Искусство смерти

— Борис, а чего же хотели бы вы наконец?

Пустов медленно повернулся лицом к Фрагеманну и промолвил, не сдерживая слез:

— Я просто хочу, чтобы это все закончилось. Я очень устал.

Фрагеманн помог Борису встать со стула, и глядя ему в глаза успокоил его:

— Борис, все уже позади. Вам осталось просто пройти в свой последний путь. — сказал Фрагеманн, указывая на дверь.

Борис обратил свой взор на дверь и потащился к ней, даже не оглядываясь. Он судорожно отворил, стоящую перед ним дверь и не долго думая, вошел в нее, после чего исчез в небытии.

Фрагеманну оставалось лишь наблюдать как последний гость покидает его. Провожая Бориса взглядом, он подумал про себя: «Бедолага, даже не попрощался».

Когда Фрагеманн остался в зале в гордом одиночестве, он задвинул стулья за своими гостями и задул каждую свечу на столе. Зал погрузился во мрак. В темноте, Фрагеманн подошел к рельефным настенным часам и остановил их, после чего исчез, будто бы в зале никого и не было.

Глава VIII

Последний путь

Часть I

Беллеза Луссо

Зайдя в дверь, Беллеза Луссо попала в коридор, вдоль которого было полно журналистов, камер, папарацци. Свет вспышек камер буквально ослеплял девушку, но она продолжала двигаться дальше по коридору. За всю свою звездную жизнь, Беллеза уже привыкла к такому вниманию публики, но она и представить не могла, что они будут преследовать ее даже на последнем пути. Вдруг, Луссо услышала знакомый голос в толпе. Этот голос был настолько родным, теплым, но таким редким для нее, что Беллеза почувствовала, как по ее коже пробежали мурашки. Этот голос звал ее как-то по-особенному. Она пыталась найти откуда идет это мелодичное звучание и вдали увидела свою покойную мать. Она мигом бросилась к ней и спустя такое долгое расставание, которое казалось бы будет вечным, смогла ее обнять. Хоть раньше отношения Луссо с матерью были не самыми лучшими, но в этот момент, она была так счастлива видеть ее, пусть и на том свете. Мать и дочь не смогли сдержать слез, увидев друг друга.

— Беллеза, доченька моя! Прошу, прости меня за все! Я не уделяла тебе должного внимания. И я только теперь понимаю, почему ты меня ненавидела. Но в любом случае, я должна тебе сказать о том, что я очень горжусь тобой! Жаль, что уже слишком поздно. Но лучше поздно, чем никогда. — с трепетом высказалась мать Беллезы своей дочери.

— Не расстраивайся мама, я не держу на тебя обиды. Как я могу тебя ненавидеть?

— Я горжусь, что воспитала такую достойную дочь, как ты, Беллеза!

— Я видела отца. Я раньше его ненавидела, ты сама знаешь, но теперь, я поняла, что должна принять его таким, какой он есть. Ты же сама мне всегда твердила, что не бывает идеальных людей. У каждого есть свои пороки, но также есть и свой свет внутри.

— Я так рада, что все заканчивается именно так. Я хочу, чтобы ты знала, что я всегда любила и буду любить, чтобы не случилось! — обнимая еще крепче, сказала мать Беллезы.

— Я тоже, мама. Но все же, если очень любишь иногда нужно просто отпустить. И я отпускаю тебя и хочу, чтобы ты отпустила меня. Ради нашей семейной любви…

Беллеза Луссо взглянула на свою мать в последний раз, крепко обняла ее, и провожая взглядом ушла на свет который светил в конце коридора.

Беллеза оказалась в райском саду, в котором души не знают горечи и печали, а лишь предаются вечным удовольствиям и усладам, которые простым смертным даже и не снились.

Часть II

Саинт Тюйер

Войдя в дверь, Саинт Тюйер увидел коридор из всех тех людей, чьи жизни были загублены по его вине. В коридоре были и те, кто был убит его собственными руками. Вся эта толпа трупов плакала и орала от боли. Это были душераздирающие крики, от которых Тюйер, казалось, вот-вот потеряет рассудок. Он шел по коридору, окруженный всеми этими изуродованными полутрупами, и просто старался не смотреть на них. Его мучала совесть как никогда, но он понимал, что за все свои деяния, он заслуживает этого. Проходя далее по коридору, он увидел свет и ринулся к нему навстречу, дабы избежать всего этого кошмара, но как только он принялся бежать, все эти ходячие мертвецы схватили его, не оставив ему и шанса и утащили в бездну преисподней. Не смотря на всю его грешность и безбожность, вера еще осталась в глубине его души. Когда Тюйер был схвачен десятками окровавленных рук, он вспомнил описание ада, о котором ему каждый день рассказывал его «святой» отец и по совместительству раб божий. Саинт Тюйер знал, что его ожидают вечные мучения…

