девяти до шести? — ухмыльнувшись остроумно ответил Фрагеманн.

Саинт не ожидал такого ответа, потому ему оставалось лишь ухмыльнуться в ответ и кивать головой. К слову, на лице Айнзидлера в этот момент также проскочила небольшая улыбка.

— Продолжу. И в этом театре, я стал свидетелем смерти одного из артистов. Не поверите, прямо на сцене! Вот он играл-играл, сказал ключевую реплику со всей душой, что еще была в его теле в те последние мгновенья и… упал замертво. И вот, мой разум окутывали вопросы, один за другим: знал ли он, что это его последнее выступление? А если бы и знал, то стал бы выступать? Если бы он знал, кто его публика, он бы был готов подарить последние минуты своей жизни им? Он жил театром, по его глазам это было видно.

Фрагеманн встал из-за стола и принялся не торопясь ходить вокруг своих гостей, попутно продолжая свой рассказ:

— Я был свидетелем многих смертей. И знаете, что я вам могу сказать, все люди умирают так одинаково, но одновременно так по-разному. Разве это не искусство? Искусство смерти! Искусство, перед которым все равны. Искусство, с которым предстоит столкнуться каждому. И порой, в смерти человека смысла гораздо больше, чем во всей его жизни. Потому что именно смерть — главный инициатор действия. По сути, у человека есть лишь два двигателя его развития — неизбежная скоротечность времени и осознание смерти. Скажи вам, что вы будете жить вечно, вы бы особо не торопились, а быть может, и вовсе не действовали.

— И это ставит под вопрос существование Бога. — влез в монолог Фрагеманна Доктор Айнзидлер.

Фрагеманн с трепетом подошел к Айнзидлеру, взглянул ему в глаза таким взглядом, будто бы тот сделал небывалое открытие и ответил: «Именно!». Роберт Айнзидлер принялся пояснять свою мысль:

— Стал бы Бог так обременяться вечной жизнью? Потому что, очевидно, что вечная жизнь — это больше проклятие, чем дарование. С таким успехом, можно сказать, что Бог либо давно умер, либо… его и вовсе никогда не было. Это получается, что мы натыкаемся на новую теорию: мир — это театр без постановщика, а люди — вольные актеры? — логически строя свою мысль с особым интересом, изложил и задался вопросом Айнзидлер.

Фрагеманн улыбнувшись взглянул на свою чашку, а потом на Роберта и выдал:

— Каждый человек — центр своей реальности. Человек задает смысл своей жизни, чтобы та впоследствии дала смысл его смерти. Стало быть, люди живут, дабы умереть.

Фрагеманн сел обратно на свой стул и после непродолжительной паузы сказал:

— Теперь, говоря о вас, мои достопочтенные гости. Что отличает вас от того умершего в театре артиста? — задал вопрос организатор сея «торжества».

Все сидящие за столом задумались. Беллеза будто озаренная предположила:

— Он умер за свой смысл жизни, тем самым дал смысл своей смерти. Он жил театром и умер в театре. А мы… Мы даже не знаем, за что мы мертвы.

Фрагеманн оценил мысль девушки, показав это своим многозначительным взглядом. Тюйер поделился своей идеей:

— Может разница заключается в том, что он просто умер, а мы сейчас сидим на каком-то философском кружке? — раздраженно спросил Тюйер.

Фрагеманн будто бы не ожидая от него ничего иного, принял его мысль и тут же перевел глаза на Бориса Пустова и спросил, что он думает.

— Я не знаю… Правда, не знаю. — промолвил Пустов. Он не мог вытянуть из себя что-то еще. Он просто устал.

Фрагеманн не стал дальше что-то спрашивать у бедолаги. Ему было поистине жалко Бориса. Ему оставалось только кивнуть ему в качестве ответа. Выдержав определённую паузу, Фрагеманн снова принялся излагать свою очередную мысль:

— Вам всем я задал один и тот же вопрос — «Вы знали, что вы мертвы?». А знаете почему? Различие между вами и тем артистом в театре заключается в том, что он умер внезапно. Он явно не рассчитывал на свою смерть в тот самый момент… Будем честны, среди вас нет таких людей, которые умерли где-то в небольшом домике в Швейцарии, окруженные детьми, внуками и любимой собакой. Вы все начали умирать намного раньше, чем вы думаете. Вы начали умирать еще при жизни. Ваша же физическая смерть стала лишь кульминационной точкой. Вы будто бы всю жизнь целенаправленно шли к смерти и все глубже умирали с каждым прожитым днем. Признаюсь, это довольно редкий случай. Обычно люди стараются оттянуть смерть от себя, когда понимают, что она близко. Но не вы. Вы же наоборот, притягивали смерть еще сильнее, когда чувствовали ее дыхание. Эдакий отряд самоубийц. Вы будто бы олицетворение саморазрушения. Кстати говоря, поэтому вы здесь. Это основная причина, почему я выбрал именно вас. А вы вдобавок, знакомы оказались. Это ли не чудная случайность? — после такого глубокого объяснения, на лице Фрагеманна натянулась безумная улыбка, а гости начали переглядываться между собой. Пустов с нарастающим страхом поинтересовался у Фрагеманна:

— Я конечно очень тронут такими жуткими и тяжелыми словами, но вы то сам кто такой? — дрожа от страха спросил Борис.