Часть III

Доктор Роберт Айнзидлер

Войдя в дверь, Доктор Айнзидлер увидел коридор, вдоль которого расположились бесконечные книжные полки. Он шел вдоль них и видел среди книг множество тех, с которыми он уже был знаком. Смыслом его жизни всегда были знания. Знания, которые тесно переплетались с вечным одиночеством. Быть может, поэтому Роберт проходя свой последний путь не встретил на нем никого. Он остался один на один со всеми знаниями человечества. Но какой уже был в этом смысл? Роберт Айнзидлер принялся бежать вдоль коридора и начал видеть свет в конце, и когда он совершенно приблизился к нему, он переродился статным орлом, пролетающим над земным шаром. Он пролетал над лесами и пустынями, морями и озерами, горами и равнинами. Пролетая один из островов, он нашел в нем что-то до жути знакомое. Подлетев поближе к острову, он заметил небольшую деревянную хижину. Это был его остров, на котором он проживал последние года своей одинокой жизни. Роберт будучи уже орлом, а не человеком приземлился на камень, на котором он обычно встречал рассветы. Возле камня лежал записной блокнот с его прошлыми заметками. Все на его острове было как обычно, но абсолютно пусто. Почему же Айнзидлер переродился именно в орла? Потому что это олицетворение его души. Одинокая свободная птица высокого полета. В этом весь Роберт Айнзидлер.

Часть IV

Борис Пустов

Войдя в дверь, Борис Пустов увидел длинный коридор, возведенный в стиле советской депрессии. Наполовину белые, наполовину голубые стены, покрытые слоями грязи и ржавчины, тусклые лампы и обтесанный пол. Пустов обессиленный ковылял вдоль коридора и вдали увидел силуэты людей. Подойдя ближе, он узнал в них свою семью. Жена — Надежда, и две маленькие дочери — Любовь и Вера. Они стояли перед Борисом ровно также, как и стояли в тот день, когда он их видел в последний раз. На их лицах была радость от того, что они наконец встретились и вновь воссоединились. Надежда окликнула Бориса, но тот лишь взглянул на них и продолжил идти дальше. У Бориса впредь была лишь одна цель — дойти до конца, чтобы все это наконец закончилось. Пройдя мимо них он не сказал им ни слова. Лицо Надежды резко сменилось грустью и непониманием. Она продолжала звать Бориса, но все было тщетно.

— Борис, ты сам хоть понимаешь, чего ты хочешь? — спрашивала Надежда.

— Папа, ты ведь абсолютно пуст. Совсем Пустой! — кричала вдогонку его дочь Любовь.

— Папа, постой! Неужели, ты не знаешь, что там дальше ничего нет… — вдогонку крикнула дочь Вера.

Пустов продолжал идти без оглядки, надеясь увидеть долгожданный свет в конце коридора, но света там уже не было. Борису Пустову оставалось лишь бесцельно идти по бесконечному коридору. Его жизнь была абсолютно пуста и не имела особого смысла, потому и смерть была все также бесцельна…

Глава IX

Не на все вопросы есть ответы

Это был очередной пасмурный день в Лебенбурге. На местном кладбище собрались люди, чтобы проводить в последний путь одного из артистов городского театра, который умер от сердечного приступа прямо на сцене во время исполнения роли Фауста в одноименном произведении немецкого классика Гете.

Всё мероприятие проходило по традициям. Был вынесен гроб с хладным трупом артиста. Гости простились с усопшим, после чего гроб погрузили в яму. Отыграл похоронный марш Шопена, панегирик толкнул свою речь, была выдержана минута молчания. Гости плакали и возлагали цветы на гроб.

И Вы, мой дорогой читатель, тоже были там. Пока вы наблюдали все это мероприятие, один мужчина в строгом классическом костюме, рассказал вам эту историю про людей, которые жили, чтобы умереть. Вы не знали этого человека раньше. Этот тот род людей, с которыми вы можете поговорить по душам и больше никогда не встретиться. И вот, Вы решаете узнать, кто он такой. Вы повернулись к нему, но он исчез, как будто бы его там и не было вовсе.