Фрагеманн взглянул сначала на Бориса и потом на других гостей. В их глазах читалось сильнейшее любопытство. Фрагеманн улыбнулся, будто бы ожидал такого вопроса и наконец представился:

— Я тот, кто не жив, но и не и не мертв; тот, кто существует по ту сторону; тот, кто не ангел, и не демон, и даже не Бог.

Каждый в зале в этот момент испытал крайнюю степень удивления. В каждом кипело столько вопросов, но при этом для всех все было предельно ясно. В воздухе повисла гробовая тишина. Фрагеманн собравшись с мыслями вновь оглядел всех за столом, выпил последний глоток чая из своей чашки и выдохнув, словно выполнил важную миссию сказал:

— Что ж, мои дорогие гости. Мне было поистине интересно и приятно увидеть вас всех и поговорить вновь. Я надеюсь, что в нашем разговоре не осталось никакой недосказанности. Но я не могу отпустить вас просто так. И поэтому в качестве благодарности, вы можете попросить меня, о чем угодно напоследок.

Это был самый эмоциональный момент во всем их разговоре. Пустов и Беллеза не смогли сдержать слез; на лице Тюйера были разочарование в себе, умиротворение и радость от того, что это все наконец подходит к своему концу. А Доктор Айнзидлер был как всегда задумчив.

— Прошу вас, не стесняйтесь. Нет ничего такого в том, чтобы попросить о чем-то перед смертью. — добавил Фрагеманн.

Тюйер встал со своего места и глядя на Фрагеманна отчаянным взглядом сказал:

— Я был слишком грешен… И мне очень жаль, что я говорю это только сейчас, когда возле меня сидит моя умершая дочь, жизнь которой была разбита по большей части по моей вине, и когда смерть вот-вот настигнет и меня. И поэтому, я хочу просто помолиться в последний раз. За всех чьи жизни я загубил и за свою грешную душу. Я прекрасно понимаю, что за все мои грехи, расплаты в виде одной молитвы никак не хватит, но я хочу помолиться в знак истинного раскаяния. — говоря свою последнюю просьбу Тюйер застыл на месте и опустил голову вниз и казалось, что он еле сдерживает горькие слезы.

Фрагеманн с полным пониманием утвердительно кивнул и взял со стола внезапно появившиеся свечу и Библию, после чего протянул их Тюйеру. Тюйер кивнув в ответ взял эти вещи и принялся читать молитву. Все в зале застыли. Грешник захлебываясь в своих слезах читал священные писания, и каждая новая строка давалась ему все труднее. Впервые всем свидетелям во время этого процесса стало искренне жаль Саинта. Кто знал, что молитва грешника может звучать так искренне?

Когда Тюйер закончил читать молитву, он трясясь медленно положил свечу с Библией на стол, шепотом поблагодарив Фрагеманна. Он вновь виноватыми глазами взглянул на каждого в зале и промолвил: «Простите меня». После этого он оглянулся на Фрагеманна. Тот в свою очередь многозначительно кивнул, а Тюйеру оставалось лишь кивнуть в ответ. Фрагеманн проводил Тюйера до двери, из которой он ранее вышел и отворил ее пред ним. Саинт Тюйер ушел в небытие. Беллеза вся залилась слезами. Это был последний миг, когда она видела своего отца. Ее ненависть к нему сменилась прощением и принятием, но было уже совсем поздно.

Далее со своего стула поднялась Беллеза. Она вытерла свои слезы и подошла к Фрагеманну. Встав перед ним она дрожащим голосом попросила:

— Мой отец был прав. Я слишком избалованна. Меня всегда окружали богатство и роскошь. Но какой в них смысл, если прямо сейчас я умираю? В мире полно людей, которым эти деньги сейчас намного нужнее. И здесь я смогла это понять. Все познается в сравнении. Кто-то смог бы реализовать эти средства намного лучше меня. А я… Я лишь профессиональная гедонистка. Поэтому я хочу, чтобы все мои деньги и сбережения в итоге достались тем, кто действительно достоин их. — излагая эту просьбу, Луссо испытывала радость, печаль и главное свободу.

Фрагеманн взглянул на нее с уважением и проводил ее до двери. Беллеза Луссо в последний раз увидела любовь всей ее жизни — Роберта. Напоследок она лишь добро улыбнулась ему и ушла в небытие. Роберт испытывал больше радости, потому что понимал, что теперь она счастлива и свободна от всех обид и несчастий.

Роберт поднялся со стула и попросил Фрагеманна о своей просьбе:

— Знаете Фрагеманн, я всю свою жизнь хотел много знать. Знать с каждым днем все больше и больше. Но за всю свою жизнь, я понял, что у знаний есть одно очень важное свойство. Ими нужно делиться, иначе в них нет никакого смысла. А я сделал все наоборот. Ушел от людского мира, чтобы черпать знания и сытиться ими в гордом одиночестве. И я не хочу, чтобы мои знания пропадали понапрасну. Прошу вас, Фрагеманн, отправьте все мои знания в массы. Я думаю, я действительно много узнал. В моих познаниях, в конце концов, должен быть какой-то смысл. — улыбнувшись просил Доктор Айнзидлер.

Фрагеманн положил руку на плечо Роберта, взглянул ему в душу и искренне ответил: «Конечно». Фрагеманн также, как и остальных проводил Роберта до двери и отправил его в небытие.

А между тем в зале остались только Пустов и Фрагеманн. Пустов выглядел крайне измученным. До такой степени, что у него не было сил даже просто смотреть на Фрагеманна. Его взгляд был направлен куда-то вдаль. Фрагеманн подошел к Борису и с жалостью спросил: